Я думала, что это был он… но мысли плавают, и мир вращается, и я понимаю, что эти теплые руки, обхватывающие мои, не могли принадлежать убийце.
Убийца не мог быть настолько мягким.
— Ты, должно быть, слишком быстро выросла, и тебе пришлось расти одной, — шепчет он. — Но больше не нужно быть одной, Одри. Я могу оберегать тебя.
— Оберегать? — Повторение не помогает мне понять смысл слова. — Но… я в клетке.
— Чтобы оградить тебя от других. От тех, кто забрал твоего отца.
Лицо матери заполняет мои мысли:
— Ты сможешь защитить меня от нее?
— Вот почему я принес тебя сюда. Теперь она не сможет тебе навредить.
Я закрываю глаза и прислоняюсь к прутьям, радуясь, что чувствую их.
— Ты будешь держать ее подальше от меня? — шепчу я.
— Пока ты здесь. Но мне придется оставить тебя одну.
Я пытаюсь открыть глаза, но веки чувствуются слишком тяжелыми:
— Почему?
— Потому что ты что-то от меня скрываешь. Мне нужна эта тайна, чтобы защитить тебя.
— У меня нет тайн.
— Это неправда, не так ли?
— Правда.
По крайней мере, я так думаю.
Раньше так было. Но все чувствуется настолько исчезающим и расплывчатым, что я больше не могу быть уверена.
Он вздыхает, медленно и мило:
— Разве ты не доверяешь мне, Принцесса?
— Конечно я… как ты назвал меня?
Он наклоняется ближе, поглаживая меня по щеке:
— Скажи мне, что ты скрываешь, Принцесса.
Я резко отстраняюсь и отползаю по полу.
У моего отца была дюжина прозвищ для меня. Но он никогда не называл меня Принцессой.
Райден не мой отец.
Утверждение кажется таким очевидным… но от этого трясет.
Райден. Не. Мой. Отец.
Я действительно думала, что это был он?
Как я могла…
Ветер.
Этот разрушенный Южный ветер.
Он омрачает мой разум и меняет мои эмоции.
Я встаю на ноги и прижимаюсь щекой к стене, позволяя дрожи прочистить голову.
— Это обычно работает?
Райден отправляет испорченный Южный прочь, крадя последнее тепло… но я благодарна холоду.
Каждая капля дрожи делает меня снова мной.
Даже боль, хлынувшая в рану на боку, желанна и возвращает меня в реальность.
— На самом деле ты — первый человек, на котором я применил его, — говорит Райден. — Твоя мать научила меня уловке, пока мы ждали тебя и твоего друга в Водовороте. Она утверждала, что это будет единственный способ получить от тебя ответы.
— Оставь моей матери право помогать тебе и пытать меня.
Райден смеется… столь же горько и холодно, как воздух.
— На самом деле ее метод был намного нежнее того, с чем ты теперь столкнешься.
Я не могу удержаться от дрожи. Но я вынуждаю себя посмотреть ему в глаза, отмечая, что под ними залегли тени. Дальше тени обрисовывают его лоб и углубляют складки вокруг его хмурых глаз.
Он выглядит уставшим.
Понимание повышает мою уверенность, когда я говорю ему:
— Я никогда не дам тебе того, что ты хочешь.
— Они все говорят это в начале.
Он рявкает слово, и разрушенный Северный скручивается в кнут и бьет меня в лицо так сильно, что я падаю на колени.
Боль жалит мою щеку. Но, когда я касаюсь, чтобы проверить есть ли кровь, моя рука чиста.
Райден кажется столь же удивленным, как и я… и снова меня стегает, на этот раз по груди.
Сила удара заставляет меня хрипеть, но секунду спустя боль исчезает, и никаких отметин не остается у меня на коже.
Мой верный Западный щит должно быть достаточно силен, чтобы защищать меня.
— Я знал, что ты скрываешь от меня что-то огромное! — закричал Райден, его голос — странное соединение ярости и триумфа.
— Нет… все ушло.
Все, что Вейн разделил со мной.
Все, что имело значение.
Я обнажила, раскромсала и разбросала по ветру… независимо от того, что я должна была сделать, чтобы удостовериться, что было безопасно.
— Тогда почему щит твоего друга бросил его при первом же ударе? — спрашивает Райден. — Порыв, который ты обернула вокруг него, прежде, чем мы взяли вас обоих, помчался назад в небо при первом же ударе моего кнута.
— Ты лжешь.
— Да?
Он поднимает свой рукав к лунному свету, таким образом я вижу всплески красного, окрашивающие ткань.
Я отворачиваюсь, пытаясь не представлять Гаса — улыбающегося, красивого Гаса — окровавленным и одиноким в какой-то мрачной темнице.
— Отпусти его, — молю я, зная, что это бессмысленно, но я должна попробовать. — Ему нечего тебе дать.
— Ах, в этом-то ты не права. Твой Западный не позволит причинить тебе боль, но я могу причинить боль ему. И я заставлю тебя смотреть, пока ты не скажешь мне то, что нужно.
Я начинаю волноваться, что Оз прав.
Но не по поводу нападения на нас и изъятия нашего оружия. И определенно не в том, что он привязывает нас — Солану, Ареллу и меня — к самым крепким пальмам в роще, говоря, что мы будем потеть здесь, пока не будем «готовы сотрудничать».
Но тот факт, что он смог сделать все это: создать своего рода странный вихрь вокруг нас, распугав все ветры, делает довольно трудным спор о том, что сила боли не эффективна.
Давай Западный… настало время доказать, что ты — большой и легендарный, как и те вещи, который ты должен делать…
Я закрываю глаза и жду, когда мои инстинкты прошепчут что-нибудь, что вытащит нас из этой передряги. Но все, что я слышу, это скрип пальм, щебет жуков и вопли разрушенных порывов, проносящихся мимо нас, заманивающих нас в ловушку теплом и циркулирующим песком.
Солнце только что поднялось, таким образом, мы потеряли не менее семи или восьми часов.
Похоже у меня полное фиаско в амплуа героя.
— Ты сейчас опять вывихнешь локоть, — предупреждает Солана, когда я пытаюсь, извиваясь, высвободиться из моих пут.
— Если это потребуется, чтобы выбраться отсюда, то я пойду на это.
Но все, что в действительности происходит, я обдираю кожу.
Я проклинаю отца за запасы веревки промышленной прочности в гараже, которую даже разъяренным слонам не порвать… хотя думаю, что мне нужно быть благодарным за то, что Оз не использовал ветры, чтобы связать нас.
— Побереги энергию, — говорит мне Арелла. — Этот вихрь не отличается от Водоворота. Он не убивает нас… а медленно иссушает нашу силу. Оз удостоверился, что я не сбегу.
Горечь в ее голосе напоминает мне, что Оз не в первый раз сажает ее под замок… только это первый раз, когда она этого не заслуживает.
— Почему ты отказываешь учиться? — Я должен спросить.
Она пожертвовала всем в своем стремлении к контролю.
