него глаза:
– Давай тихонько, а то меня найдет ночная стража.
– Ох, девочка… – Окровавленные губы моего старика тряслись, глаза казались стеклянными. – Где ты была? Что с твоим лицом? Несколько дней всадники выезжали на поиски мула, но так и не… не нашли тебя, и… – Он прищурился, глядя на мою шею, и я сразу вспомнила о своем ошейнике. – Ради Хелфы, что это на тебе?
– Тс-с-с, я все расскажу. – Хотя и не знаю как. – Только сперва согрею немного воды, найду тряпицу, спирт и обработаю раны. Но… – Я стянула с ушибленного плеча изодранное платье. – Мне потребуется твоя помощь. Нужно будет вправить сустав – помнишь, как тогда, с Уильямом?
Его губы сжались в тонкую линию, когда он, кряхтя, поднял с кровати старые затекшие кости.
– Тебе еще надо зашить щеку, но все равно останется уродливый шрам. Где ты была, Ада? Почему не послала весточку? Меня терзало горе, терзала вина, но этот мул… я ничего не мог сделать, не мог удержать его.
Я покачала головой, не зная, с чего начать.
– Нет, па, ты ничего не мог сделать. Но послушай, я не могу оставаться в Хемдэйле. Зашей меня, как сможешь, а я пока постараюсь все объяснить.
Я раздувала огонь, грела воду в чайнике над очагом, искала иголку и нитки, а тишина становилась все напряженнее. Как я могу объяснить, что случилось, если мысли в голове путаются, а под ребрами разбухает пустота?
Понизив голос, чтобы сторож не услышал и не заподозрил чего, я рассказала папе все. Ну, почти все, опуская те части, которые заставили бы любого богобоязненного человека осенить себя знаком Хелфы.
– И мы обвенчались в маленьком храме, – так я закончила свое повествование.
Седые брови папы сошлись на переносице:
– И ты стала женой этого… существа – во всех смыслах слова?
Прикусив изнутри щеки, я кивнула.
– Он не существо, па. Он бог. И… я дала клятву.
– А прежде, чем этот ужасный… бог, известный своими жестокостями, вырвал у тебя клятву… – Последовала тяжелая пауза, пока он калил иголку на огне. Меня пробрала дрожь. – Он прикасался к тебе? Он… принуждал тебя к чему-то?
Я дернулась. Дважды.
Первый раз – от вопроса и второй – когда игла проткнула мою кожу, а нить со скрипом потянулась сквозь плоть, стягивая края кровоточащей раны на щеке.
Ответ должен был быть утвердительным – здесь, в продуваемом сквозняками старом доме с соломенными матрасами. Но с Еношем было не все так просто. Когда я превратилась из пленницы в жену… в любимую? Где закончилась моя непокорность? С чего начались страсть и привязанность? А что, если его сила стала оправданием моего желания, стремления к его прикосновениям, жажде его внимания, – что, если таким образом я отстранялась, снимала с себя ответственность за грех, называя его безумием?
Папа погладил меня по голове, откинув назад мои волосы. Должно быть, он прочел на моем лице замешательство, и это еще больше смутило меня.
Я выдавила улыбку:
– Енош сказал, что откроет врата и упокоит мертвых в тот день, когда я полюблю его.
– Сдается мне, так мог бы сказать дьявол. Хотя ты сама знаешь, до чего доводят договоры с дьяволом.
Желудок опять скрутило:
– Король. Бог. Дьявол. Он подарил покой девочке Анне и согласился сделать то же самое для всех детей в наших краях. Разве это ничего не стоит?
– Дитя мое, я просто не знаю, что со всем этим делать. – Папа вздохнул и острым ножом перерезал нитку. Потом протер шов холодной влажной тряпицей, и комната наполнилась ароматом календулы – отец нанес мне на щеку мазь. – Джон тоже был плохим. Ох, никогда себе не прощу, что согласился принять у него брачный выкуп. Может ли отец переживать за свою… – Резкий кашель оборвал его слова. В уголке рта запузырилась капля крови. – Я беспокоюсь о тебе.
– Знаю. – Но я беспокоилась о нем больше, слыша, как клокочет у него в груди скопившаяся в легких кровь. – Сегодня утром Енош взял меня с собой, чтобы выполнить свое обещание. На нас напали солдаты. Может, на след их навели поднятые им трупы. А может, они все это время следили за Эфенскими вратами. Как знать?
– С тех пор, как люди сообщили о том, что видели его, первосвященник Декалон приказал всем городам и деревням собирать ополчение для его поимки, потому что он наверняка появится снова.
Я предупреждала об этом Еноша, но ни бог, ни я не ожидали, что смертные выставят против него целое войско.
– Они воспользовались огнем, будто знали, в чем его слабость, совсем как в той книге, о которой мне кто-то рассказывал. Могу поспорить, хоть на серебряную монету, что первосвященник точно знает, кто таков Енош.
– Да, бог, как ты говоришь. – Все морщины на лице отца отражали сомнение. – Он распространяет гниль? Ты сама видела, как дети истлевают в земле, как бы это ни выглядело?
У меня все зачесалось, и с каждой секундой молчания зуд делался все невыносимее.
– Ну… на нас напали. У него не было возможности…
– С твоим упрямством не справится и сам дьявол. – Папа усмехнулся, но в голосе его звучало больше обвинения, чем веселья. – Мужчина, который сломал тебе ноги, надел на тебя ошейник, велел трупам сторожить тебя, и кто знает, что еще… и не сделал ничего, чтобы снять проклятье, разве что упокоил одну девочку – но ты ее даже не знала.
– Вывернул. Он не ломал мне ноги, он… – Проклятье, мне следовало держать рот на замке или соврать. Конечно, из-за всего этого я выглядела безумной. – Я верю его слову.
Папа нахмурился.
– Дьявол – отец всей лжи.
Я поднялась и принялась расхаживать взад-вперед по скрипучим половицам. Мне не нравилось, что зуд не ослабевает.
– Енош кто угодно, но только не лжец.
Он поклялся, что ни один смертный не найдет покоя на Бледном дворе, и никто и не нашел. Он обещал, что все мои отверстия будут в его распоряжении – и так и случилось. Он пригрозил вогнать член в мою задницу, если я не покорюсь ему, – и сделал это.
Отличные примеры его правдивости, но, даже не произнося всего этого вслух, я казалась сумасшедшей – даже самой себе. Пускай данные факты доказывали его искренность, они делали его честным дьяволом – которого, вполне вероятно, сжигают сейчас на костре.
Я плюхнулась на пол перед очагом и накрыла руками голову: все вокруг кружилось, я окончательно запуталась. Почти два месяца с Еношем – и чего я достигла? Почти ничего.
Мрачная пустота в
