Я не понимал, как можно так слепо следовать за чувствами. Ведь это лишь пыль. Вся их любовь — это просто сладкие слова, завернутые в красивую обертку обещаний. Люди не умеют любить. Но умеют ли боги?
Я не понимал до той поры, пока не встретил ее. Мне нечасто приходилось подниматься на Землю. Просто не было необходимости. Баланс соблюдался. Мир существовал. Жизнь и смерть сменяли друг друга в установленном для них порядке, пока я сидел на своем троне в подземном царстве. Я был слеп. Темнота и чувство собственной завершенности и величия овладело моим разумом, не пропуская ни капли света. Я не допускал даже возможности существования той пресловутой второй половинки, о которой так любят говорить люди.
Но она ворвалась в мою жизнь огненным вихрем. Лишь увидев ее, я понял, что пленен светом этой девушки. Совершенно простая с виду, она вмиг сразила меня, навеки лишив способности забыть, оставить ее. Ее нить так ярка, как взорвавшаяся звезда. Она разгоняет мой мрак и заставляет душу сжиматься, словно зрачки при взгляде на ослепительное солнце.
Один вечер изменил все мое естество. Я противился себе, зная, что не могу взять ее просто потому, что хочу. Я не в состоянии предать то, ради чего был сотворен. Я есть справедливость. И украсть девушку означало бы только одно — самому же попасть под свой суд.
Я ушел. В ту ночь моя тьма больше не была моим другом. Она ранила своими острыми краями и царапала до крови. Ее разбило на мелкие кусочки, как зеркало, и склеить его могла только она. Но почему? Ведь она просто человек! Кто я такой, если ей хватило сил поработить меня?
Я ослеп. Желание владеть ею охватило мой разум и сжало в адские тиски. И мне пришлось найти выход. Договориться со своими принципами. Я все же нашел ту ниточку, за которую можно было потянуть и получить желаемое. Я знал, что девушка рано или поздно окажется в моих руках. Ей не сбежать. Босавин и Гадриель должны были ее привести очень скоро, но сил ждать практически не оставалось. И я больше не спускался в свое царство. Я был рядом с ней все эти долгие семь дней, пока грань миров не истончилась и демоны не получили уникальную возможность перенести живую душу в мир мертвых.
С той минуты, как Персефона оказалась в замке, мои Земли вечного алого заката осветил рассвет. Именно с ее появлением взошло солнце, а мои мысли, словно планеты, закружились вокруг нее одной.
Она лежит у моих ног, и я слышу отголоски ее мыслей и чувств. Они так же несопоставимы с чистотой ее души, как тени Тартара не могут оказаться в Элизиуме. Она меня ненавидит. Жаждет убить. Ненавидит все мое существо и безумно боится. И меня это почему-то ранит. Какое мне дело до мыслей простой души? Мне не нужна она. Лишь ее свет, которым я так жажду обладать, поглотить. Насладиться им, пусть и нечестным способом. И я начинаю ненавидеть ее за то, что она одним только появлением разрушила мои вековые принципы. Она боится, она холодна ко мне, но огонь в ее душе опаляет. И бьет по самому больному. Она кричит о том, что я соврал. Украл ее. Убивал других людей. Она смеет усомниться в моей справедливости. И я понимаю свою злость, ведь она говорит правду.
Девушка даже не предполагает, настолько она сильная. Упрямо просит убить ее. О, дорогая, непременно! Но сначала ты увидишь то, что принесет тебе такую же боль, какую причинила мне ты!
И я показываю ей предательство ее отца. Вижу, как ей больно. Как она задыхается от чувств. Но облегчения мне это не приносит. Напротив, я понимаю, что сделал чуть ли не самую большую ошибку в своей жизни. Доселе неведомое мне чувство сожаления поднимает голову и смотрит осуждающим взглядом, но не произносит ни слова. Впервые я не знаю, что сказать. Зову Ириду и прошу отвести девушку в башню западного крыла. Там ей будет легче перенести невольное заключение. Ну а мне нужно подумать.
Несколько дней я не покидаю свои покои. Мысли кружат как умирающие мотыльки возле ночной лампы. Больно бьются в моей голове, словно их крылья — это лезвия. Я жду ее. Никогда в жизни я так сильно ничего не ждал, как ее визита. Я надеялся, что если первое поглощение ее света не уничтожит ее, а я очень этого хотел, то я смогу наслаждаться им чуть дольше, чем мгновение вечности. Только бы вовремя остановиться. Не осушить ее одним глотком, точнее, одним поцелуем. Мысли о губах Персефоны странно на меня действуют. Будто те бабочки из моей головы перебираются в грудную клетку, а взмахи их крыльев более не ранят, а ласково щекочут меня изнутри.
Я чувствую ее появление задолго до того, как она входит в комнату, но даже не пытаюсь шевелиться. Мне трудно держать себя в руках и не напугать девушку еще больше. Она и так дрожит. Ее нить жизни мерцает и нервно подергивается, а я застываю, зная, что любое мое движение может быть последним для нее. Мне нужно суметь бороться с желанием. Но, к моему изумлению, Персефона находит в себе силы противостоять мне. Я строго осуждаю ее порыв, но внутри улыбаюсь как мальчишка. Мне определенно нравится то, что она так старательно прячет под маской благочестия. Дикая кошка, выросшая среди коал и чувствующая себя соответственно, она даже не подозревает о своем потенциале. Как жаль, что у меня не будет достаточно времени, чтобы раскрыть его.
Разговор с ней затягивается, и я понимаю, что выхожу из себя. Я не в силах усмирить свои желания. Каждая фраза Персефоны вонзает острое копье в мою выдержку, разрушая ее у основания. Теряя рассудок и способность противиться, я впиваюсь в ее губы, заставляя их смолкнуть. Наши губы соприкасаются, и моя вселенная взрывается. Перестраивается. Меняется. Я пью ее свет, теряюсь в звенящем рассвете. Чувствую, как наполняюсь жизнью, и не могу остановиться. Это меня пугает больше всего. Моя тьма ликует. Все осколки вновь собираются воедино, заживляемые светом девушки. Но моя тьма убегает от меня и струится по нити Персефоны, плотно в нее вплетаясь, становясь одним целым с ней. Хочу остановиться. Но губы ее так мучительно сладки. Хочу отстраниться, но вместо этого прижимаюсь к ним еще сильнее. Только бы не навредить ей! Еще не осознаю, но чувствую, что, если Персефона превратится в
