сгнию на рудниках или в темнице, да только буду знать, что и ты понесла наказание.
– Наказание за что, Нико? За твою дурость?! Я родила сына, а ты его убил и заставил меня воспитывать чужого ребенка!
– Ори тише, полоумная!
– А что не так? Ты, кажется, собирался идти к матери девочки, разве нет? – Я сдерживала злые слезы, но чувствовала, как трясутся губы, и что лицо покраснело. Оно всегда наливалось кровью, когда я страшно злилась. – Так вперед! Удачи тебе, Нико. Знаешь, я тоже буду рада сидеть в темнице и знать, что ты в таких же условиях! Ты заслужил наказание, не я.
– Домой вернешься, и ничего не будет, – Нико выгнул грудь колесом. – Заживем, как раньше. Мать заставлю не перечить тебе, дочь пущай на улице гуляет. Да и ты женушка хорошая, когда не перечишь.
– Пошел к черту, Нико.
Выдохнув это, я застыла в ожидании. Муж потоптался на месте, но ко мне не приблизился, видимо, Рикарду все же удалось запугать его.
Только уходя, он бросил напоследок:
– Я этого так не оставлю. Ты либо со мной, и мы вместе делим наследство Майи, либо я поеду в Глоак. Жду тебя до завтрашнего вечера.
Огромная спина мужа скрылась за забором, а я бессильно рухнула на землю. Вцепилась в землю пальцами и дала волю слезам. Плакала от злости, вовсе не от страха или волнения. Странная у меня особенность – лить слезы, когда хочется кого-то ударить тяжелым ведром.
Нико не пойдет к родителям Майи, он был трусом. Я бы ни за что не поверила его словам, но в душе поселилось нехорошее предчувствие.
Грабли валились из рук, несколько раз вместо сорняков я вырывала ростки моркови и свеклы. Чертыхаясь, просила у овощей прощения, и сама с себя смеялась. Как же сильно Нико сломал психику Арьи, что и я чувствую ее боль? Уже давно сознание Арьи меня оставило, в теле той женщины теперь живет Оксана, но как только дело касалось Нико, мне не было покоя.
Злость прошла, уступив место равнодушию, пусть и не сразу. Пойдет к матери Майи? Удачи ему. Я буду защищаться перед судьями, как могу, а Рикард поддержит. Главное, чтобы Нико понес наказание. О том, чтобы вернуться к нему, у меня и мысли не возникло. Никогда и ни за что я не переступлю порог его дома.
Домой вернулась поздно. Искренне верила, что Рикарду не составило труда день провести за кассой, предупреждала ведь, что уйду ненадолго, а сама задержалась. После визита мужа мне хотелось побыть в одиночестве наедине со своими мыслями и природой.
Почистила от сорняков все грядки, прополола картофель. Окучивать его еще рано, но уже скоро придется этим заняться.
За работой успокоилась, Нико постепенно исчез из моей головы. Дышать стало легче, а когда солнце коснулось горизонта, я вдруг поняла, что провела на огороде весь день.
Рикард и Майя справились. Когда я вернулась, они подсчитывали выручку и упаковывали в бумажные пакеты остатки выпечки.
– Я волновался, – сказал Рикард, едва я вошла. – Почему так долго?
– Прости, – со вздохом я уронила голову на прилавок. – Заработалась. Сорняки повсюду вылезли!
О Нико я почему-то не хотела говорить ему. Да и вспоминать о нем не было желания, что уж.
После ужина я уснула сразу, едва добралась до кровати.
Следующим вечером, как раз тогда, когда Нико будет ждать меня у себя дома, мы с Рикардом и Майей собирались на свадьбу к Иозифу.
Дочка надела самое красивое праздничное платье, розовое с бантом. Рикард облачился в темно-синий костюм, а я выудила из своего шкафа простенькое платье из легкой летней ткани. Замерзну – накину на плечи вязаную шаль, оставшуюся от мамы.
Мы пришли на ферму Иозифа как раз к началу гуляний. Соседи собирались на поле за домом, где молодожены накрыли длинные столы. Они тянулись до самой улицы, ломились от закусок и пузатых запотевших бутылей с домашним вином. Отовсюду раздавался смех, звон бокалов, и кто-то играл на лютне. Одна из женщин запела, так громко и грустно, что музыканту пришлось прервать ее криком:
– У нас тут свадьба, а не похороны!
– Интересно, Ванда знает, что Иозиф нас пригласил? – запоздало вспомнила я.
– Пойдем у нее и спросим, – Рикард кивнул куда-то в сторону.
Я проследила за его взглядом и увидела Ванду в очень пышном белом платье, которое делало и без того крупную женщину просто огромной. Вокруг невесты суетились дети, счета которым не было, а самый младшенький сидел под столом и тянул в рот хвост чьей-то кошки.
Солнце уже скрылось за горизонтом, на что я неоднократно обращала внимание, живя в Береговом – на Земле в моем родном регионе летом солнце заходит после десяти вечера, здесь же в семь уже темно. Все-таки интересная природа в другом мире…
– Арьюшка! – воскликнула Ванда, размахивая руками.
Я оторопело перехватила ее счастливый взгляд. “Арьюшка?!” – Пойди к нам, сейчас уже Иозиф подойдет.
– Арьюшка, – захихикала Майя. – Мам, можно, и я буду тебя так называть?
– Нет, милая, для тебя я “мама”, – улыбнулась я дочери.
Рикард поздоровался с невестой кивком головы и увлек мою дочь к другим детям, чтобы она поиграла с ними под его присмотром. Я протиснулась между столами и танцующими парами, встала напротив Ванды.
– Прими мои поздравления…
– Ой, я так счастлива! – вспотевшее лицо женщины блестело в свете масляных фонарей. – Иозиф так неожиданно признался мне в чувствах! Выходи, говорит, за меня замуж. А я что? Не могла ведь отказать влюбленному мужчине.
Я сдержала смешок. На свадьбу пришла только из-за старого друга, общаться с его будущей супругой желания не было. Лицемерие никогда прощать не умела, а слащавая улыбка Ванды после всего, что она сделала, казалась мне именно лицемерием.
– Вы пейте, ешьте, веселитесь, – говорила женщина, – сегодня ведь такой день! Ой, а где доченька твоя?
– Играет, – неопределенно махнула я рукой. – Пойду я, Ванда, Майю найду.
Детвора под ногами невесты бросилась врассыпную, когда кошка, чей хвост мусолил младший сынок Ванды, наконец-то вырвалась из плена и дала деру. Я потихоньку покинула общество своей соседки вместе с потоком детишек.
Говорят, надо уметь прощать. Но я почему-то не могла. И пусть Ванда напакостила не так сильно, как Мирка, я все же не была готова делать вид, что ничего не произошло.
Рикарда нашла у большой кучи сухого хвороста и бревен. Майя рядом с ним возилась с незнакомым мне малышом, они хохотали и обсуждали что-то наверняка очень важное для них.
– Поговорила? – спросил мужчина, едва я подошла.
