но не могу сдержать улыбку на лице.
— Он сказал, что любит тебя, — говорит она певучим голосом, когда я обращаю свое внимание на контейнеры с макаронами. Я начинаю их распаковывать и усмехаюсь.
— Тебе двенадцать лет? — Я поддразниваю, не в силах говорить так грубо, как мне хочется. — Разве тебе не нужно работать?
— Ей почти двадцать, но она ведет себя как двенадцатилетняя, — говорит Люк, направляясь к кассе.
Девин пожимает плечами. — Я ничего не могу поделать с тем, что взволнована тем, что у моей подруги лучшая история любви всех времен, — говорит она. — И я отказываюсь прекращать говорить об этом.
Вместе с Девин мы приводим в порядок кондитерский прилавок, меняя порядок и добавляя новые вкусы, в том числе ее мятно-шоколадные макароны.
Мой день проходит в организации, общении с клиентами и чтении отчетов о продажах.
Я возвращаюсь к работе, как будто и не выходила из кафе. Разница лишь в том, что на этот раз я упоминаю Эйприл при каждом посетителе.
И поскольку ни для кого не секрет, что со мной случилось, они внимательно слушают.
Каждый человек, покупающий кофе или выпечку, точно знает, кто такая Эйприл и как она выглядит. Они также знают, кому позвонить, если им покажется, что они ее видят.
Я не осознаю, что Тэмми здесь до конца моей смены. Я заканчиваю разговор с постоянной посетительницей об Эйприл, оборачиваюсь и вижу, что она стоит в дверях задней комнаты с остекленевшими глазами.
Я заключаю ее в объятия, и она отвечает мне взаимностью. — Как много ты услышала? — Я спрашиваю ее.
Она шмыгает носом. — Все, — говорит она. — Спасибо, что никогда не разочаровывалась в ней.
Я качаю головой. — Я никогда этого не сделаю. Так же, как ты никогда не отказывалась от меня.
Я также не говорю о том, когда я пропала.
Даже в мои худшие времена Тэмми всегда принимала меня как вторую дочь. Она видела меня в самом низу и в моем лучшем проявлении.
И она осталась.
— Пойдем со мной в подсобку, — говорит она. — Я хочу минутку поболтать.
Я напрягаюсь, в моей голове проносится миллион различных сценариев наихудшего развития событий.
— Ничего страшного, милая, — говорит она. — Нам просто нужно найти общий язык.
Я иду за ней на склад, и мы садимся за маленький белый столик.
Я думаю, дело не в Эйприл. Этого не может быть. Они бы мне сказали.
— Итак, — говорит Тэмми, — твоя мама позвонила мне.
Я замираю, пока во мне не закипает знакомый гнев.
— Ах. Как мило с ее стороны, что она увидела меня в новостях, — невозмутимо говорю я.
Тэмми вздыхает, и выражение ее лица смягчается. — Я знаю, — мягко говорит она. — Слишком мало и слишком поздно.
Я пожимаю плечами. — Чего она хотела?
— Она спрашивала о тебе, как у тебя дела.
Я усмехаюсь и ковыряю царапину на столе. — Как, по ее мнению, у меня дела? Почему ее это вдруг стало волновать? — Я огрызаюсь.
Тэмми грустно улыбается мне. — Потому что ты все еще ее ребенок. И я думаю, в глубине души она любит тебя. Мы обсуждали это раньше.
Моя мать ясно дала понять, что я слишком нуждаюсь и что она не может справиться с перепадами моего настроения. Чаще всего после школы я оказывалась в доме Тэмми, а не у себя дома, пока, наконец, просто не начала ночевать там в школьные вечера и возвращаться на выходные к маме.
В то время я думала, что это было потрясающе. Моей маме больше не нужно было беспокоиться обо мне, и у меня всегда был домашний ужин и время с моей лучшей подругой. У них даже была свободная комната, которую они превратили в спальню для меня.
Мне это понравилось. Я скучала по маме, но я сказала себе, что так она могла больше работать и не утруждать себя тем, чтобы забирать меня из школы.
Только позже я узнала, что она иногда заходила и пыталась дать Тэмми денег за заботу обо мне. Она всегда отказывалась.
Мне потребовалось время до совершеннолетия, чтобы осознать, что именно произошло. Моя мать, по сути, передала меня другому человеку, не имея возможности или нежелания самой быть моим родителем.
Она начала забывать о моем дне рождения, как только мне исполнилось пятнадцать.
К шестнадцати годам мне пришлось узнать от Тэмми, что она уехала со своим новым парнем.
И когда она позвонила мне на мой восемнадцатый день рождения, после того как я не видела ее более двух лет, я сказала ей отвалить.
Я не слышала о ней много лет. От осознания того, что она связалась с Тэмми, у меня перехватывает дыхание.
— Это все, чего она хотела? — Наконец спрашиваю я, уставившись на белую поверхность стола. — Просто чтобы убедиться, что со мной все в порядке?
— Она также хотела, чтобы я спросила тебя, не захочешь ли ты поговорить.
И внезапно я начинаю ненавидеть свою мать за то, что она поставила меня в такое положение.
Если я говорю "нет", значит, я плохая. Я ребенок, который отказывается разговаривать со своим родителем.
Это я не хочу работать над налаживанием отношений.
— Это тяжелая ситуация, милая, — говорит Тэмми. — Отношения с родителями всегда сложные.
Не с тобой, я хочу сказать.
Прошло много лет с тех пор, как моя мать удосуживалась связаться со мной. И теперь, когда она чуть не потеряла меня, она хочет поговорить?
Часть меня хочет сказать "да". Та часть, которая все еще цепляется за нить надежды, что однажды мы сможем наладить эти отношения. Что она скажет мне, что сожалеет о том, что когда-то бросила меня, и что она хочет попробовать еще раз.
Эта часть, одинокая, маленькая часть меня, отчаянно хочет сказать "да".
Но теперь есть еще одна часть. Более сильная часть.
Часть меня, которая знает, что у меня есть и что важно. Эйприл и Тэмми — моя семья.
А теперь еще и Ривер, Лэндон и Винсент.
— Не думаю, что смогу, — шепчу я. — Это делает меня ужасной?
Тэмми качает головой. — Конечно, нет. Особенно учитывая все, что происходит. Это открывает дверь к чему-то потенциально опасному.
С подтверждением Тэмми я знаю свой ответ.
— У меня есть своя семья, — тихо говорю я, и она мягко улыбается мне.
— Да, — соглашается она. — Нетрадиционная, но, тем не менее, семья.
— Да, ну, я не кто иной, как нетрадиционный человек, — язвительно замечаю я, и она хихикает.
— И вот почему я люблю тебя, — радостно говорит она, протягивая руку через стол, чтобы взять меня за руку. — Ты в хороших руках, милая. Я горжусь тем, что ты одна из моих девочек.
Меня переполняют эмоции, и слезы наполняют мои глаза, когда я сжимаю ее руку. — Спасибо,
