с Костриным, как тот схватил меня за руку, сильно и довольно грубо, притянул к себе и зло прошипел (вот если б я уже не знала, что в его роду не обошлось без драконьих змей, сейчас точно это поняла бы):
– А отблагодарить-с-с с-с-за помощь-с-с-с?
И поцеловал, выплеснув на меня своё раздражение и яростную злость. Жёстко, чтобы у меня ни на миг не закралось сомнения в том, что меня именно наказывают.
Козлина. Я сжала зубы, цапнув его за губу, и одновременно пнула ногой по голени.
– С-скотина! – от бешенства я зашипела не хуже этой змеи подколодной. Ещё раз двинула ногой, на этот раз целясь в пах, но Кострик, к моей досаде, отступил в сторону.
Полоснув по нему яростным взглядом, я выбежала в коридор, в мгновение ока справилась со сложной системой замков и так шарахнула дверью, что высокие подъездные окна обиженно звякнули, а сидевший на подоконнике полосатый кот укоризненно мявкнул и, махнув хвостом, гордо отвернулся в другую сторону.
– Сам такой!
Показала ему язык я и, вылетев на улицу, поняла, губа у Кострика не дура: недвижимость он себе присмотрел в самом дорогом и престижном районе, тихом, зелёном и находящемся в стороне от всех линий общественного транспорта.
Приехавший на мой вызов таксист затребовал за проезд такую сумму, что мне захотелось вернуться назад в квартиру и всё-таки убить Кострика.
– Карточкой можно заплатить?
– Без проблем.
Стиснув зубы, я устроилась на заднем сидении.
Вот не зря мне этот Кострик с первой секунды не понравился. Так и знала, что он мутный тип. И что только Мотька в нём нашла?
В воскресенье я в библиотеке не появилась, а когда в понедельник вернулась за свой столик у окна, вовсе не удивилась, обнаружив там Кострика. Не говоря ни слова, он кивнул на соседний стул и протянул руку за учебником.
Наверное, нужно было попросту пересесть на другое место, но до экзамена оставалось два дня, да и Кострин сегодня был в модных очках со слегка затемнёнными линзами… И я осталась!
Сегодня, по прошествии стольких лет, я вижу, что не в силах была поступить иначе. На меня столько всего навалилось: авария, родные, дедушки, которые грозились переехать ко мне, пока родителей не выпишут, экзамены… И тут вдруг Кострик. Сражаться ещё и с ним я уже была не в силах. Да и как сражаться-то, если соперник отказывается вести какие-либо военные действия, молчит, читает книжку. Даже с предложением подвезти до дома не полез… Правда, я и сама отказалась ехать с ним на лифте – пешком пошла. И плевать, что двадцать второй этаж! Как говорится, для бешеной собаки семь вёрст не крюк…
Вечером, лёжа под одеялом и раздумывая над тем, рассказать о случившемся Мотьке или всё-таки пожалеть свою нервную систему, я внезапно подумала, что, может, зря я себя накручиваю. Может, Кострин и в самом деле элементарно хотел помочь? Ну, серьёзно, на кой бы я ему сдалась? Да он таких, как я, по пять копеек за пучок берёт. Да ему достаточно свистнуть, и половина женского состава Института к нему на крыльях ветра примчится, мол, бери, господин, и владей. Просто так, без всяких гляделок…
Потянувшись, я взяла с прикроватного столика косметичку и, выудив из неё пудреницу, придирчиво всмотрелась в своё отражение.
Мне всегда казалось, что красотою судьба меня обделила. Правильными чертами лица я не отличалась, рот у меня был слишком большой, а глаза, неромантично карие, наоборот, маленькими. Какое-то время я пыталась отращивать косу, чтобы поразить потенциальных женихов её толщиной… И толщина не подкачала, если без ложной скромности, но серый цвет вкупе с аллергией на все существующие краски для волос как-то остудил мои амбиции, и я носила среднее каре.
Эд, видя мои страдания перед зеркалом, обычно отпускал какое-нибудь унизительное замечание в стиле:
– Да хватит депрессировать, сеструха, зато у тебя жопа всем на зависть.
Или:
– Мужики всё равно только на сиськи и ноги смотрят… Вот у Олечки Ломачкиной та-а-акие ноги… И жопа… И сиськи. Я б ей вдул.
– Вон пошёл!! – орала я на брата.
Олечку Ломачкину я, если что, не очень любила, хотя лично мне бывшая одноклассница не сделала ничего плохого… Ну, не виновата же она, в конце концов, что бог наградил её говорящей фамилией! Но «жопу» «прокачивала» по составленному Эдом комплексу упражнений. И «сиськи» тоже. Хотя грудь у меня и без прокачки была хорошей, высокой, упругой, того самого, популярного среди большинства мужиков третьего размера…
Объяснил бы мне ещё кто, почему я при воспоминании о Тимуре думаю о размере своей груди… Ох.
Откинула в сторону зеркальце и забылась тяжёлым сном, а утром Кострик ждал меня у подъезда.
– Кострин, слушай, правда. Давай вернёмся на прежний уровень отношений. Я зубрю, ты меня не замечаешь… Так же всё отлично было! Ну, хочешь, я все нужные тебе учебники на твоё имя перепишу?
– Не хочу. Кок, садись, пожалуйста, в машину. Здесь больше десяти минут стоять нельзя, а я тебя уже пятнадцать жду.
И смерил меня обиженным взглядом. Будто я на свидание опоздала!!
– Слушай, Кострик…
– Сядь. В. Машину.
Ледяной змейкой по позвоночнику скользнуло какое-то неприятное чувство. Магический приказ?
– Сквозь очки не работает! – возмущённо и обличительно вякнула я, а… А Кострик невозмутимо заметил:
– Да не в очках дело. Я вообще не ТАК на тебя смотрел. Просто ты же девственница, а у вас вообще всё не пойми как происходит.
Щёки опалило так, что от них можно было прикуривать.
– Да я! Да ты! Да с чего ты взял воо…
– Ты забыла, Кок? Я всё же на две четверти дракон. Иначе мне никто не дал бы гражданства в Дранхарре. Так что не переживай, жертвенную кровь я за милю учую.
И подмигнул, улыбнувшись широко и открыто. Словно что-то действительно смешное сказал. Я же ничего умного ответить не успела, ибо подъездная дверь противно скрипнула, выпуская наружу самую мерзкую на свете Пулю и вполне соответствующую ей хозяйку. Обе они вошли в пенсионный возраст уже очень давно и отличались лишь тем, что у Пули были четыре лапы и трясущийся крысиный хвост, а у пенсионерки Григорьевны непомерные амбиции и шестьдесят три года уверенности в своей непогрешимости.
Но всё бы ерунда. Главной бедой было то, что моя соседка свято верила в силу доноса и отчитывалась деду Шурке о нашем с Эдом поведении с регулярностью, достойной оклада. Впрочем, не удивлюсь, если старый генерал и в самом деле чем-нибудь со старушкой рассчитывается.
