Это он, наверное, про груши, да?
Глава 19
— Вот, держи, надежда нашей дружины.
Отдала всю добычу своему маленькому больному, тот от удивления глазки распахнул и счастливо улыбнулся.
— А не жирно ли ему будет?
Недоверчиво скосила глаза Русала, уперев одну руку в пышный бок, а другой ухватив одну грушу из общей кучи.
— Ничего не жирно. В самый раз. — фыркнул малец, позабыв о ранках. — Я еще с ребятами поделюсь. Благодарствую, госпожа!
И убежал.
Мы же с Русалой неспешно двинулись в сторону будущей лечебницы, помогать Яринки и Марфе травы целебные для сушки подготавливать.
Перебирая полынь, я всё думала. Горькими были мои думы, тоскливыми. О матушке и о будущем сыне. Скоро новый месяц, угасает его душа. Как же мне его закрепить в себе?
Разве что…
Нет, боязно немного. А с другой стороны, сонный отвар точно поможет ничего не чуять: ни боль, ни страх. Я просто усну, а когда проснусь, Горан уже сам спать будет.
Вроде бы неплохо надумала, да только времени надо. Три ночи, дабы отвар настоялся.
Дождавшись, пока девки уйдут отобедать, принялась кидать нужные травки в чугунок, да корни натирать. Когда смесь забулькала, сняла с огня да в темный угол спрятала. Подальше от чужих глаз. Пускай настаивается.
Я так заработалась, что и не заметила, как вечер подступил. Как только в дверь кто стукнул, так и опомнилась.
Подошла ближе, а оттуда в расщелине уже знакомая голова появилась. Вот и любитель груш.
— Ратмир, а ты чего здесь, милый?
Зорко осмотревшись по сторонам, нахмурив аккуратные бровки, мальчонка убедился, что кроме меня внутри никого нет, и шагнул внутрь. Отчаянно что-то пряча за спиной, с высоко задранным подбородком.
— А я к тебе, госпожа. Вот… Это за доброту твою, благодарство моё.
Ой, матушка…
Какой красивый букетик рябины! И ведь как собран: ведь пожелтевшие листочки по кругу, а по середине алая, словно кровь, рябина.
— Это мне, добрый молодец?
Присела я с ним рядом на карточки, приняв прекрасный дар. Признаться честно, мне никогда цветочки не дарили. Ни один молодец, ни одну несчастную ромашку!
— Тебе.
Довольно кивнул мальчонка, выпятив грудь. А у меня на ресницах слезы наворочились. Такому молодцу хочется дочку родить, да бы замуж за него выдать. Эх, Ратмир! Чего ж тебя мамко с папкой годиков двадцать назад не зачали?
— Спасибо тебе, добрый молодец. Дай в щечку поцелую. Подарок твой к сердцу припал.
И поцеловала. Юный волкодав смущенно залился краской и, как бы невзначай, добавил, встряхнув кудри:
— Ну, вообще-то чужих жен не целуют… Но так и быть, для тебя, госпожа, отступлю от обычая.
И, поправив пояс штанов, убежал через раскрытую дверь. Оставляя меня рассматривать чудесный букетик.
Прижала его к груди и, как дурочка, закружилась по помещению.
На душе робкий росток счастья зацвел. Этот ребенок мне весь день осветил. Как же тут своего не родить.
Надо еще кувшин найти, да с водой наполнить. Дабы не завяло так быстро.
Внезапно дверь за спиной колыхнулась. Я уже думала, Яринка или Марфа, а то они после обеда в лес с Русалой собрались, как услышала знакомый голос.
— Аглая сказала, ты с утра ничего не кушала. Что за ребячества, Снежа?
Резко развернулась к нему, а букетик за спину спрятала, как Ратмир ранее. Не пойму, зачем так поступила, только боязно вдруг стало, что он увидит и накричит. Или чего похуже отберет. Как его понять, я еще не знала.
Потому как он меня то насильничает, то в лесу греет ночью. А потом то рычит, то грушами кормит.
— Я… Забегалась, сейчас пойду и поем.
Нашлась я с ответом, но Горан нахмурил чернявые брови, на лбу залегла широкая складка.
— Ты что-то от меня прячешь?
— Нет. Наверное, лгать не стоило, но вырвалось ведь. И ведь простой букетик рябины. А не хочу, чтобы меня его лишили. Он же у меня первый.
— Покажи-ка, что у тебя за спиной. — вроде спокойно попросил черный, сделав шаг вперед. Губы поджала от обиды, да делать нечего. Медленно достала свой скарб, прижав двумя руками к груди.
— Что это?
Недоумевал Горан, пристально рассматривая кровавые ягоды по середине с черной черточкой на макушке.
— Букетик рябины.
Шепнула я, и он вскинул одну густую бровь в тихом вопросе.
— И откуда он у тебя?
— Я…
Договорить мне дали, аккуратно предупредив, что врать чревато последствиями.
— Сама ты собрать не могла, так как во дворе рябины нет. Только у озера и каменистых скал. А там ты не бывала.
Ладно, скажем правду, авось пронесет.
— Мальчонка один подарил, я ему сегодня коленки лечила. Такой смешной. Добрым молодцем вырастет, за такого и дочку не боязно отдать.
Со страху ляпнула я, и поздно поняла, что последние излишне. Потому как Горан вскинул брови и внимательно на меня глянул.
— Как звать-то смельчака?
— Ратмиром вроде.
Сглотнула я, и Горан на миг призадумался, шепнув себе под нос.
— Сын Борислава. А чтобы дочку мою за него замуж отдать, одного букета рябины недостаточно.
Фыркнул он высокомерно, поправив ремень на узких бедрах. Ну и ладно, главное, что не орет и букетик не отобрал. Я его мигом пристроила в кувшинчик на столе.
— Пошли, Снежа, ужинать. Только мы остались. Бабы, поди, спать собрались. Сами себе стол уложим.
Неохотно оставив свой подарок, я вынужденно загасила свечи и потопала вслед за Гораном.
Он молчал, идя чуть впереди меня. Я-то думала, он меня не слышит и не видит, пока о собственные ноги не запнулась и чуть не полетела носом вперед, благо он успел подхватить.
Быстрый, как молния.
Добравшись до общего зала для еды, нас уже ожидал накрытый стол. Видно, Аглая постаралась.
А тут всё: и карп в сметаном соусе, и лисички жареные с мясом, луком и чесноком. И похлебка горячая с куропаткой. И лепешки свежие с творогом да тушеной капустой.
— Довольно ресницами хлопать, Снежа. Бери ложку и налегай. Аль мне тебя накормить?
— Не надо.
Подхватила деревянную ложку и зачерпнула немного лисичек. Матушка мне их в сметанке томила. Вкуснота… мммм.
На глазах слезы навернулись. Разомлела я после подарка Ратмирушки, забыла, где и с кем.
— Чего глаза на мокром месте? Снежа? Не нравится чего? Да что с тобой?
А у меня слезы катятся бусинками по щекам. Внутри все душит, так душа болит. Не поняла, когда Горан оставил свою похлебку и место и подошел ко мне, дабы подхватить на руки и самому присесть на мое место.
И как дите неразумное к себе прижал, и по голове погладил.
— Ну чего ты, милая? Хватит плакать? Говори, что не так? Не вкусно?
— Вкусно… — икнула я сквозь слезы, и к моим устам тут же преподнесли кубок с яблочным соком. Глотнула и немного успокоилась. — Мне просто матушка тоже грибочки готовила. В сметане, пока еще могли себе позволить. Это вкус моего детства.
Странное дело. Он меня спокойно выслушал, по-прежнему раскачивая в своих руках. И ни одним косым взглядом не наградил.
— А моя матушка к печке и не знала, с какой стороны подходить. Царской особой себя считала, никакой работой себя не обременяла. Даже иглу в руки не умела держать.
Неожиданно разоткровеничался он.
— Зато Аглая готовила чудесных улиток с дикой вишней по весне. И пироги с яблоками. Мы с Деньяром все уплетали и крошки не оставляли. Пока отец не сослал в черное ущелье, а потом и младшего.
— Зачем сослал?
Полюбопытствовала я, попытавшись соскользнуть с его коленей, но никто мне этого не дал сделать.
— Таков обычай древний. Юноша, как в пору молодца вступает, его в черное ущелье отправляет на шесть лун, дабы он охотничему делу научился. Да вкусил все прелести походной жизни.
— Жестокий обычай.
— Нужный, милая моя. Нас все меньше и меньше. Не будем сильными, так и вовсе исчезнем с лица земли.
Покушали мы в дальнейшем молча. Правда, Горан отказался меня со своих коленей спускать. Но я быстро покончила с едой и сбежала в нашу комнату.
