более не видела в ней кокетства. То был страх и отчаяние, которое она безуспешно пыталась скрыть. Когда же Мента босыми ногами ступала к постели короля, я опустила взгляд на свои сжатые добела кулаки. Из моих глаз потекли слезы, и я более не могла следить за происходящим.
– Юри… – услышала я нежный и явно виноватый голос герцога Аккольте. – Вы плачете?
– Нет, ваше высочество. Пустое. Не обращайте внимания.
Я быстро смахнула слезы и повернулась к принцу, чтобы улыбнуться ему и показать, что со мной все в порядке.
В темноте ложи он выглядел иначе. Серьезен и даже чуточку строг, но в глазах столько тепла, что я невольно потянулась к нему на встречу, как продрогший до костей мотылек. У мотыльков же есть кости? Должны быть, потому что мои сейчас ломит, крошит и выкручивает от невыносимой жажды близости.
Узкий диван не оставил мне шансов сбежать, и потому, когда рука принца оказалась у меня на талии, я не отстранилась а подалась вперед. Я винила в этом диван, спектакль, свою тоску, Немо, принца, всех на свете, но не себя. В голове не осталось ничего, кроме двух строчек из баллады, которые намертво засели и никак не хотели выветриться.
«Моя душа полна печали.
Тебя, любимый, предала…»
Алессандро бросил странный взгляд наверх, словно у богов разрешения спрашивал на то, что собрался сделать, а затем поцеловал меня. Нужно было оттолкнуть его, нужно было стать сильной прямо здесь и сейчас. Но я не смогла, ответила, поддалась затуманившему разум желанию, и, как Мента, представляла, что целую моего Немо под пиниями, а это было еще хуже, ведь я одним жестом предала и оскорбила сразу двоих мужчин.
Наконец, я уперлась рукой в грудь принца, чувствуя расходящийся от поисковой метки жар.
– Простите… Простите меня… – бормотала я, боясь смотреть ему в глаза. – Это неправильно. Я не Мента. Я просто не могу. Простите.
Быстрее, чем он одумался, я выбежала из ложи и помчалась прочь.
Принц следовал за мной, звал меня по имени, и мое сердце разрывалось на части. Еще чуть-чуть, и он догонит меня, и мне придется объясниться, придется что-то говорить, оправдываться, отказывать… Не сейчас, не сегодня и даже не завтра.
Я отправила мысли к могиле Адольфо.
– Пожалуйста, ты нужен мне, – прошептала я, на бегу растирая слезы.
– Юри, да постой же ты. Дай мне сказать. Юри!..
Я ускорилась, а затем меня буквально дернула вверх неведомая сила. Адольфо появился из ниоткуда, подхватил меня, понес по коридорам и лестницам, звонко стуча призрачными копытами. Герцог Аккольте безуспешно звал меня, и голос его становился все дальше. Лишь от собственных чувств даже мертвый конь не смог меня унести, они гнались за нами неотступно, как свора бродячих собак, и грозились вот-вот броситься и растерзать меня на части.
«Моя душа полна печали.
Тебя, любимый, предала…»
Этой ночью я не вернулась ни домой, ни в коттедж. Я гнала Адольфо к университету, чтобы встретиться с Немо и попытаться достучаться до него в который раз.
Я ловила на себе удивленные взгляды в мужском общежитии. Еще бы, я вломилась туда верхом на призванном существе и в вечернем платье. За такое меня точно отстранят пожизненно.
– Немо, пожалуйста, открой! – барабанила я в дверь его комнаты, но ответа не было.
Я бы просидела здесь до утра, но подоспевший на шум смотритель вежливо попросил меня уйти.
– Я не доложу декану, сеньорита. Но будьте благоразумны и заберите вашего коня, он пугает студентов.
Я покорно забралась обратно на спину к Адольфо и в этот раз предоставила ему полную свободу, а он, как назло, никуда не спешил и просто отвез меня к своему бывшему хозяину. На могиле Горацио Торрагроссы пахло мятой. Ей заросло все вокруг. Я спешилась, развеяла Адольфо и устало опустилась на траву. Воздух, пропитанный эфиром, дурманил и клонил меня в сон. Я долго гладила шелковые листья мяты, а потом закрыла глаза и заснула, проговаривая строки из баллады, как молитву:
«Моя душа полна печали.
Тебя, любимый, предала…»
Немо
Студенты помогли отыскать ее, показали, в каком направлении поскакал Адольфо, а дальше я уже сам навел чары и выследил их. Все стало слишком сложно и путано после смерти отца. Все. Кроме моих чувств к Юри. В себе я был уверен, да и в ней не сомневался ни секунды. Я просто не хотел впутывать ее во все это, но забыл, что миа студентесса ведет себя как непослушный котенок, дорвавшийся до пряжи. Сначала она будет робко играть с кончиком нитки, а потом запутается так, что даже ножницы не помогут ей выбраться. С каждым движением она все глубже вязнет в болоте моего прошлого, и я не могу ей помочь. Одно мое неловкое вмешательство, и она задохнется, поглощенная чужой тайной.
Как было бы просто отпустить ее. Позволить ей жить по-своему. Сегодня я видел, как ей было бы хорошо с другим, как легко и приятно ей выходить в свет, общаться с людьми. Я физически ощущал ее восторг и мечтал каждый день разделять его.
Но что будет с нами, когда вся правда и грязь обо мне выйдет наружу? Ее не может не зацепить этой ударной волной.
Моя Юри…
Она спала у надгробия моего отца, сложив ладошки под головой и подтянув ноги к груди. Адольфо, Флавио, Луиджи и Селеста охраняли ее сон и недовольно уставились на меня, едва я подошел ближе.
– Уже забыли меня?
Я вскинул вверх руки, показывая что не вооружен и безобиден, но призраки не хотели подпускать меня к Юри.
– Она замерзнет, – попытался я объяснить им, и фамилиары явно призадумались, переглядывались и всерьез прикидывали, стоит ли мне доверять.
Наконец, они расступились и подпустили меня к миа студентессе. Я осторожно поднял ее с земли и усадил к себе на колени. От Юри приятно пахло мятой, и я жадно уткнулся к ней в макушку, вдыхая аромат ее шампуня и терпких трав.
Отец всегда заваривал чай с мятой, он был одержим этим растением, и я не мог не посадить его на могиле.
– Немо, – прошептала она во сне и сжала мою рубашку продрогшими пальцами.
– Я здесь, миа студентессе. Всегда рядом…
Я обнимал ее до самого утра, кутал в свой пиджак и нашептывал заклятья сна, чтобы она не проснулась
