– ведь Енош ничего не ощутил? Возможно, плод был еще слишком мал?
– А может, все же и хворь. – Может, я окончательно сошла с ума после всех выпавших мне на долю тяжких испытаний. – Придется перерезать веревку, может, отец потом как-нибудь починит ее. Забери свою рыбу из садков.
Она не стала этого делать.
Роза просто стояла, не отрывая взгляда от темных потеков, отпечатавшихся на изнанке моего белого платка.
Убрав нож, я быстро схватила платок, надела его на голову, заправила выбившиеся черные пряди, глядя на корзину Розы, на ближайший дуб, на ворону в его ветвях – куда угодно, только не на женщину, чтобы не видеть, с каким подозрением смотрят на меня ее прищуренные глаза.
Я снова взяла нож и принялась пилить лезвием обтрепанную веревку:
– Что, не хочешь?
– Хочу, конечно. – Она заморгала, отгоняя какие-то мысли, потом выбрала из садка три рыбины, оставив ровно столько, сколько нам с папой хватит дня на три – ну, может, на четыре, если я опять сварю похлебку. – Пойду-ка я. Мне лучше поторопиться. Не стоит доверять свежей рыбе, когда солнце высоко, и неважно, что холодно.
Роза побросала рыбу в корзину и наконец ушла, а я, испортив последние папины веревки, выпутала труп, сняла садки, почистила пойманную форель, загрузила скарб в старую скрипучую тачку и направилась к деревне, оставив мертвеца на берегу.
Деревянные колеса, постанывая, катились по грязной тропе, ведущей к Элдерфолсу, деревеньке, где было слишком много рыбаков и слишком мало рыбы. Когда я проходила мимо, какая-то женщина выплеснула помойное ведро в корыто для свиней, наполнив воздух вонью мочи и нищеты.
У зарешеченного подвального окошка здания суда меня окатило едким смрадом, но уже на следующем шаге запах исчез. В Элдерфолсе мертвецов держали не в яме, а в погребе, больше не выпуская их в полнолуние. Таков был приказ первосвященника.
– Элиза. – Торстен, как раз взявший охапку соломы из стога у конюшни, кивнул мне. – Пришла поторговаться?
Я вздохнула и махнула рукой на корзину:
– Только если ты возьмешь те деньги, что я предлагала тебе на той неделе, и четыре маленькие рыбешки.
Он хмыкнул – довольно добродушно:
– Денег я хочу теперь вдвое больше.
Я крепче стиснула грубые ручки тачки:
– Ты шутишь? Мы оба знаем, что твой мул хром на правую заднюю ногу.
– Боюсь, что не шучу. В других городах и деревнях все конюхи тоже повысили цены; чем же я хуже? Может, мы и далеко, но кому-нибудь мул да понадобится. Храмы раздают монеты, чтобы ополченцы могли купить себе лошадей и мулов.
Кончики моих пальцев болезненно запульсировали:
– К чему вся эта суета, ведь Короля-то поймали?
Мужчина пожал плечами:
– Ищут кого-то… женщину.
Я так и предполагала, но сердце все равно бешено заколотилось, и спина опять взмокла от пота:
– Какую женщину?
– Не знаю. Не слышал ее имени. И ни слова о том, кем она может быть.
Понятно; однако мурашки все равно продолжали бегать по моей коже, дольше всего задерживаясь на обнаженной шее, там, где когда-то был ошейник. Я инстинктивно потерла кожу, словно пытаясь нащупать успокаивающую твердость кости – и не находя ничего. Странно, что отсутствие того, что недавно заставляло меня чувствовать себя пленницей, теперь вселяло в меня панику.
Где же ты, Енош?
Очень хотелось сунуть руку в карман, коснуться драгоценного камня, который папа выковырял из моего ошейника, но я не рискнула. Да, в обмен на него я могла бы приобрести мула – хромого мула и целую кучу проблем в придачу. Даже если Торстен не спросит, где я взяла такое сокровище, этим заинтересуются другие, когда он захочет продать камень. Может, даже решат, что у меня есть еще такие же. А если это случится быстрее, чем я смогу сбежать на муле, у которого зубы длиной с мой большой палец?.. Судя по тому, как мне вообще везет с мулами, старая скотина может просто сдохнуть подо мной посреди дороги.
Я глубоко вздохнула.
– Просто… дай мне знать, если кто-нибудь придет и спросит о муле, и я посмотрю, что смогу сделать.
Может, мне все-таки стоит предложить местным свои услуги повитухи? Но не подвергнет ли это меня еще большему риску? Сколько еще пройдет времени, прежде чем та женщина, которую разыскивают священники, обретет имя? Когда обнародуют ее словесный портрет? И род занятий?
Мне нужно уходить отсюда, нужно добраться до Бледного двора, но как? Страх парализовал меня, заставляя сомневаться в каждой приходящей в голову идее. Впрочем, я тут же усомнилась снова, спросив себя, а не ищу ли я оправданий, не тяну ли время, чтобы не выполнять своих обещаний.
Больше месяца я пыталась сбежать от Еноша, а теперь, когда это удалось, я не знала, что делать. Что думать. Что чувствовать. Чего я хочу, кроме покоя для мертвых, которого они, по-видимому, теперь никогда уже не получат? Проклятый дьявол, что я чувствую по отношению к своему мужу, кроме участия? Что за тяжесть сдавила мне грудь? Какой во всем этом смысл, с учетом того, как…
Тачка остановилась.
Щепка вонзилась в мою ладонь.
Я зашипела и отступила на шаг, по щиколотку утопая в грязи, пытаясь высвободить колесо. Удача никогда не была особенно добра ко мне, но была ли она когда-либо настолько злокозненна? Возможно, конечно, что все это лишь вопрос восприятия, изменившегося после двух месяцев мягких мехов, сладких ягод и неизменно обильной пищи…
Добравшись наконец до дома в конце деревни, я поставила тачку под соломенный навес. Внутри со стропил свисали пучки сухих трав, наполняя воздух ароматами ромашки и розмарина. Вдоль одной из стен выстроились десятки маленьких ящичков, на которых было написано, что хранится внутри – от грибов (это слово я разобрала) до не пойми чего, – таких слов мне вовек не разобрать.
Но большую часть бирок я все же могла прочитать.
Лекарь поднял взгляд от книги, лежащей на его ладонях, и поправил очки, сдвинув их повыше, на переносицу.
– Да?
Я откашлялась:
– Чай для моего отца? Для легких?
– А. Да. – Он пристроил книгу на деревянную подставку, стоящую на столе, и принялся рыться в плетеной корзине. – Когда он кашляет, крови меньше?
– Кашляет он меньше, но крови выходит много.
Я провела пальцем по буквам в книге, гладя пергамент и наслаждаясь этим ощущением. Может, предложить лекарю свою помощь? Читать умеют немногие, а ему может понадобиться кто-то, кто мог бы сортировать сырье или смешивать ингредиенты для снадобий.
– Вы умеете гадать по моче? – спросила я.
– Нет. Такой умелец живет в двух деревнях отсюда.
