в привычное время, возможно, даже увижу Немо. Вот только что я скажу ему? Эйфория от того, что я получила благословение отца резко улетучилась после случившегося в театре. К счастью, герцог Аккольте не пытался встретиться со мной и извиниться. Это определенно вызвало бы еще большую неловкость.
– Понятия не имею, чего ты так переживаешь?!
У Ами на все был простой ответ, хотя после стычки с членами семьи Коста она явно стала чуточку дерганой.
– Я изменила Немо.
Она закатила глаза.
– Изменяют жениху или мужу. А вы даже в отношениях не были.
Я понимала, что Ами пыталась меня подбодрить и внушить, что моей вины в непрошеном поцелуе не было, вот только ее слова почему-то лишь глубже загоняли меня в хандру, а чай с мятой усиливал невеселые чувства. На поцелуй-то я ответила, и на какой-то миг мне это даже понравилось.
– Наверно, ты права. Но мне все равно гадко от себя.
– А когда гадко, что делают девушки? – игриво спросила подруга.
– Читают книги? – выпалила я первое, что пришло на ум.
– Ладно, мы с тобой неправильные девушки. Я думала, ты скажешь про поход за покупками, – рассмеялась Ами.
– А надеялась?
– Надеялась, что выберешь стрельбу по мишеням?
Это предложение мне понравилось даже больше моего изначального плана. От книг и документов меня уже порядком тошнило.
Мы вымыли чашки, закрыли коттедж, разбудили Адольфо и поскакали в лес, где несколько часов сбивали шишки с деревьев заклинаниями. Давно я так не смеялась. Мои волосы и туфли ощетинились еловыми иголками, а все болезненные чувства покидали тело с каждым магическим выбросом. Опустошенная, но счастливая, я вернулась домой, покормила Септимуса и рухнула на кровать. Если бы не Ами, то меня мучили бы кошмары из-за предстоящего возвращения в университет. Но я так зверски устала, что ни одна тревожная мысль не добралась до моего сознания.
Зато утром они вцепились в меня мертвой хваткой и не отпускали всю дорогу до кампуса. Я нарочно вышла пораньше, чтобы первой прийти в аудиторию и тихонько сесть где-нибудь с краю. Мой план провалился, едва я оказалась на пороге пустого лекционного зала.
– Маэстро Тровато сегодня проводит урок под открытым небом, – сообщила мне одна из аспиранток Немо, и меня охватили смешанные чувства зависти и унижения.
Раньше я была в курсе всех дел, знала каждую его лекцию и пару, теперь же я словно чужачкой стала для него и всего университета.
– Поторопись, Юрианна. Ты еще успеешь, – не то с издевкой, не то с наигранным участием сказала девушка.
Я точно не успею, но бежать со всех ног казалось мне еще большим унижением, и потому я спокойно пошла к выходу из главного здания. Немо проводил открытые занятия в редких случаях, как правило, если тема касалась изучения надгробий и всего, что было связано с умершими. А тут мои познания явно глубже, чем у сокурсников, но я все равно дрожала все сильнее, стоило мне увидеть шумную группу, устроившуюся вокруг Немо. Похожее чувство отчужденности уже было у меня, когда в школе я сильно заболела, а потом, спустя целый месяц, вернулась к занятиям. Тогда сверстники стали казаться мне какими-то вмиг повзрослевшими, а изучаемая программа превратилась в непостижимую науку. Конечно, я все наверстала, но до сих пор помню свою беспомощность и попытки догнать остальных.
Будет ли сейчас нечто подобное? Меня не было всего неделю, и с таким наставником, как Немо, я вряд ли отстала, но все же…
– Поэтому мертвые не могут быть надежными свидетелями в суде. Во время призыва они не до конца отдают себе отчет в том, где находятся и что происходит…
Его родной голос, от которого и больно, и томно.
– Осознание собственной смерти слишком тяжело для души…
Странно. Горацио Торрагросса все осознавал и не выглядел несчастным во время нашей астральной беседы. В его глазах была лишь легкая печаль, но в целом бывший нотариус испытывал долгожданный покой.
– Получается, опытный призыватель может заставить мертвого солгать? – раздался первый вопрос.
– Такая вероятность существует, поэтому суд всегда с сомнением относится к таким показаниям. Единственные, кто могут проводить легальные допросы, это нотариусы и некоторые судьи. Они честны и беспристрастны.
При этих словах по толпе прокатился глумливый смешок, и все дружно уставились на меня.
– Честны? Ой, ли?..
Ах, ну конечно. До сих пор многие считают, что я стала нотариусом из-за хитроумного обмана.
– Почти все, – поправил сам себя Немо, чего он в жизни никогда не делал, но его намек был настолько прозрачным, что все вновь рассмеялись.
Самым правильным сейчас было бы убежать в слезах. Но этим я занималась всю прошлую неделю, поэтому, превозмогая ком в горле, я вскинула голову и одарила своего маэстро снисходительным взглядом.
– То есть, вы считаете, что сама Юстиция делает ошибки?
Немо одарил меня победной усмешкой, словно ждал этого вопроса.
– Это ваши слова, миа студентессе, не мои.
Я поперхнулась, и прежде чем успела возразить хоть что-то, он бросил мне вдогонку горькое:
– Все мы знаем, что Юстиция слепа, иначе она не допустила бы многих несправедливостей этого мира.
Все уже было начали терять ко мне интерес, увлеченные этим избитым философским изречением, как у меня вырвалось:
– Но разве мы не за этим на факультете юриспруденции? Мы здесь, чтобы помочь справиться с несправедливостями. Мы стоим на страже прав и интересов живых и мертвых.
На мгновение с лица Немо сошла спесь, а во взгляде вновь появились теплые искры, но на то оно и мгновение. Случилось и исчезло, заставляя меня терзаться сомнением, что мне это лишь показалось.
Все оставшиеся пары на меня разве что пальцем не показывали. Везде я только и слышала, что громкое обсуждение меня, герцога Аккольте и моей должности. Страшно представить, что тут было неделю назад! Видимо, отстранение от занятий было лучшим, что произошло со мной. Так я хотя бы могла набраться сил и обрасти какой-никакой чешуей. Жаль, недостаточно прочной. Меня все еще цепляли гадкие слова, но хотя бы я не запиралась в туалете, чтобы поплакать.
Когда надо мной глумились студенты с других факультетов, это еще можно было пережить, но враждебность бывших друзей стала неожиданной. Может, мы и не были друзьями?
На последней паре Немо похвалил чье-то эссе, громко зачитал его перед всеми, а я бессильно сжимала кулаки под партой. Работа была частично списана с моего прошлогоднего конкурсного сочинения.
– Вам есть чему поучиться, сеньорита Ритци, – громко сказал он, и я дар речи потеряла.
Он это серьезно?
– Видимо, не только Юстиция слепа, – пробормотала
