Я нервно мяла салфетку. Она права. Во всем права. Я всего лишь шлюха в дорогой обертке. Но если бы он только знал, насколько это важно для меня. Если бы знал… И я ничего не могу рассказать. Даже Кейт не знает всего. Я должна сделать все возможное, чтобы Фирел оставил меня при себе. Не хочу попасть к куску жира или отвратительному похотливому старику — еще раз едва ли так повезет. А больше всего боюсь остаться ни с чем. С Фирелом до меня сложнее добраться. Я вытянула карту, о которой можно было лишь мечтать. Только бы не оказаться дурой. Лишь бы Фирел объявился. Лишь бы еще оставался шанс.
Кейт вновь взяла меня за руку и заглянула в глаза:
— Мелли, не переживай ты так. Все будет хорошо. Он еще и расставаться с тобой не захочет. Ну! Ты такая красотка — обзавидуешься. Вот я — завидую, — она многозначительно кивнула. — Я сразу заметила, как смотрел на тебя этот красавчик Джафар.
Я выдавила улыбку. Кейт я верила. И ее рассуждениям, и ее похвале. Она из тех, кому можно доверять. Единственная сейчас. Но она не мужчина. Она не Фирел.
Я улыбнулась:
— Может, пойдем отсюда? Просто погуляем на воздухе. Лео поел.
Кейт идея явно не понравилась, но она кивнула из желания подбодрить меня:
— Пойдем, если хочешь. — Она повернулась и бесцеремонно выкрикнула в сторону фонтана: — Лео! Мы уходим!
Лео, конечно, не отреагировал. Кейт поднялась и поджала губы:
— Ну, я сейчас ему устрою.
Я остановила:
— Подожди, не злись. И не ругай. Я сама за ним схожу.
Я поднялась, поправила горжетку и пошла к фонтану. Лео сидел на белом мраморном бортике и увлеченно кормил золотых рыбок отвратительными красными червячками, которые шевелились на чужой ладони. Брал пальцами и с восторгом швырял в чистейшую воду, наблюдая, как ленивые оранжевые рыбы вдруг становятся юркими и подвижными в борьбе за лакомство. Рядом склонился тахилец в безупречном черном костюме. Тахилец — здесь не перепутать. По цвету кожи и темным лункам ногтей, по черненым глазам, короткой ухоженной бороде. Без традиционной одежды он выглядел, скорее, странно.
Я подошла к Лео и тронула светлую макушку:
— Пойдем, львенок, нам пора.
— Сейчас. Еще немножко покормлю, они не доели, — малыш не хотел уходить. Было бы мне шесть — я бы, наверное, тоже не хотела.
Тахилец пересыпал червей в детскую пятерню и поднялся, буквально прожигая меня глазами:
— У вас замечательный сын. Хотел бы я иметь такого, — он небрежно вытирал пальцы белоснежным платком. Говорил тихо, с едва различимым мягким акцентом.
Я на мгновение замялась:
— Это сын моей подруги. Пойдем, Лео, мама ждет.
— Простите, мисс… — он дал понять, что хочет знать мое имя.
— Абьяри.
— Простите, мисс Абьяри, но вы очаровали меня, — он белозубо улыбнулся, но тут же помрачнел, сверкнули крошечные гвоздики-бриллианты в ушах. — Теперь я не позволю вам уйти без комплимента от заведения. И от меня лично. У нас принято одаривать красивых женщин. Это традиция моего народа, мисс…
Я поежилась, почти физически ощущая, как он раздевает меня глазами. Каждое тихое слово, слетавшее с четко очерченных губ, будто касалось кожи, обжигало. Он не сделал ничего, но все происходящее было вопиюще неприличным, полным тайного смысла и буквально повисшего в воздухе желания. Я умела безошибочно это улавливать. Хотелось бежать. Я запахнула горжетку на груди, взяла Лео за руку — так стало немного спокойнее:
— Благодарю, но это лишнее. Мы уже уходим.
Тахилец тут же изменился в лице, прищурил черные, как обсидиан, глаза:
— Мое заведение, мисс Абьяри — и мои правила. Только мои. Я не могу отпустить красивую женщину, не выразив своего восхищения. — Он коснулся правой рукой лба, губ, груди: — Позвольте представиться: Аскар аль-Зарах.
Я едва не отшатнулась. Только этого не хватало... Один из богатейших людей мира, полномочный представитель Тахила, племянник султана Хариса кормит рыб червями в ресторане собственного отеля. Теперь я не могла промолчать:
— Мелисса Абьяри.
Я протянула руку, и аль-Зарах, следуя светскому этикету Альянса, прижал ее к губам, задержавшись неприлично долго. Коснулся кожи языком и, не отрываясь, посмотрел на меня. Отдернуть руку — значит оскорбить. И неизвестно, чем это может закончиться. И он это прекрасно понимал. Иностранки для них всего лишь шлюхи. Неверные — значит, доступные. Потому что для них нет запретов, кроме запретов своего бога. Я с трудом высвободила руку, думая только об одном: лишь бы об этом не узнал Фирел или какая-нибудь скотина из департамента.
Аль-Зарах проводил нас с Лео до столика, а я наблюдала, как вытягивается лицо Кейт. Она побледнела, потом покраснела, когда аль-Зарах целовал ее руку. Даже показалось, что он переключится на нее, но, увы — у варваров в крови страсть к блондинкам. Он буквально впился в меня. Что-то набрал на коммуникаторе, и через пару минут к нам подошел слуга с подносом, с которого Зарах взял две резные коробочки. Одну он с легким кивком протянул Кейт, другую — мне:
— Прошу принять в знак моего искреннего восхищения. Красоту надо преумножать.
Кейт открыла коробку и замерла. Мне пришлось сделать то же самое: на белой атласной подушечке сверкала сапфирами пара увесистых золотых серег. В тон моему платью. Я понимала, что для него этот жест — все равно, что угостить чашкой кофе. Но дело даже не в цене. Я не имела права принимать подарки от мужчин. Ни от кого, кроме Фирела. Аль-Зарах поставил меня в чудовищное положение.
Я закрыла коробочку и отодвинула:
— Простите, господин аль-Зарах, серьги прекрасны, но я не могу принимать подарки от мужчин.
Он помрачнел, сжал челюсть:
— Почему? У вас есть муж?
Хотелось сказать: «Да», но я не имела права и на это. Даже в шутку. Я не жена. Если о такой лжи станет известно в департаменте — это чревато взысканием. Я решила быть максимально деловой и отстраненной. Никакого кокетства, никаких двусмысленностей:
— Запрещают должностные инструкции. Мне очень жаль огорчать вас, но у меня строгие предписания.
Он прищурился, заглядывая мне в лицо:
— Такая роскошная женщина не должна работать, — прозвучало не громко, но на удивление холодно.
Мой отказ разозлил его. Если включить фантазию, я бы сравнила этот тон с полированным куском стали. Внутри пробежала дрожь, опускаясь куда-то в желудок. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку и подчеркнуть уважение к его сану, я сказала на тахве:
— У нас другие традиции. Но это не значит, что они плохи.
Аль-Зарах молчал, потом все же улыбнулся:
— Это уже полдела, — так же, на тахве. — Это все облегчит.
Мне не понравился этот ответ, хоть я и не уловила его смысла. Что «облегчит»? Лишь Кейт, не понимая ни слова на чужом языке, растерянно хлопала глазами. Хотелось провалиться, исчезнуть.
Меня спас сигнал коммуникатора — Фирел велел ехать в ресторан, в котором мы встретились в прошлый раз. Я наспех извинилась перед аль-Зарахом и Кейт и опрометью выскочила из отеля, оставив подарок на столе.
6
Я вновь шла по посадочной платформе от парковки до дверей ресторана. Совсем как тогда, неделю назад. Но теперь к страху примешивалось острое чувство вины. Я вспоминала взгляд аль-Зараха — и он до сих пор прожигал меня. Так смотрят на женщину, которую до одури хотят. Прямо здесь и сейчас. Если бы так смотрел Фирел... Я представляла его холодные серые глаза и понимала, что это невозможно. В сравнении с аль-Зарахом он теперь казался куском льда. Чертовым куском льда, который нужно растопить. Но, может мне не дадут даже шанса. Кажется, у меня лишь одна попытка.
Я пересекла знакомый, совершенно пустой зал ресторана под стук собственных каблуков. Сердце отчаянно выбивало невпопад свой ритм. Фирел сидел за тем же столиком, с таким же бокалом, на дне которого золотилось виски с кубиком льда. Снова в сером. Похоже, он до тошноты консервативен. Увидев меня, он учтиво поднялся, дождался, когда официант придержит мой стул, и опустился сам. Ощущение дежавю.
