смерти их тела были обречены на вечные блуждания. Лишь с помощью Хелфы храмы спасли нас от падения в темнейшую эпоху.
Я напряг шею, поднял на него новые глаза и попытался ворочать растущим языком:
– Ваша чертова ложь.
Его надменный смех разжег ярость в моей крови:
– Однако именно эта «ложь» помогла пленить тебя, на что и надеялись первосвященники. Они построили тюрьму, достаточно крепкую, чтобы держать тебя взаперти на костре, пока мы не сожжем последнее дерево, последнюю засохшую лепеху свиного дерьма. – Приподняв подол рясы, он присел передо мной на корточки. – В этом мире есть место только для одного бога.
– Согласен.
Он фыркнул:
– Ставишь себя превыше всех, а от устроивших тебе засаду солдат все же не сбежал.
Ну да, потому что спасал свою жену.
Я мог бы одолеть их, но при этом подверг бы ее риску. Ее могли ранить или чего похуже. Боль, пытки, порезы… Я вытерплю миллион костров, лишь бы она была в безопасности – я поклялся в этом. А Ада поклялась вернуться ко мне, если нас разлучат, и в этом был источник моей силы. Я непременно сбегу.
Декалон сморщил нос:
– Обугленный дочерна бессмертный.
– Временное затруднение. – Костяной порошок осел между камнями, там, где раскрошилась штукатурка. – В отличие от кары, которая постигнет тебя. Она будет вечной. Поразмысли о моих словах, смертный. Когда придет время, я пожертвую трупами, чтобы связать твою душу.
Он приподнял брови:
– Ты говоришь загадками.
– Загадки я оставляю моему брату.
Теперь брови сошлись у него на переносице, выдавая обычное невежество смертных; его ограниченный умишко не мог постичь того, чего не мог представить. О, как благословенны мои братья, игнорируемые смертными, ибо одному лишь мне в моем физическом воплощении досталась способность чувствовать боль.
– Ваше святейшество, – заволновался вооруженный смертный рядом с Декалоном, жестом приказывая человеку с кузнечными мехами раздуть огонь посильнее, так что клубы дыма поднялись к сводчатому потолку. – Костер. Нужно повернуть его.
– О да, поверните меня.
Когда я вновь оказался наверху, кожа зудела невыносимо, и скальп, на котором заново отрастали волосы, покалывало. Потом меня опять повлекло вниз, погружая в изнуряющий жар свирепого пламени. Но, едва вынырнув, я сосредоточился на останках мертвых. Костяной порошок, который я дотошно доставлял сюда много мучительных дней, сложился в первый шип…
– Енош.
Шип застрял в трещине, на каменный пол посыпалась пыль. Мой пульс участился. Мое настоящее имя? Вот так сюрприз.
– Так тебя зовут, верно? – Губы Декалона скривила ухмылка. – Священник, который венчал тебя, записал его в реестре, указав заодно, кто ты таков. А жена твоя красавица, судя по тому, что я слышал. Аделаида, не так ли?
Реестр. Та толстая метрическая книга.
Я стиснул зубы так, что они заныли:
– Ох уж эти смертные с их проклятыми обычаями.
– Где же может быть твоя жена, Енош? – Я ничего не ответил, и он вздохнул. – Когда-то у меня была жена, за много лет до того, как я ступил на путь Хелфы. Хильда. Ни одна женщина в нашей деревне не пекла пирогов лучше, чем она. Секрет в коричневом сливочном масле, частенько говаривала она. Она умерла при родах… в полнолуние. – Он причмокнул губами и медленно покачал головой. – Видеть ее побелевшее, безжизненное тело было ужасно. Но еще хуже стало, когда она встала и принялась скрестись в дверь, раскорячив ноги, между которыми болтался мой ребенок. Осмелюсь сказать, такое горе способно свести человека с ума. Оставь-ка его в огне ненадолго.
Паника пронзила мою грудь.
Пламя объяло меня, и крики умерли прямо в горле. Огонь пожирал мысли, нервы, чувства, низводя все существование к одной лишь боли, боли, которую не должен претерпевать ни один бессмертный. Мне нужно остановить это. Нужно вернуться к моей жене.
Когда огонь наконец отступил, я больше не чувствовал своего тела, не мог ни о чем думать, ибо ярость затуманила мой разум – ярость и всепоглощающая необходимость увидеть жену. Подлые, злобные, коварные, нечестивые смертные.
В ушах – или в том, что от них осталось, звенело. Звон постепенно складывался в слова:
– …жена могла сбежать… гммм… Как это там называлось в рукописях? Бледный двор? Что ж, если хозяина дома нет, пожалуй, мы можем туда войти. Может, она даже окажет нам любезность и сама выйдет нам навстречу.
Нет, Ада не дура. Она останется внутри, в безопасности нашего дома. Но что будет, когда еда закончится, единственная служанка сгниет, а моя жена умрет от старости? Странное ощущение сдавило мое сердце, на миг словно сбившееся с привычного ритма.
Прочь. Мне нужно скорее убраться отсюда.
– Ох, как расширились вдруг твои глаза, хотя они и закатились в глазницах. – Декалон наклонился, его сверлящий шепот впивался в мой разум. – Кое-кто из солдат видел, как вы… скрепляете свой союз. А мы оба, кажется, сошлись во мнении, что в этом мире нет места для двух богов, особенно для того, который размножается. Отрезай!
Холодный ужас пробрал меня до костей, я готов был умолять подручного палача с мехами, чтобы тот раздул посильней пламя. Безумная острая боль пронзила мой пах и вырвала бы из горла крик, если бы он не застрял в глотке вместе с дыханием. Спина моя выгнулась дугой, пока люди лишали меня мужского достоинства. Меня трясло, трясло от ярости, трясло так, что дрожало все колесо.
– И уж точно нам не нужно трех богов, если эта женщина носит в себе отродье дьявола, – прорычал Декалон. – Священники разнесут мое слово по всей земле. Если эта женщина где-нибудь когда-нибудь появится, люди доставят нам жену дьявола и ублюдка, которого она носит во чреве своем.
Я искал глаза священника, и неважно, что в моих стояла лишь тьма:
– С-слуш-шай меня, с-смертный… т-твоя г-голова ук-красит мой т-трон. Твои кос-сти буд-дут с-служить мне вечно, ибо я твой бог.
– Мой бог Хелфа, – ответил он. – Смотри и увидишь, Енош. Смотри и увидишь, как мой бог исполнит свой божественный долг и наведет наконец порядок на нашей земле.
Я стиснула мозолистыми пальцами толстую веревку, привязанную к рыболовному садку. С каждым рывком по воде бежала рябь. Я тащила что было сил, пыхтя и задыхаясь.
Ну наконец-то!
Сидящая на большом валуне Роза оторвала взгляд от наполовину выпотрошенной форели:
– Хороший улов, тяжелый, да?
– Похоже на то, – ответила я, широко ухмыляясь, чувствуя, как от улыбки озябшие щеки словно покалывает иголками. – Я дам тебе одну форель поменьше, если поможешь мне вытащить рыбу на берег. Не
