Нет, Жорж решительно ни в чем не походил на других мужчин.
Он лег рядом с Ликой на кушетку, прижался к ней, и она услышала, как он тихо засмеялся.
— Подумать только, архиепископ сейчас смотрит со своей башни на Отель Веселой Науки и проклинает мое распутство! О, если бы он знал, что я в это время вкушаю «плоды преступной страсти» со своей собственной женой, союз с которой он сам благословил!
— Вы неисправимы. Он не зря относится к вам с подозрением. Ведь верно, если существует два способа делать что-то, вы обязательно изыскиваете третий. Вы могли, к примеру, или найти себе любовницу, или честно выполнять свой супружеский долг. Но вам нужно было так обставить нашу брачную ночь, чтобы я в ваших объятиях чувствовала себя грешницей.
— Приятнейшее чувство, не правда ли?
— Замолчите, Жорж! Вы просто дьявол! Признайтесь, что сами вы ловко увернулись от греха после своей проповеди, а гостям это вряд ли удалось. До чего же искусно вы вовлекли их в то, что его преосвященство называет «развратом»… И я совсем не убеждена, что вы человек… безопасный!..
— Ах, Лика! Не сомневаюсь, что благодаря вам моя душа получит отпущение грехов. Но не будем лишать себя прелестей жизни. У многих народов представления о нравственности совсем иные, чем у нас, но это не мешает им быть благородными и счастливыми. Под своими великолепными одеждами мы скрываем неотесанность души и грубость чувств, и я мечтаю увидеть на радость себе, как женщины и мужчины станут более утонченными. Меня все это радует, ибо я люблю женщин, как и все прекрасное. Нет, Лика, мой ангел, меня не гложет совесть, и я не собираюсь каяться в грехах…
Только став женщиной, Анжелика по-настоящему расцвела. Раньше она была как бутон розы, которому тесно в его оболочке. Горячая кровь ее предков дала себя знать.
Все последующие дни, все то время, пока длились празднества в Отеле Веселой Науки, Анжелику не покидало ощущение, что она перенеслась в другой мир, мир полноты чувств и волшебных открытий. И ей казалось, что за его пределами не существует ничего, что вся жизнь замерла.
Любовь разгоралась в ней все сильнее. У нее порозовели щеки, и даже в смехе ее появилось что-то новое, дерзкое. Каждую ночь Жорж находил ее все более жадной до ласк, все более требовательной, и просыпавшаяся иногда в ней целомудренная Диана, отказывавшаяся подчиниться какой-нибудь новой фантазии мужа, очень скоро уступала, и Лика полностью отдавалась в его власть.
Гости тоже, казалось, жили в той же атмосфере полной непринужденности и легкости, царившей в замке.
Этим они были обязаны удивительной способности графа Стима позаботиться о всех удобствах для своих гостей, предусмотреть все до мельчайших деталей.
Внешне беспечный, он все время мелькал среди гостей, но Анжелика чувствовала, что он думает только о ней, поет только для нее. Правда, иногда она видела, как взгляд его темных глаз встречается с дерзким взглядом какой-нибудь кокетки, расспрашивавшей его о карте Страны нежности, и ее обуревала ревность. Она прислушивалась к разговору, но всегда вынуждена была признать, что Жорж с честью выходил из положения и отделывался шутками, искусно, как умел он один, замаскировав их комплиментами.
Прошла неделя, и Анжелика со смешанным чувством облегчения и грусти провожала тяжелые, украшенные гербами дизельные мобили, которые подкатывали к подъезду дворца, чтобы увезти своих хозяев в далекие имения. Отъезжающие, высунув изящные руки в кружевных манжетах, посылали последний привет остающимся.
Анжелика с балкона игриво одаривала их воздушными поцелуями.
Она была рада, что наконец побудет немного в тишине, что теперь муж будет принадлежать ей одной. И в то же время в глубине души она грустила, что кончились эти восхитительные дни. Такие счастливые мгновения бывают только раз в жизни. Никогда — Лику вдруг охватило мрачное предчувствие, — никогда больше не повторится эта ослепительно счастливая неделя.
После отъезда гостей Жорж заперся в своей лаборатории, где он не был все то время, пока во дворце длился Праздник любви.
Это торопливое бегство привело Лику в бешенство, и, тщетно ожидая его, она в ярости металась на своей широкой кровати.
«Вот каковы мужчины! — с горечью думала она. — Они снисходят до того, чтобы мимоходом уделить нам немного времени, но, как только дело коснется их личных увлечений, их уже ничем не удержишь. У одних это дуэли, у других — война. А у Жоржа — его реторты. Раньше я любила, когда он рассказывал мне о своей работе, мне казалось, что он питает ко мне дружеские чувства, но теперь я ненавижу его лабораторию!»
Так, негодуя на мужа, она в конце концов и уснула.
Проснулась она отсвета ночника и увидела у своего изголовья Жоржа. Он уже почти разделся. Резким движением она поднялась и села в постели, обхватив колени руками.
— Разве была такая уж необходимость вам приходить сюда? — спросила она. — Я слышу, в саду уже просыпаются птицы. По-моему, вам лучше закончить так прелестно начатую ночь в вашей лаборатории, прижав к сердцу пузатую стеклянную реторту.
Не выразив ни малейшего раскаяния, граф рассмеялся.
— Я в отчаянии, дорогая, но я никак не мог оставить начатый опыт. А знаете, в этом немного виноват и наш ужасный архиепископ. Весть о смерти племянника он принял, как подобает дворянину. Но — будем осторожны — дуэли запрещены. Это для него лишний козырь в игре. Я получил ультиматум: раскрыть этому невежде, монаху Беше, секрет производства золота. Ну а так как о золоте с проклятого материка я рассказать не могу, то придется повезти его на рудник, чтобы он увидел, как происходит добыча золотоносной руды и как из нее получают золото.
— Все это меня совершенно не интересует, — сердито прервала его Лика.
— Я хочу спать.
Но она великолепно сознавала, что спадающие на лицо распущенные волосы и кружевная оборка ее ночной кофты, соскользнувшая с обнаженного плеча, производят на него гораздо большее впечатление, чем ее слова.
Жорж погладил нежное смуглое плечо Лики, а она молниеносно вонзила ему в руку свои острые зубки. Он шлепнул ее и, с наигранным гневом толкнув, опрокинул на постель. Началась борьба. И очень скоро Лика оказалась побежденной, чему она каждый раз удивлялась.
Глава 23
Кортеж во главе с Графом подъезжал к руднику.
— Уж не изобрел ли наш граф вечный двигатель? — один из друзей Жоржа, учёный Берналли не мог скрыть восхищения.
— Не обольщайтесь, дорогой друг, — раздался сзади голос графа, — это всего-навсего гидравлическая машина, я перелопатил тонну бесполезного мусора в инфосети, пока нашёл настоящие чертежи среди фейков. Она могут поднимать воду на двадцать метров и даже выше. Вон она, эта машина. Мы уже почти приехали.
Вскоре они очутились на берегу небольшого стремительного горного потока и увидели нечто вроде черпака с опрокидывающим устройством, который вращался на оси и через определенные промежутки времени выбрасывал высоко вверх мощную параболическую струю воды.
Вода падала в водоем, находившийся на возвышенности, а оттуда медленно растекалась по деревянным каналам.
Брызги, искрясь и переливаясь на солнце, создавали вокруг этой установки искусственную радугу, и Лика нашла гидравлическую машину очень красивой, но Берналли казался разочарованным, — При вашей системе девятнадцать двадцатых воды пропадает, — сердито сказал он. — И в этом устройстве нет ничего напоминающего вечный двигатель.
— Меня совершенно не волнует, сколько воды и силы я теряю, — заметил граф. — Мне важно, что машина подает воду наверх, и этой одной двадцатой хватает для обогащения размельченной золотоносной руды.
Осмотр самого рудника решили отложить на завтра. Управляющий заранее подготовил для них скромное, но просторное жилье.
Сам граф предпочел палатку с двойной крышей, чертежи которой, вероятно, так же нашёл в инфосети.
— Не нравится мне этот Беше! — неожиданно воскликнул он. — Он не только, ничего не поймет, но еще все истолкует по-своему, ведь у него в голове такая путаница. Я уж предпочел бы объяснить все самому архиепископу, однако ему нужен «ученый свидетель». Но это просто смешно. Им может быть кто угодно, только не этот святоша!
