на миг нельзя будет оставлять одну. Теперь тебе всё время нужно находиться в окружении стаи. И даже так я не поручусь, что он не нападёт на тебя.
Агнешку же больше волновала другая судьба.
— Он сказал, что Василика, моя мать — его женщина. Все эти годы она была там, в его плену. В Бель-Морсоне или одном из его домов.
Покраснев, Агнешка честно рассказала, что вампир надеялся, что Василика родит ему наследников.
— Но у него ничего не получилось с моей матерью, хотя она чистокровная, в отличие от меня. Он сказал, что ждал моего совершеннолетия, чтобы попробовать уже со мной. И все эти годы она находилась там, в его полной власти. Мучилась так, как даже представить невозможно.
Хольгер покачал головой.
— Если ты думаешь, что он держит её возле себя против её воли, то ты и права, и не права. Укус превратил её в его рабыню. Её воля полностью ему подчинена. Она счастлива со своим хозяином, только и мечтает о том, чтобы ему угодить. Забудь её, Агния. Твоя мать умерла в тот день, когда Морсон первый раз её укусил.
— Я бы тоже умерла для тебя, если бы он меня укусил? — сказала Агнешка, зная, что поступает жестоко.
Хольгер подошёл, присел на корточки возле её кресла. Огонь в камине за его спиной превратил серебристые волосы в пламенно-рыжие.
— Я не знаю, что бы делал тогда. Укусил бы тебя, как её. — Хольгер кивнул в сторону Фицы. — А если бы он тебя утащил, пытался бы спасти. Хотя и знаю, что это невозможно. Кровососы так сильны именно тем, что люди, которые попадают к ним, меняются до неузнаваемости. Я не слышал ни об одном человеке, которого смогли бы спасти от власти хозяина.
Агнешка закрыла ладонью лицо.
— В своём сердце я всегда обвиняла её за то, что она забыла меня.
— Она забыла тебя — так и есть, это правда. Той Василики больше нет. Есть её тело, есть отравленная душа, не способная сбросить ярмо власти хозяина, готовая на что угодно, лишь бы заслужить его одобрение.
— Откуда ты всё это знаешь? — спросила Агнешка со слезами на глазах.
— Мы ходили на франков. Я видел их слуг, говорил с ними. Они остаются верными своему хозяину, даже если кровососу вбить кол в сердце и оторвать голову. Они рыдают на его могиле и служат ему, никуда не уходят и спустя годы. Их страдание и плач длятся вечно.
Агнешка тяжело вздохнула.
— Значит, вот о какой участи, худшей смерти, говорила Всеблагая Брындуша. Вот от чего предостерегала всех нас.
— Давай так, — сказал Хольгер. — Я попробую разузнать о твоей матери. У нас есть шпионы в землях франков. И если есть шанс, мы попробуем её выручить. Но если шансов нет… — Он осёкся на полуслове. Погладил Агнешку по руке. — Ладно, сначала всё разузнаем, потом будем решать. А сейчас, дорогая, нам пора отдыхать.
Хольгер отвёл её к постели, уложил и лёг рядом, у неё за спиной.
Они не раздевались, и всё было совершенно невинно, но сердце Агнешки взволнованно колотилось. В тишине ночи под сонное дыхание окружающих она, не в силах заснуть, всё вспоминала страшный вечер и во всей полноте теперь понимала, насколько страшной участи избежала благодаря Фице. И Хольгеру, конечно. И его героине-сестре, верным бетам.
Луна ярко светила, её лучи добрались и до постели. Агнешка в волнении сжимала и разжимала кулаки, а затем повернулась к обнимающему её Хольгеру.
Он тоже не спал, как она и чувствовала.
— Пожалуйста, сделай это, — шепнула она.
— Что? — так же тихо ответил он. Его глаза светились алым в полумраке.
— Укуси меня прямо сейчас. Ты сказал, что вампиры не выносят запах волков, не пытаются их подчинять, и это мой шанс избежать ещё одного нападения. Не только мне избежать, но нам, нашей стае. Морсон хвалил меня, говорил, что я молодец, что не позволила волколакам испортить себе кровь. — Агнешка судорожно вздохнула. — Испорть её прямо сейчас. Сделай меня своей волчицей.
У Хольгера сверкнули глаза.
— А как же благословение твоего отца?
Агнешка зажмурилась, но слёза всё равно потекла по виску.
— Он обещал меня тому вампиру. Все эти годы он знал, у кого находится моя мать, и ничего не сделал, чтобы спасти её или предупредить меня об опасности.
Тётушка Брындуша тоже знала. Иначе бы не наложила запрет упоминать имя Василики в стенах монастыря. Агнешка мысленно попрощалась и с отцом, и с той, кого искренне почитала самым лучшим на земле человеком.
— Нет, мне не нужно ничьих благословений. Пусть боги прощают зло творящих ложь. Я не позволю неискренним людям вмешиваться в мою жизнь и управлять ею.
Хольгер взял её за руку, и Агнешка переплела пальцы с будущим… нет, с единственным, настоящем, уже сейчас мужем, а не когда-то, после каких-то никому не нужных клятв в присутствии случайных людей.
— Пожалуйста, Хольгер, мой супруг и господин. Сделай меня своей волчицей.
Он поцеловал её в лоб вместо ответа.
Когда его лицо изменилось, удлинились клыки, когда он причинил ей острую боль, она даже не вскрикнула. Обнимала его, цеплялась за сильные плечи, льнула к нему, и чувствовала, нет, не боль — освобождение.
Глава 37. Хольгер. Новая жизнь
После укуса Агния крепко заснула, Хольгер же до утра не сомкнул глаз. С тревогой он следил за её лицом, уверял себя, что Агния — сильная девушка, у неё ведьмовская кровь, а значит, она непременно переживёт эту ночь и наутро проснётся волчицей.
И всё же до первых лучей солнца волнение не унималось. С приходом зари он почувствовал в глубине сердца две прежде не существовавшие нити, связавшие его с новыми бетами стаи. Всё прошло хорошо, обе укушенных женщины пережили эту страшную и в то же время счастливую ночь.
Фица, заснувшая раньше, первой открыла глаза. Села на постели, недоумённо огляделась кругом.
— Всё хорошо, — сказал Хольгер, подойдя к ней. — Как ваша рана?
— Не болит, — ответила женщина с удивлением. Показала руку: от укуса древнего кровососа ничего не осталось, никакой черноты ни на месте исчезнувшей раны, ни в накануне потемневших кровеносных сосудах.
Хольгер кивнул, больше доверяя внутреннему чутью, чем её словам и даже собственным глазам. Он ощущал её сущность, как чувствовал других бет. Несомненно, Фица полностью исцелилась и переродилась. Больше она не была лишь человеком. Перед ним находилась волчица и далеко не самая слабая.
Встав с постели, она пошатнулась. Затем коснулась виска.
— Так шумно. И странно. — Она взмахнула рукой.
— Почему?
— Тело кажется таким лёгким,