песни морских сирен — если слушать их слишком долго, то можно позабыть обо всех своих мечтах.
— Ведущие приглашают всех к столу, идемте! — Голос Юхана вклинивается в сознание Рин, затуманенное воздействием Фрои. Она встряхивается, будто очнулась ото сна в неподходящем для этого месте. Не смотреть на Фрою! Не слушать ее! И… нужно срочно придумать, как вытащить Юхана из ее липких сетей.
Царственной поступью Фроя направляется к месту торжества. Юхан идет рядом, точно приклеенный. Рин вздыхает и плетется следом. Она видит, как люди оборачиваются к Фрое, словно чувствуют ее приближение. Их лица расплываются в счастливых улыбках, кто-то тянется, стремясь прикоснуться к ней, кто-то спешит поприветствовать, чтобы перехватить ее внимание, а кто-то смотрит с немым обожанием. Смолкают разговоры. Сидящие за столом встают со скамеек. Хенрик и Анна освобождают места во главе стола, где только что сидели, и наперебой предлагают Фрое занять их. Она с благосклонной улыбкой усаживается там вместе с Юханом, и торжество начинается.
Рин теряется от разнообразия еды, не зная, с чего начать, и вспоминает, что снова не завтракала. Глаза так и разбегаются: от блюд с фрикадельками и картофелем поднимается пар, на ломтиках сельди и семги сверкают капельки жира, от прозрачных мисок с овощным салатом исходит дразнящий огуречный запах, а тарталетки с клубникой и взбитыми сливками настырно провоцируют нарушить традицию поедания десерта в конце трапезы и начать именно с них. Еще и шампанское задорно пузырится в высоких бокалах, и Рин понимает, что вряд ли удержится от игристого напитка, хотя и решила сегодня не пить спиртное, чтобы не утратить бдительность. Нельзя забывать о том, что на Тролльхоле творится какая-то чертовщина, и если расслабиться, то можно поплатиться жизнью. Но так не хочется думать об опасности, когда вокруг веселятся люди, столы ломятся от аппетитной еды, да и клубника вместе с шампанским наверняка будет еще вкуснее. Рин смиренно вздыхает, признавая победу клубники над благоразумием, кладет на свою тарелку тарталетку, снимает с нее одну ягодку, откусывает и щурится от наслаждения. В выпитом бокале шампанского все ее страхи словно бы растворяются, опасность кажется преувеличенной, а подозрения — надуманными.
Один за другим участники торжества произносят длинные речи, но говорят в основном по-шведски, и Рин ничего не понимает. Глядя в морскую даль (в противоположную от Фрои сторону), она мысленно просит судьбу предоставить ей шанс поговорить с Юханом наедине. Завтра утром она покинет Тролльхол, так и не распутав клубка из загадочных происшествий, сбежит, не прощаясь, но прежде ей хотелось бы рассказать Юхану все, что удалось узнать за время пребывания в его доме: о дневнике Лилли, о ядовитом «эликсире» и о последнем сне, где Фроя обещала расплатиться с богиней красоты душами «павших воинов». Неизвестно, поверит он ей или нет, но это все, что она может для него сделать. Пусть сам решает, распутывать ли ему дальше клубок тайн, тем более что тайны касаются его семьи. Только вот получится ли оторвать Юхана от Фрои хотя бы на полчаса?
Рин не удалось сесть рядом с ним, ее оттеснили в дальний конец бесконечно длинного стола, и теперь остается ждать, когда все наедятся и отправятся водить хоровод вокруг «майского дерева», но и тогда, окруженный толпой, Юхан может оказаться так же недосягаем, как сейчас. В таком случае, придется ждать вечера, но мрачное предчувствие, рассеявшееся было после бокала шампанского, быстро вернулось и подсказывает Рин, что вечером, скорее всего, будет уже поздно. Пытаясь перехватить взгляд Юхана, она наблюдает за ним, стараясь не смотреть на Фрою, но та все равно попадает в поле зрения. Рин видит, как Фроя, пишет что-то на льняной салфетке, вооружившись деревянной зубочисткой вместо карандаша. Чернилами ей служит кетчуп. Заинтригованная, Рин переключает все внимание на действия Фрои, тем более что Юхан увлеченно болтает с сидящим рядом Хенриком и совсем не смотрит в ее сторону. На таком расстоянии нечего и пытаться прочитать написанное на салфетке, к тому же Фроя старательно прикрывает салфетку рукой и время от времени окидывает быстрым вороватым взглядом сидящих поблизости людей, словно замышляет какую-то каверзу и следит, чтобы никто этого не заметил. Зато она совсем не смотрит на Рин и, похоже, напрочь позабыла о ее присутствии на этом празднике. Это и к лучшему, можно спокойно наблюдать за тем, что будет дальше.
Закончив писать, Фроя берет салфетку двумя руками и начинает обмахиваться, будто ей стало жарко, но Рин догадывается, что это нужно для того, чтобы подсушить кетчуп. Затем руки Фрои вместе с салфеткой, сложенной вчетверо, исчезают под столом. Нарочно уронив вилку, Рин ныряет вниз и видит, что на коленях Фрои лежит небольшая дамская сумочка. Судя по всему, салфетка успела перекочевать туда.
Когда Рин выныривает из-под стола, сидящая напротив нее женщина протягивает ей коробку со столовыми приборами, предлагая взять чистую вилку. Благодарно кивая, Рин берет прибор, переводит взгляд на Фрою и вздрагивает, обнаружив, что та пристально смотрит на нее. Подобно угодившей в сироп мухе Рин резко дергается и чувствует, как ее сознание все глубже увязает в гипнотическом плену Фрои. К счастью, Фроя сама отворачивается, одарив Рин милой улыбкой, но подозрительно прищуривается при этом. На ее тарелке лежит чистая салфетка. Она склоняет над ней голову, макает кончик зубочистки в соусницу с кетчупом и выводит на молочно-белом квадратике ткани кривую кроваво-красную линию.
Компания Элиаса, расположившаяся на крошечном необитаемом островке вблизи Тролльхола, внезапно напоминает о себе, громко врубив музыку с раздражающими ударами басов. На этот раз басы грохочут еще мощнее, чем вчера, заглушая голоса собравшихся за столом. Люди хмурятся, начинают недовольно озираться, кто-то неодобрительно качает головой, кто-то бормочет под нос ругательства. Рин чувствует, как воздух вокруг словно тяжелеет от всеобщей нервозности, нарастающей с каждой минутой.
— Эти чужаки совсем обнаглели! — в гомоне, состоящем из шведской речи, неожиданно мелькает фраза, произнесенная по-английски.
— Точно! Так и напрашиваются на приличный пендель! — поддерживают его на том же языке.
— Могли бы хоть в праздник вести себя по-человечески!
— Да нет в них ничего человеческого. Вы их рожи видели?
— Им лишь бы напиться да покривляться.
— И чего их сюда тянет? Будто мест других нет.
— Это все Элиас! Я уже говорил ему, чтобы он не возил к нам своих друзей, но плевать он хотел на наши просьбы.
Рин, наконец, догадывается, почему шведы неожиданно перешли на английский, — скорее всего, из-за Эббы, потому что знали о том, что в таком случае она
