я не стану женой Фиггинса, а вы с Генри вернетесь невредимыми… То есть я в вас не сомневаюсь, но…
– Эмили, – Хэйвуд вдруг развернулся и, оказавшись прямо передо мной, схватил за предплечья. – Фиггинсу ты не достанешься, не переживай. Обойдется, – жестко произнес он и пальцами приподнял мой подбородок. Я вздрогнула от этого прикосновения, от того, как его большой палец погладил мою кожу. – А если он будет усердствовать, я вырву ему ноги, как и любому, кто подойдет к тебе, – твердо закончил он.
Я замерла, глядя на него, как кролик на удава, с судорожно бьющимся сердцем и мечущимися мыслями. В его глазах мешалось и непоколебимое намерение, и чувства, столь сильные, что пугали меня, и, на самом дне – отчаяние, смешанное с виной. Что он хочет этим сказать?
Тут Хэйвуд было наклонился ко мне, отчего я прерывисто вздохнула и…
Вдали хлопнула дверь, раздались громкие вопли и гомон спешащей на завтрак веселой компании. Я поспешно отшатнулась. Хэйвуд тоже, выдохнув, на миг прикрыл глаза, а когда вновь открыл, в его взгляде читались лишь собранность и сосредоточенность.
– Ты ему не достанешься, – повторил он. – С нами ничего не случится, и Фиггинс не сделает тебя своей женой. Я этого не позволю, – его тон был серьезен, а глаза смотрели на меня прямо и твердо. – Ты мне веришь?
Взгляд Хэйвуда гипнотизировал, и я вдруг поняла, что верю. Человек, стоящий передо мной, способен добиться чего угодно. У Фиггинса нет шансов.
И у меня тоже.
Я кое-как сообразила, что нужно кивнуть.
– Тогда пойдем завтракать. – Хэйвуд наконец отвернулся, и я выдохнула, чувствуя себя сорвавшейся с крючка рыбой.
Все время, пока мы шли до столовой, его прикосновения горели на моих плечах и лице, и казалось, что стук моего сердца слышен всем вокруг. Что со мной творится? Ох, только бы никто не заметил…
Позавтракав за несколько минут, Генри и Хэйвуд удалились – им нужно было добраться до церкви заранее на случай, если Фиггинс перенесет время бракосочетания. У меня тут же пропал аппетит. Вяло поковырявшись в тарелке, я подождала, пока Томас доест, и мы вместе направились в библиотеку. Если честно, я бы предпочла подождать их возвращения в парке или в своей комнате. Но мнение Генри и Хэйвуда было единогласным – оставаться на виду, среди других адептов, там, откуда меня нелегко похитить. Поэтому я послушно взяла книгу, но мои глаза лишь бездумно скользили по строчкам, и я не осознавала ни слова.
– Ой! – вздрогнув от тычка пальцем в плечо, я недоуменно уставилась на Томаса.
– Прости. Все еще не могу поверить, что ты девчонка, – покаянно отозвался он.
«Не там надо трогать, чтобы убедиться. Хэйвуд вот в правильном месте трогал», – вдруг подумала я и немедленно покраснела от подобных мыслей. О чем я только думаю! Это все пребывание в мужской академии так на меня влияет.
Я машинально растянула губы в улыбке:
– Когда все закончится, приеду в академию в платье. Тогда и увидишь, похожа я на девчонку или нет. Хотя ты ведь уже видел меня в женском наряде во время репетиций пьесы?
– Ну тогда я не знал, кто ты, вот и не понял, – задумчиво поскреб пальцем щеку Томас, а мои мысли меж тем снова перескочили на Хэйвуда.
Эйден Хэйвуд. Когда он пообещал сделать все, чтобы я в него влюбилась, казалось, что он будет… донимать меня. Не давать мне проходу до такой степени, что придется пожаловаться Генри. Однако Хэйвуд поступил хитрее – начал помогать. Уступил мне комнату, принес пирожные, отправился расстраивать мою свадьбу. То есть свадьбу по моим документам с мистером Фиггинсом.
В душе затеплился трепетный огонек благодарности, а в голове начали всплывать и другие моменты. Как он спас меня, когда магия Томаса вышла из-под контроля. Как предлагал деньги, когда решил, что Генри меня шантажирует. Как он поцеловал меня на сцене, а потом в комнате. И как он наклонился ко мне сегодня утром…
Сердце внезапно понеслось вскачь, хотя я все так же сидела, примерзнув к креслу. При одном только воспоминании о Хэйвуде, о его прикосновениях меня бросило в жар. Но следом возникла другая мысль. А вдруг с ним что-то случится? Я же никогда себе этого не прощу… Мне вдруг подумалось, что его могут ранить, и сердце сразу сжалось от паники и ужаса.
И тут, сидя в кресле, я вдруг с кристальной четкостью осознала, что Хэйвуду не нужно больше влюблять меня в себя. Я и так уже окончательно и бесповоротно в него влюбилась. Не знаю, когда и почему, но твердо знаю, что без него я никогда не буду счастлива.
Это осознание ужаснуло меня. Я ведь скоро уеду! И больше никогда его не увижу… А может, он тоже влюбится в меня и сделает предложение? Он же сказал, что никого ко мне не подпустит! Однако если бы он хотел, то давно бы его сделал. Шансов было предостаточно! Может, я ему не нравлюсь?
Но тогда Хэйвуд не стал бы целовать меня и брать за руку. Не стал бы говорить, что хочет, чтобы я в него влюбилась. Вряд ли он такой бессердечный ловелас, который влюбляет в себя девушек из спортивного интереса, просто желая посмотреть, что из этого получится.
Чувствуя, что голова идет кругом, я резко поднялась и прошлась туда-сюда по мраморному библиотечному полу. Я влюбилась в Хэйвуда. И что мне теперь делать?
Несмотря на то что я всю жизнь мечтала влюбиться, это осознание скорее ужаснуло меня, чем обрадовало. Потому что… Потому что я не настолько самоуверенна, чтобы считать, что все встречные мужчины должны падать к моим ногам. Да, Хэйвуд проявляет ко мне определенный интерес. Но влюбится ли он в меня? А может… может, он уже успел влюбиться, просто пока не осознает этого?
Я вспомнила, как он смотрел на меня, когда мы жили вместе, – по большей части с раздражением. Как его лицо перекосилось от ужаса, когда я положила руку ему на грудь, чтобы передать энергию. Как он разозлился, когда я предложила ему попробовать пирожные. Ему даже мои пирожные не нужны! Эх…
Тяжело вздохнув, я принялась в задумчивости мерить шагами библиотеку. Ничего не поделаешь, если я ему не понравилась, то я никак не смогу этого изменить. А если понравилась… Тогда у него есть еще несколько дней, чтобы сказать об этом, потому что скоро я уеду.
Обычно, когда ждешь, минуты тянутся бесконечно. Кажется, что прошло уже несколько часов, а на самом деле
