— Димитрий очень уважает тебя, — сказала я однажды ей, понаблюдав, как мило они беседовали.
— Конечно, — благожелательно улыбаясь, отвечала Джослин. — Я ведь вырастила его, милая моя. Димитрий не знал матери, и я, в известном смысле, заменила ее.
— Как же он мог приставить свою приемную мать к почти незнакомой девице? — подивилась я.
Ах, какую гамму чувств выдали глаза Джослин после этого вопроса! Вот когда я сполна уразумела значение поговорки "Хочешь знать душу — знай глаза". Почти сразу же на меня прямо-таки свалился непрошенный вывод — она что-то скрывает. Впрочем, ее ответ подтвердил мою догадку.
— Ты необыкновенно ценна для Димитрия, дитя, — очень осторожно произнесла Джослин.
Помнится, в тот момент я даже выронила вышивку.
— Не верю, — пискнула в ответ, подбирая упавший кусочек ткани. — Я для него — чужой человек, и не могу представлять никакой ценности.
— И стал бы он отдавать мешок золота за безразличную ему девушку? — Джослин поразила своим ответом меня в самое сердце. — Единственным правильным поступком для тебя, Дженни, будет самой спросить Димитрия обо всем, что тебе интересно. Могу дать голову на отсечение — он ответит на любой твой вопрос.
С тех пор завтраки стали еще более мучительны. От меня только и требовалось, что задать вопрос. Но какой? Зачем ты на мне женился? Чем я ценна? Не заметить мои терзания было невозможно, поэтому, когда Димитрий все же заговаривал со мной, я обычно что-то роняла, полагая, что муж начнет выспрашивать причину того, что меня так мучит.
Но он умел удивлять.
— Дженни, — обратился однажды ко мне граф. В тот день он обрядился в темно-бордовый камзол, его прекрасные волосы безмятежно рассыпались по плечах, серые глаза искрились радостью, а верхняя пуговица грозила вот-вот распрощаться с нарядом. Все эти мелочи я заметила за те две с половиной секунды, когда тянулась за хлебом. — Мне пригодится твоя помощь.
В тот момент мне показалось, что в воздухе заплясали пылинки, а завтрак оказался в стократ вкуснее.
— Я Вас слушаю, — равнодушно произнесла в ответ, бесполезно пытаясь спасти остатки своей пресловутой горделивости. Бесчувственной я вошла в этот дом, бесчувственной и останусь. Димитрий ни за что не должен догадаться, какой водоворот чувств меня гложет.
— Я подумываю устроить празднество, — он неотрывно смотрел на меня. — Уже три месяца я имею честь называть тебя своей женой. Пора заявить об этом.
Что же, этого вполне можно было ожидать.
— Вы правы, — я склонила голову. Димитрию, как одному из важнейших персон в графстве, необходимо представить меня обществу. Кажется, я знаю, почему он тянул с этим целых три месяца — не хотел подвергать меня всеобщему порицанию слишком рано. Любой представитель знати сходу определит мое происхождение: род занятий родителей — ювелирное дело — хоть и считалось благородным, однако, был не в силах заменить аристократическое происхождение. Как я уже упоминала, маменька с папенькой не обращали на подобные вещи внимания — ведь ювелирное искусство обеспечивало хороший доход, — но ежели меня, как жену графа Альвийского, высмеют за столь неказистую родословную, в первую очередь, это станет пятном на репутации моего мужа. Но раз уж ему хочется попировать в честь нашей свадьбы, я не вправе ему перечить.
— Не думал, что ты так быстро согласишься, — радостно улыбнулся граф, складывая руки на столе. — От тебя всего-то и потребуется, что подыграть мне.
— Теперь я встревожилась, — немедленно ответила. — Что нужно делать?
— Сущие мелочи, милая моя. Хотя бы… хотя бы вести себя, как любящая жена.
Он говорил правильные вещи. Я не могла опозорить Димитрия перед самыми влиятельными представителями графства, но, все же, я никак не могла взять в толк, чего он хочет.
— Вести себя, как любящая жена, — повторила я. — Например, привселюдно отвечать на ваши объятия?
— Признаюсь, ход твоих мыслей мне нравится, — рассмеялся граф. — Но можно было бы просто начать с твоего обещания не танцевать ни с кем, кроме меня.
— Я не могу.
— Пожалуйста, Дженни. Я настаиваю.
Мне пришлось прибегнуть к запасному методу.
— Господин мой Димитрий, — томно произнесла я. — Вы ведь знаете, что это дурной тон.
Муж растерялся. В его сероглазом взгляде явственно читалось удивление. Я лишь смущенно трепетала ресницами — кажется, здесь я победила.
— Флирт тебе к лицу, Джейн, — зачарованно отозвался граф Грейсон. — А ты, Джослин, уже можешь поставить чашку обратно на блюдце.
Моя наставница недовольно дернула рукой, возвращая посудину на ее законное место. Она уже поняла, что забот ей прибавилось.
Всю следующую неделю Джослин, во главе с целой ордой прислужниц вытворяли всякое: с их легкой подачи я провела эти несчастные семь дней, опутанная примерочными лентами и разнообразными лоскутками — образцами лучших тканей. Вокруг меня все находилось в движении, служанки носились по дворцу за каждой необходимой мелочью, а Джослин разгорячено раздавала указания. Я, уставшая и замученная, стояла посредине примерочного зала, разведя руки в стороны; повсюду разверзлась настоящая преисподняя из кусочков ткани, радужных ниток, беснующихся портних и невесть откуда взявшихся перьев. В этом хаосе я различала одно-единственное лицо — моего мужа, непонятно для чего являвшегося на каждую примерку. Наверное, только в эти моменты я могла глядеть на него столько, сколько душеньке угодно — из-за суеты никто, кроме Димитрия, не замечал моего задумчивого взгляда. Граф разглядывал меня не менее пристально, и эти минуты стали, я думаю, единственными, когда мы с ним были в некотором смысле близки.
— Ваше Сиятельство, — пришла к Димитрию на поклон одна из портних. — Госпоже графине нужно переодеться. Прошу не счесть мою просьбу оскорблением, но не будете ли Вы столь любезны покинуть помещение?
Клянусь, я еще никогда не видела на его лице возмущения подобной степени.
— Не вижу в этом особой насущности, — ледяным тоном ответствовал Димитрий, медленно переводя взгляд с меня на невозмутимую портниху. — Джейн — моя жена. Пускай переодевается.
Вот уж и вправду предложение, от которого невозможно отказаться. Если я не соглашусь переоблачаться при собственном муже — слухи о том, что мы не скрепили наш брак общепринятым способом, разлетятся по графству с пугающей скоростью. Принадлежащие Димитрию слуги не станут вредить своему же хозяину, но приезжие портнихи, похожие на ярких южных птиц, незамедлительно нашепчут недоброжелательному слушателю, что графа Альвийского отвергает собственная жена.
Поэтому я, стараясь не выдать охватившего меня волнения, неторопливо повела плечами, глядя в сторону настороженной костюмерши.
— Не делайте проблемы из такого пустяка, — молвила я, подбирая свои длинные светлые волосы. Все равно все в этом зале, кроме Димитрия, видели уже процесс смены моего гардероба. — Джослин, помоги мне.
Через полминуты я предстала в одних только кружевных панталонах да корсете. В отличии от прошлых моих переодеваний, когда портнихи как ни в чем не бывало приступали к примеркам, а служанки вообще на меня внимания не обращали — повисла гнетущая тишина. Поголовно все присутствующие поочередно переводили взгляды то на меня, то на моего супруга, и сами, кажется, не дышали.
Димитрий исхитрился побледнеть и покраснеть одновременно, но это не помешало ему жадно оглядывать мою полуобнаженную фигуру. Я закрыла глаза и повернула лицо в сторону — сил терпеть не было. Если эта несносная костюмерша (Августа, если не ошибаюсь) немедленно не наденет на меня хоть что-нибудь, то я умру от стыда.
— Поспешите, — сердито уронила Джослин. — Госпоже графине холодно.
Прохладой в весенний день даже не пахло, но я была благодарна своей наставнице за эту фразу, ибо после нее Августа незамедлительно принесла следующее платье.
Примерки так и не дали желанных результатов — платья не устраивали либо Димитрия, либо Джослин. Я покорно сменяла наряды, но все попытки были тщетными — то рукава слишком широки, то слишком коротки, то вырез излишне открыт.
