морды покрыты лоснящейся чешуей. Блестящие острые клыки размером с мой локоть, готовы хоть сейчас вспороть меня как тряпичную куклу. Безумные желтые глаза. Они смотрят прямо в душу и заставляют невольно каменеть, терять контроль над собственным телом. Мне хочется кричать, но я не могу и губами пошевелить. С ужасом наблюдаю, как Гидра раскрывает пасти, показывая свое красное нутро и раздвоенный язык. Я зажмуриваюсь в ожидании боли. Слышу лязг зубов и готовлюсь к смерти. Но ничего не происходит. Рука тени, схватившая мою лодыжку, исчезает, и я вновь обретаю способность дышать. Оковы ужаса спадают, и я осмеливаюсь открыть глаза.
Мой взгляд встречается со взглядом одной из голов Гидры. В молчании мы смотрим друг на друга долгие секунды. Почему она не убивает меня? Вот же я, стою в воде, к тому же сама ее позвала. Она может прямо сейчас меня сцапать, но ничего не делает. Несколько мгновений уходит на то, чтобы прислушаться к ее мыслям, и они сбивают с толку сильнее, чем схватившая меня недавно тень. Теперь я слышу четко звучащее утробное шипение, проникающее в мою голову. Мысли Гидры. И говорит она только одно слово: «Защитить».
Я стою недвижимо и пытаюсь осмыслить услышанное. Не дурачит ли меня мое сознание? Но Гидра прерывает тишину. Она обвивает мое окоченевшее тело и складывает головы у моих ног. Сквозь острые зубы вырывается шипение: «Хос-с-сяйка, защ-щитить».
Когда все изменилось? Почему Гидра передумала меня убивать? Или же я изначально неправильно ее поняла? А может, она почувствовала во мне тьму Аида и, когда я ее позвала, она поняла, что я своя?
Осторожно кладу руку на тело чудовища и провожу по гладкой чешуе. Гидра отвечает мне утробным урчанием. Ей приятно. Мысленно тянусь к ее энергии и понимаю, что была права. Ее жизненная нить — это чистая энергия Аида. Такое впечатление, что он создал ее из себя самого. Так же, как Цербера.
Продолжая гладить Гидру, я шепчу:
— Помощь. Мне нужна твоя помощь…
Молчание затягивается, и я уже не уверена, что чудовище меня понимает. Может, оно слышит меня, только когда я вкладываю в слова силу Аида? Но сейчас резервы пусты. Сокрушенно вздыхаю, потеряв надежду получить ответ. Но тут же слышу:
— Помогать хос-сяйке. Чем я могу помогать?
Ее странная речь ненадолго отвлекает меня, но я быстро хватаюсь за последнюю надежду:
— Мне нужно выбраться отсюда, поможешь?
Гидра шипит и убирает голову из-под моих пальцев. Ей не понравился мой вопрос? Или то, что я хочу сбежать?
— Отс-с-сюда не уйти. Я не с-смогу-у тебе в этом помосчь… Но я буду охраня-ятс-сь тсе-е-ебя, пока не явится хос-с-сяин.
Меня расстроил ее отказ. Мне очень хотелось выбраться как можно скорее, переодеться, умыться, раз уж мне удалось выжить. Но придется действительно ждать и постараться не замерзнуть. Единственное радует — мне больше не нужно тесниться на маленьком камне. Гидра защитит меня от теней, сколько бы их ни было.
Я выбираюсь из воды на небольшой скалистый выступ. Он плоский и более удобный, чем мое прежнее убежище. Скрутившись на нем клубочком, я дрожу от холода. Гидра подсовывает к моему животу одну голову, и ее теплое дыхание немного отогревает окоченевшую кожу. Закрываю глаза, пытаясь не обращать внимания на жуткий шум. Мое сознание так устало, так нуждается в отдыхе и сне, что мне уже неважно, сколько теней прибывает и тянет ко мне свои руки. Гидра сможет справиться. Я же начинаю негромко петь. Колыбельная, которую мне пела в детстве мама, всегда успокаивала меня даже в самые страшные ночи. И сейчас давно забытый мотив возвращает мне подобие спокойствия. Я сама не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Аид
Тьма всегда была со мной. Шла рука об руку и тесно сплеталась с моим естеством. Наполняла меня и вела за собой. Я сам стал тьмой, настолько неразделимы мы были. Невесомые доли света, которые я пил из людей, не будоражили сознание, лишь отражали мою силу. Они были что глоток соленой воды, которому никогда не утолить мою жажду. Слишком малы и ничтожны для такого, как я.
Мое существование берет отсчет со времен начала жизни на Земле, и я всегда считал себя величайшим из богов. Никто не сравнится с тем, кто качает в колыбели жизнь и ведет ее к последнему пристанищу. И оно всегда было здесь. Я выстроил этот мир под землей, в ее глубинах, ведь на поверхности мне не оказалось места. И был рад своему отчуждению, ибо все существа опротивели мне. Я тот, к кому попадали все души без исключения. Я суд. Отец. Завершение.
Каждая жизнь имеет окончание. Она обязательно достигала моего царства. Еще никому не удавалось избежать смерти. Избежать моего суда. И я упивался своей властью. Мне нравилось то, как люди шепотом произносят мое имя. Боятся меня.
Люди во все времена были одинаковы. В них я видел только оттенки серого. Существа, способные подстраиваться под любые обстоятельства ради выживания, не могут оставаться категоричными. У них лишь удин удел — сломаться. Свет их нитей жизни разбавился тьмой. Они стали забывать начало. То, что они слышали от предков, все меньше походило на правду и в конце концов превратилось в миф.
Шло время. Я делал то, зачем был сотворен: судил души, отправлял в Элизиум или Тартар. Мне было неважно, что с ними будет потом. Сотни. Тысячи. Миллиарды душ. Ничья жизнь не вызывала во мне интереса. Я был опустошен этим бесконечным круговоротом.
Многие тысячелетия я оставался в одиночестве, неспособный познать сострадание, доброту и милосердие. Я был одинок, но мне это не мешало. Я наблюдал за тем, что люди называют любовью, и радовался, что это чувство мне не свойственно. Я чист как белый лист. Мне не нужна другая душа, чтобы чувствовать себя полноценным.
Шли года. Столетия. Эпохи. Я оставался один. И все чаще ловил себя на мысли, что упускаю что-то важное. Сколько раз на Суде я чувствовал желание душ вернуться на Землю, ведь там их ждала любовь, там оставался весь их смысл существования. Тот человек, который незримой нитью привязал душу погибшего к себе и тянул назад. А душа бунтовала. Она стремилась к своей половине, будто бы от этого зависело все. Иногда им было безразлично, куда они попадут. Пусть даже в Тартар, лишь бы хоть на миг увидеться с той частичкой себя, что осталась там, за пределами моих владений.
Меня это удивляло.
