На закате, пока устало плелась обратно «в мир живых» к палаткам археологической команды, Габи поняла, что едва ли найдет ответы на эту загадку в самой могиле. И возможно никогда не узнает разгадку. Маловероятно, что такое деяние увековечили в изображениях на стенах храма, но она все-таки решила, что стоит их посмотреть. По крайней мере, не исключено, что обнаружится хоть какой-то намек на причину убийства.
Габи чувствовала себя такой же усталой, как и прежде, даже после того как вымылась и поела, но тем не менее ей не давала покоя мысль о настенных храмовых изображениях и подсказках, которые могла там найти. Назавтра ей предстояло приступить к выемке тел, или как минимум контролировать работу, чтобы не допустить перемешивания костей и сохранить целостность каждого скелета. Иначе у нее возникнет уйма хлопот только с сортировкой. И, конечно, как только тела извлекут, она прервется и пересеет прах под ними в поисках зацепок, и только после этого займется тщательным изучением каждого тела, чтобы запротоколировать все, что удастся обнаружить.
В течение дня у нее не останется времени на осмотр фризов. Если она в этом заинтересована, то придется действовать в свое «личное» время.
Одной, среди ночи, идти в храм гораздо страшнее, чем при свете дня. Ей бы не помешало что-то наподобие оружия… палка, в крайнем случае, хотя бы для защиты от какого-нибудь солдата, расценившего ее ночной поход в одиночку как приглашение.
Взяв длинный переносной фонарик, Габи решила, что он достаточно тяжел, чтобы отбить охоту у любого, кому придет в голову подобная идея… до тех пор, пока он будет один.
Большую часть ямы заливал свет прожекторов, оставляя стену вдоль нее в полумраке, но широкие лучи света, направленные друг на друга с противоположных сторон, высвечивали практически все. Щелкнув фонариком, который принесла с собой, Габи вошла в двери и медленно двинулась по периметру, стараясь понять, где история началась, а где завершилась. Выполнены ли рисунки в хронологической последовательности? Или никакого порядка вообще не соблюдалось? И являются ли изображения на стенах действительно достоверной и точной оценкой событий? Или изложение не обошлось без политики избирательного подхода?
Прогулка по кругу, не разрешила сомнений.
Вернувшись к мозаике по обеим сторонам от входа, Габи стояла, и поочередно глядя на каждую, силилась истолковать, что же она видела. Наконец, решив, что рисунок справа от двери — начало, она опустилась на пол и попыталась определить, какое предположительно событие тут изображено.
Габи насчитала, по меньшей мере, дюжину фигурок, склонившихся будто в молитвенном благоговении. Группа окружала сияющий синим огнем светоч. Габи так долго вглядывалась в него, что холод от каменного пола буквально превратил ее ягодицы в ледышки, прежде чем до нее наконец дошло, что лицо, которое она увидела в столпе синего пламени, не принадлежит еще одной фигуре стоящей позади, как она сначала предположила. Лицо — часть огня.
Габи, возможно, определила бы это быстрее, если бы не искала в нем черт Анки. Неловко поднявшись на ноги, она немного приблизилась, но узор мозаики расплылся, как только она придвинулась слишком близко. Только отстранившись на достаточное расстояние, чтобы уловить фокус, она некоторое время внимательно рассматривала образ в синем пламени, затем изучила другие фигуры. Внешний вид одной выделялся надетым сложным головным убором. «Священнослужитель?» — предположила Габи. Убеленный сединами, с виду старше других. Рядом с ним женщина, тоже с белыми как снег волосами. Габи заметила, что ее наряд, как и у старика, более сложный, чем обычно носили простые люди.
Все еще не ухватывая смысла сюжета, она двинулась к следующему изображению. Оно легче поддавалось расшифровке. Это было рождение… очевидно, очень важное рождение, раз его внесли в храмовую летопись. Здесь присутствовал тот же синий огонь и те же два старца, которые занимали видное место на первом рисунке.
Старуха прижимала к своей голой груди голову младенца.
И старики не выступали в качестве жрецов проводящих ритуал. Казалось невероятным, но было совершенно очевидно, что эти двое — родители ребенка. Кольцо молящихся теперь окружало троицу.
Еще раз, пройдя туда и обратно между двумя изображениями, Габи окончательно определилась, что эти два старика то ли оба, то ли один из них являлись предводителями — жрец и жрица, или вождь, правитель племени и его жена. Они присутствовали в двух различных исторических событиях не только как доминантные персоны, они были единственными, кроме образа в синем огне, кто вообще обладал характерными до мельчайших подробностей особенностями. И их одеяния явно богаче, чем носили другие.
Мужчина и его жена молили о ребенке и им даровали его?
Чудо-дитя, потому что оба родителя, несомненно, слишком стары, чтобы зачать его, сообразила Габи, исходя из предположения, что это именно такое событие.
Очередные пять картин представляли сражения, или, возможно, одну настолько большую битву, которая видимо достаточно прославила народ, чтобы стоило увековечить ее в разных ракурсах. Габи бросила на изображения всего лишь поверхностный взгляд, прежде чем двинуться дальше. Следующий фрагмент запечатлел мальчика или же юношу, лежащего на алтаре. Кровь вытекала из раны на его груди. Габи было решила, что это не иначе, как жертвоприношение, когда заметила, что на картинке появились те же самые старики, на этот раз распростертые в молитвенных позах, с лицами обращенными, словно в мольбе к синему светочу.
Посмотрев на панно несколько минут, Габи вновь вернулась к сценам сражения, на которые до этого едва взглянула. И тут же поняла, что это не одна баталия, как ей сначала показалось. Изображения представляли различные битвы. В центре каждого сражения на первых двух картинах находился старый вождь. На первой он держал грудного младенца, на второй — малыша. В третьем бою — ребенок уже стоял рядом с ним. На оставшихся двух старец отсутствовал, а мальчик стоял в центре. По его росту и сложению, Габи могла бы сказать, что он едва достиг половой зрелости даже на последней из картинок.
Мальчик — чудо-ребенок, очевидно, вел свой народ на схватку с врагом? В многочисленных сражениях, если она правильно интерпретировала изображения.
И умер, как она видела, с копьем в груди. Синий свет лился сквозь зияющую рану.
Габи остановилась, уставившись невидящим взглядом в пространство, размышляя над тем, что ей, удалось расшифровать за это время. Все еще не в состоянии охватить мысленно все детали, она, в конце концов, решила, что слишком устала, чтобы рассуждать логически, и отставила ночные поиски в пользу желанного отдыха.
