19
Я не чувствовала уже ни ног, ни рук. Неслась на любое колыхание кустов или веток, надеясь за каждыми увидеть медвежонка, но тщетно. Вскоре я заблудилась. Меня трясло так, что даже дышать было сложно, не то что думать. Но я каким-то невероятным усилием заставила себя остановиться, чтобы перестать бездумно метаться в панике. Темнело быстро — скоро я не увижу и земли под ногами. Я кое-как восстановила дыхание и прислушалась.
— Рон! — позвала, но ответом мне был только треск стволов от ветра. — Рон! Малыш, иди ко мне…
Я осторожно направилась вперед, прислушиваясь и осматриваясь. Меня топило в отчаянии, но я не давала себе пасть духом. Рону нужна сильная мама, а не размазня, которая собственной тени боится. Он — мой ребенок! И я не согласна отдать его этому миру полностью!
— Малыш! — голос окреп. — Малыш, погулял и хватит! Пошли домой! Папа расстроится, если не найдет нас дома, когда вернется. Слышишь?
Я бродила по лесу и звала. Ровно, уверенно, будто ребенок потерялся в трех горках на детской площадке, а не в диком лесу. Отчаяться всегда успею. Это последнее, что я сделаю сегодня…
…Не знаю, сколько времени прошло. Стало совсем сумрачно. Но вдруг впереди раздался треск сухих веток и жалобный рев.
— Рон! — дрожащим голосом выдохнула я и присела на корточки, боясь спугнуть.
Медвежонок выкатился из-под поваленного бревна и бросился ко мне. Я схватила его и прижала к себе. Вообще забыла, что он — зверь. Прижимала к себе своего ребенка, а он плакал по-звериному, тыкаясь в шею, и обнимал лапами.
— Ну чего ты сбежал, а? Папа скоро вернется… — старалась не испугать его снова собственным страхом. То, что он меня чувствовал, не вызывало сомнений. Становилось жутко от того, что с таким ребенком нужно себя контролировать как ни с кем другим. Вот как тут справиться одной? — А мы с тобой тут…
А где мы? Рванув в лес, я совсем забыла, как боюсь этот мир. И понятия не имела, как тут ориентироваться, что делать… Не придумав ничего лучше, я уселась на бревно ждать. Смысл куда-то идти, если я все равно не знаю направления?
— Все будет хорошо, — успокаивала ребенка. — Нас найдут, поставят в угол за непослушание… И будем мы с тобой стоять в углу вместе…
Рон протяжно рыкнул… и втянул шерсть, меняясь в моих руках на привычного ребенка.
— Конечно, тебе хорошо, — прижала к груди беглеца, радуясь, что теперь точно смогу его успокоить, и хоть один из нас перестанет дрожать от страха. Рон вскоре уснул, набравшись впечатлений. А в лесу тем временем совсем стемнело. Но глаза привыкли к темноте, и оказалось не так уж и темно. Я сносно различала очертания деревьев, кружево веток на фоне редких просветов неба и продолжала прислушиваться. Хотелось замереть, затаиться, но Эйдан говорил, что в лесу нет других хищников, кроме оборотней.
Если бы ни это знание, я бы умерла от страха, когда поблизости вдруг раздалось грубое утробное рычание и хруст веток. И вскоре на поляну вышел огромный черный медведь.
— Боже… — проскулила я, ежась и пряча Рона.
Только ребенок в руках встрепенулся и рванулся к медведю. Я не выпустила. Но Рон уже без проблем обернулся снова зверьком в моих руках.
Медведь тем временем встал в нескольких шагах, парализуя своим вниманием. Я пыталась унять Рона, поглядывая на исполина, но ребенок был непреклонен.
— Малыш, малыш, — увещевала я, — ну куда ты снова?
А он крутился юлой в руках и, наконец, жалобно заревел, глядя на медведя. И тут меня осенило:
— Эйдан?
Сейчас я хотела видеть его как никогда. Медведь одобрительно фыркнул, а у меня будто позвоночник вынули, и я опустилась на подогнувшихся ногах. Рон с удвоенной силой заперебирал лапами, и я разжала объятья, чувствуя себя выкрученной до основания.
Боже, этот мир меня убьет! Я не могу выносить такие эмоции каждый день…
Медвежонок подбежал к большому медведю, ткнулся мордой в его и принялся заигрывать, падая на спину и перебирая в воздухе лапами. Медведь зарылся мордой между ними, будто ободряя… и взглянул на меня.
— Ненавижу тебя, — сорвалось с дрожащих губ, и я заплакала.
Это все, что я сейчас чувствовала. Идиотские слова, дурацкие эмоции, но с ними было не совладать. Я все еще вжималась в бревно спиной, замирая внутри, когда он приблизился ко мне и заглянул в лицо. Сердце послушно разогналось в груди снова, и я тяжело сглотнула, сжимаясь в комок:
— Пожалуйста… я тебя боюсь… очень…
Медведь замер, глядя на меня сверху. Какой же он большой и страшный… Но он, кажется, услышал — развернулся и направился с поляны прочь. Медвежонок поспешил следом, но постоянно оглядывался назад, посматривая, ползу я или нет. Пришлось найти в себе остаток сил и подняться. Я поплелась за ними через лес, безбожно отставая, заплетаясь в траве ногами и временами падая. Медведь ждал, глядя на меня с укоризной, ну хотя бы не бросал. Мы шли минут сорок, но мне показалось, что полночи. Я уже вообще ничего не видела, продираясь на звук. Когда вдруг ушла не в ту сторону, медведь обозначил себя громким рычанием позади, дождался моего возвращения на маршрут и подставил бок, чтобы держалась. Ну или мне так подумалось, потом что не двинулся, пока я не дала ему понять прикосновением, что я на привязи. Рон все это время терся о мои ноги, но когда попыталась поднять его на руки, снова вывернулся.
Когда впереди показались огни, я готова была снова зарыдать. Где-то за деревьями уже слышались голоса, кто-то даже громко сообщил, что слышит нас, и вскоре мы вышли на небольшой склон, ведущий к дому Эйдана.
— Вон они!
— Ох, боже мой… — А этот Тата. — Нашел! Уилл, он нашел их!
— Ну еще бы не нашел…
У меня уже заплетались ноги, и я готова была рухнуть на колени и сдаться, только этот кошмар и не думал заканчиваться. Медведь вдруг остановился и подозрительно глянул на народ, собравшийся у его дома. До них оставалось всего несколько десятков метров… Но он вдруг низко ворчливо зарычал… и развернулся в сторону леса. Рон прижался к моим ногам, неожиданно не разделяя папиного намерения. А у меня все похолодело внутри.
Эйдан уходил…
Ко мне подбежали Тата с Уиллом, но я уже не думала:
— Возьмите Рона, пожалуйста, — сунула Тате медвежонка и кинулась за медведем. А тот уже вернулся под полог леса, и я даже не видела, куда несусь, когда врезалась в его бок: — Ты куда? — Голос дрожал от слез. — С ума сошел?
Я забыла, как боялась этого зверюгу только недавно. Все, о чем думала — как не дать ему уйти. Эйдан остановился и повернул ко мне голову, а я продралась через кусты и опустилась перед ним на колени:
— Вернись…
Но он сделал шаг в сторону и вознамерился обойти меня, как досадное препятствие. А я, в своих лучших традициях, отключила голову и врубила слабоумную отвагу на полную мощь — схватила медведя за шею. Ох, как он был против! Заревел возмущенно и встал на задние лапы, сгребая меня передними. Я разжала руки и упала на задницу с высоты его роста. Но тут же подскочила на ноги:
— Как я без тебя ребенка буду растить?! Ты с ума сошел?! Он же сбежит за тобой следом через пять минут! — и я, забывшись, ткнула медведя в бок. — Или у тебя там другая самка припасена в чаще?! Сволочь!
Тут он совсем ошалел, как мне показалось, от моего идиотского поведения и снова заревел, только вдруг скрутился головой до самой земли. Рычание перешло в сдавленный вздох, а темный силуэт его тела начал таять и светлеть. Еще минута конвульсий и загнанного дыхания, и Эйдан перевернулся на спину. А у меня уже не было сил встать, и я подползла к нему и нависла сверху:
— Эй…
Его кожа на щеке показалась такой же холодной, как и мои пальцы. Он перевел на меня темный пугающий взгляд, но вдруг тепло усмехнулся:
— Эй? — прохрипел.
— Ненавижу тебя, — всхлипнула я.
— Что ж тогда не отпустила? — вздернул он бровь. Слова все еще давались ему с трудом.
— Откуда ты знаешь? Ты же двух слов тут только что связать не мог…