— Я призвал вашу охрану! Наша слишком предана командующему! Они охраняют покои, где мы заперли изменников. Идемте! Идемте со мной!
— Охрану…
Тойво пытается набрать в легкие воздух.
Зажмуривает глаза так, что становится больно векам.
А потом резко открывает их и уже спокойным голосом велит:
— Веди.
Глава 40
Непроходящий кошмар.
Уничтожающий стыд.
Пылающая вина.
Чернота, что накатывает со всех сторон.
Кто-то поднимает плащ и накидывает Тимире на плечи.
Иржи не позволяют даже этого.
Он стоит у окна и тяжело дышит, с ненавистью глядя на охранников.
Тимира знает их всех по именам — они полгода путешествовали вместе.
Но они даже не смотрят на нее, стоят спиной, заперев ее в углу, отрезав от него.
Для Иржи тут нет ни одного знакомого лица. Все чужие. Все враги.
И они смотрят на него в ответ с презрением и такой же ненавистью.
Командующий крепостью, совершивший сразу несколько предательств — брата, империи, человеческой веры.
Командующий крепостью, которого поймали на горячем.
Нет ненависти большей, чем от тех, кто когда-то восхищался тобой.
Дерзкий и смелый защитник южных рубежей, знаменитый ловелас и боец оказался — подлецом.
Тимире так больно, что кажется — она сейчас умрет.
Человеческое тело не может долго терпеть такую сильную боль.
Только боль в душе, и на избавление рассчитывать преждевременно.
Когда эта комната была полна их любовью, вздохами и стонами, рассвет приходил так быстро — не успеешь моргнуть, а уже утро и надо расставаться.
Сейчас время тянется бесконечно.
Ей кажется, что проходит много часов, а за окном все еще непроглядная тьма.
— Государственная измена. Вот что это, — говорит Тойво, входя в спальню.
Мир словно отмирает — раскалывается янтарь, держащий их всех в этой душной тьме и ужасе. Тимира ловит быстрый взгляд мужа в свою сторону, и ей хочется укрыться плащом, съежиться, стать незаметной.
Но он больше не смотрит на нее.
Он делает шаг к Иржи, и глаза того вспыхивают огнем, а руки сжимаются в кулаки.
Неужели ему есть, что возразить?
Есть.
— Не думаю, брат. К государству это не имеет отношения. Наши семейные разборки. Отпусти своих псов и поговорим по-семейному.
В надтреснутом голосе Иржи свистит ветер ненависти.
Но Тимира впитывает его звук, как земля пустыни — редкий дождь.
Ей страшно больше никогда его не услышать.
— Были бы ваши, — вмешивается Грег, нарушая всякую субординацию. — Если бы вы не были ближним кругом императора, а господин Тойво не был советником. А госпожа Тимира…
Его губы выговаривают ее имя очень тщательно, но выплевывают, будто он попробовал горькую ягоду. Жгучий стыд от воспоминания, как он увидел ее почти обнаженной, в самый разгар страсти, охватывает Тимиру, мешая связно думать.
— Ты знал! Ты шел сюда, оставив охрану у дверей! — Иржи разворачивается к нему всем телом, и Грега относит на добрый метр назад, настолько яростно хлещет из его командира чистейшая, неразбавленная ненависть к бывшему подчиненному и другу.
— Подозревал! — отвечает он, вздернув подбородок и возвращаясь назад. — Но не мог поверить, что мой учитель, человек, которого я безмерно уважал, мог поступить так! Господин Тойво, вы не можете это так оставить! Наказание за измену государству — смерть! Вы должны…
Один короткий жест Тойво заставляет его умолкнуть.
Умолкнуть, но не перестать кипеть внутри — и это ошибка первого советника.
— Иржи… — начинает Тойво, приближаясь к брату, и тот разводит руки в стороны.
Тимира ахает — и одновременно с этим Тойво быстро рисует в воздухе защитный знак.
Иржи лишь усмехается — огненные клинки, засиявшие в его руках, очерчивают пылающие круги, его тело принимает боевую стойку — но и только. Он не собирается нападать на брата.
Пока.
В спальне становится жарко. Тяжелый запах огня наполняет ее — гнетущий, страшный, словно стихия готова вырваться и уничтожить всех без разбору.
— Хочешь меня наказать за измену? Вперед! Придется, правда, сначала потерять столько же крови, сколько я пролил за империю! — щерится Иржи.
— Нет. Это чушь! — говорит Тойво. — Но я должен…
— Что происходит! Почему вы медлите! Вы не понимаете?! — взрывается Грег, и уже ничто не может заставить его замолчать. — Он предал вас! И теперь насмехается и над вами, и над императором!
Охрана не успевает ничего сделать. Они и так стоят в стороне, оставляя Тойво право разобраться с братом. Никому не хочется попасть под огненный клинок, и еще меньше хочется встать на пути у первого советника. Он умный, он пусть и разбирается.
Зато Грег бросается вперед, оставляя за спиной Тойво, и из его вытянутых вперед ладоней один за другим вылетают огненные шары. Корявые и шипящие, плюющиеся во все стороны искрами — Иржи ничего не стоит отмахнуться от них одним из мечей.
Он ухмыляется:
— Ну ты-то куда, малыш? Ты же знаешь только то, чему я тебя научил.
Если его цель — рассердить Грега до белых глаз, то ему это удается на тысячу процентов. Бывший верный пес, обожествлявший своего командира, он бросается на него вчетверо яростнее, рыча и разбрызгивая искры от неумелых попыток создать цепочку взрывных огненных шаров. Охрана отшатывается, Иржи с наглой ухмылкой отбивает шары один за другим, не трогаясь с места, а Тойво не успевает сообразить в боевой обстановке, что можно предпринять.
Он привык полагаться на разум, а не на инстинкты, но разуму нужно время, чтобы выстроить стратегию. Грегу время не нужно. Он разводит ладони в стороны, создавая из своей ярости и обиды ярко вспыхнувшее огненное полотнище и шагает вперед, набрасывая его на Иржи. Тому приходится все же сдвинуться с места, чтобы увернуться, обойти Грега по кругу, стараясь не поворачиваться спиной к охранникам — и…
В тот момент, когда он рвет обоими клинками ревущее пламя и пригибается, чтобы оно не залело его, готовясь сбить бывшего друга с ног, в распахнутую дверь спальни врывается генерал Тотх.
Он видит, что Иржи слишком близко к Тойво, который все еще сплетает свои щиты, он видит рваные ошметки пламени, разлетающиеся во все стороны, он видит стремительные просверки клинков — и в этот момент из усталого больного старика превращается в того самого героя войны, о котором до сих пор с ужасом говорят и на северных, и на южных рубежах.
Того, что когда-то узнал в юнце Иржи себя — безбашенного, отчаянного, предпочитающего сначала делать, а потом думать.
Поэтому старый вояка выхватывает старую добрую саблю и бросается в самую гущу сражения. Не разобравшись. Иржи приходится извернуться немыслимым образом, чтобы клинки, завершающие оборот, не отрубили Тотху голову, которую тот подставил так точно, будто стремился к самоубийству. Тойво наконец соображает, что происходит, и кидает свои щиты на генерала. И лишь Грегу все равно — и он пользуется случаем, чтобы достать очередным корявым огненным сгустком своего врага.
Сбивая точно выверенный маневр Иржи — единственный вариант, при котором все остались бы живы. Он уже не может удержать клинки, неумолимо летящие мимо Тотха прямо в грудь Грегу. Он уже не может отразить злое пламя — никудышно закрученное, но напитанное эмоциями так, что в умелых руках могло бы снести Черную крепость с лица земли.
И огненный шар, отправленный обратно привычным жестом, летит прямо в лицо Тойво, а клинки с отвратительным шипением входят в живую плоть, прожигая, пронзая ее насквозь.
Чернота ночи, проливающаяся из окна, вновь схватывает людей внутри спальни в янтарный плен. На мгновение мир замирает, чтобы осознать, что происходит.
И только тогда под высокие своды замка возносится отчаянный крик Тимиры.
Тело Грега тяжело валится на каменный пол, клинки тают прямо в его груди, испаряясь черными струйками дыма.
