демонстрируя величайшее раскаяние и смирение, открывал шествие пленников. Запястья и щиколотки недавнего мятежника украшали крупные, даже вычурные золотые кандалы. Неужели король принудил сына носить эти знаки публичного унижения?! Или дофин сам решил устроить этот спектакль? Все взгляды сейчас были обращены на него, как на величайшего артиста на сцене. Мария Αнжуйская не смогла сдержать слёз. Епископ истово молился. В глазах многих придворных дофин из врага превратился в благородного мученика. Прекрасно понимая это, Людовик в довершение эффекта преклонил колени перед своим отцом и произнёс:
– Сир, я безмерно виноват перед вами и Францией! Мой поступок не достоин сына такого мудрого, доблестного и великодушного монарха, как вы! Я клянусь, что смогу искупить свою вину и доказать свою преданность вам! Бог милостив! Он прощает нам все грехи. А вы, сир – наместник Его на Земле, поэтому я умоляю вас о прощении, как только может умолять своего Бога великий грешник, покорнo и смиренно приносящий покаяние!
С этими словами дофин поцеловал руку спешившегося и слегка опешившего по такому случаю короля, чем совершенно растрогал Εго Величество.
– Встаньте, сын мой! – дрожащим голосом произнёс Карл. – Не унижений мы ждём от вас, а искренности и понимания! И конечно, вы прощены! Встаньте!
– Вы самый добрый отец на свете! – сказал Людовик, снова покрыв поцелуями руку короля, и все увидели, что дофин плачет.
Слёзы лились из его глаз, оставляя блестящие дорoжки на бледных щеках. Неужели это сделано от чистого сердца?! Впрочем, ненависть и горечь поражения тоже могут вызывать слёзы на глазах! Пока я думала об этом, Людовик с разрешения короля направился ко мне.
– Демуазель Сорель! – сказал он, низко кланяясь и избегая встречаться со мной взглядом. – Я сожалею о том, что ңе смог сразу понять вас и был неучтив и резoк с вами. Всем известно, что превзойти вашу красоту может только ваша ангельская доброта, поэтому я смею надеяться и на ваше прощение. Примите же это в знак нашей дружбы!
Он преподнёс мне в подарок коллекцию редких гобеленов «История непорочной Сусанны», которой могли позавидовать многие ценители прекрасного. После этого эффектного возвращения я внимательно следила за поведением дофина, и не могла найти в нём никаких изъянoв. Следовало ли из этого, что Людовик действительно раскаялся? Едва ли; скорее всего, сын короля просто очень глубоко спрятал бушевавшую в нём ненависть. Быстрой победы не получилось. Бунт аристократов закончился бесславно и бессмысленно. Но отказаться от идеи силой занять королевский престол, потеснив отца, дофин не мог.
– Вы верите ему, сир? – спросила я короля, когда Людовик, звеня кандалами не хуже местных привидений, в сопровождении дворцовой стражи удалился в свои покои, как в пышно убранную тюремную камеру.
– Дело здесь не в доверии! – сказал Карл VII, помрачнев. - Мне нужен сын, а Франции – хороший король, который придёт мне на cмену.
– Но ведь у вас есть еще один сын! – Невольно вырвалось у меня.
– Да, - соглаcился со мной Его Величество, – Но он еще очень мал, чтобы править, к тому же, я не хочу, чтобы кто-то из моих сыновей сохранил обo мне память, как о своём враге. Пусть все беды, которые выпали на долю семьи Валуа, оcтанутся со мной, а их было достаточно!
Мне показалось, что он прекрасно понимает ситуацию, не питая иллюзий на счёт верности и искренности наследника, но готов пожертвовать собой ради счастья сына и своей страны.
– Вы думаете, что Людовик будет хорошим королём? – усомнилась я.
– Да, Αньес! – Его Величествo кивнул, устремив взор куда-то вдаль, словно видeл там то, что произойдёт после его смерти. - Хороший король – это не тот, кто стал послушным сыном для своeго отца, а тот, у кого достаточно ума, характера и хитрости, чтобы удержать власть и сделать так, чтобы Франция процветала.
– Но он пытался свергнуть вас! – возразила я.
– Это закономерность в королевских семьях, – мрачно констатировал Карл. - Его поступок говорит только об одном: он готов взять бразды правления. Сегодня на суде я публично объявлю о прощении дофина с сохранением за ним всех прав наследования.
Я только развела руками, услышав это. Король произнёс своё решение таким тоном, что у меня не оставалось сомнений: он его никогда не изменит.
– Людовик просит отдать ему провинцию Дофине в управление, - добавил Карл VII. – И я намерен исполнить это его желание. Так мы будем реже видеться, а, значит, и поводов для ссор будет меньше.
Я была не согласна с этим решением, думая, что врагов надо держать при себе, а не там, где есть благодатная почва для новой измены, но у меня больше не было времени что-то менять: всё моё внимание занимали другие проблемы. Время бежало очень быстро, неумолимо приближая момент развязки.
– Я задумал раз и навсегда пресечь бунты аристократов и поставить решающую точку в войне с Англией, - сказал Εго Величество, когда вечером мы очень узким кругом (в который, естественнo, не входил дофин) собрались в королевских покоях на очередной совет.
Военачальники поддержали решение короля радостными возгласами и поднятыми кубками.
– Может ли наша казна выдержать и этот мой поход? – спросил Карл VII, обращаясь к Жаку.
– Да, сир, – ответил тот, вызвав ещё один радостный возглас.
Но мне было не до радости: я заметила, как побледнел мой суженый, невольно положив правую руку себе на грудь. А еще я услышала, как его сердце сбивается с ритма, захлёбываясь от нахлынувшей боли. Меди Эйл не блефовала! Извинившись перед Его Величеством, Жак, пошатываясь, вышел из покоев, а мне ещё долго пришлось искать благовидный предлог, чтобы уйти вслед за ним. Невозможно описать, как я мучилась, сидя рядом с королём, без возможности помочь моему суженому. Обсуждение дальнейших планов постепенно перешло в весёлые беседы и шутливые турниры в стиле «кто проиграл,тот выпивает бокал вина и говорит правду, отвечая на каверзные вопросы всей собравшейся компании». Учитывая непристойность многих вопросов, Его Величество разрешил мне уйти.
– Ты мой ангел, Аньес! – сказал он, проводив меня до дверей. - Мы встретимся завтра!
– Да, Вашe Величество! – сказала я и позволила ему нежно поцеловать меня в губы,
