— Это что, я — результат селекции? — Недовольно нахмурилась я.
— И, заметь, естественной! — усмехнулся Иззи. — Я только создаю условия. А уж дальше всё зависит от самих людей.
Он встал, и его кресло немедленно растаяло:
— Пожалуй, тебе пора. Долго тут тебе тоже нельзя находиться.
Я нехотя поднялась. Невысказанные вопросы толкались в голове, образуя кашу-малу. Иззи покачал головой:
— Не переживай, со временем во всём разберешься!
И вдруг резко толкнул меня в грудь. Моё тело словно пронзило разрядом тока, мышцы на миг скрутило спазмом, и я почувствовала, что лечу вниз с огромной высоты. Послышался затихающий насмешливый голос Иззи:
— Собачку, что-ли, заведи.
«Какие ещё собачки?!» — успела подумать я, но тут с размаху впечаталась спиной во что-то мягкое, отчего из моих лёгких выбило весь воздух… Мир исчез.
Глава 29. В которой я возвращаюсь к жизни
…И вдруг меня выгнуло от нового электрического разряда, а в уши впился визг и вой каких-то сирен… и звучащие как сквозь вату резкие голоса людей:
— Есть сердцебиение. Ритм в норме.
— Есть мозговая активность!
Я попыталась открыть глаза. Перед глазами всё плыло: белые стены, потолок, силуэты людей в белом… и этот мерзкий, пилящий мозг звук, словно выла сигнализация. Больница?..
С этой мыслью я отключилась.
Проснулась я от равномерного пиканья, которое даже в полузабытьи здорово раздражало. Левое плечо вдруг что-то начало сильно сжимать. Я дернулась и открыла глаза. Пиканье ускорилось. Я лежала в больничной палате, вся опутанная какими-то проводами, ноздри противно щекотали трубочки, к руке тянулась трубка капельницы, обильно увешанной мешочками с лекарствами… но людей вокруг не было. Покосилась налево. Оказывается, мое плечо сжимала манжета тонометра. Манжета расслабилась и прибор удовлетворенно пискнул. Покосилась направо. Там висели мониторы, по которым весело бегали зигзаги и точки. Раздражающее пиканье, видимо, озвучивающее мое сердцебиение, раздавалось откуда-то оттуда же.
Дверь открылась и вошел сурово выглядящий мужчина средних лет в белом халате и со стетоскопом на шее. За ним гуськом втянулось еще несколько человек, вооруженных блокнотами и ручками и подобострастно взирающие на своего предводителя.
— Как прекрасно, что вы наконец очнулись! — заговорил врач, подходя ко мне. Вертикальная морщина, залёгшая между его бровей, слегка разгладилась, и в уголках глаз на миг собрались лучики-морщинки. — Добро пожаловать обратно! Понимаете, где вы?
Я хотела сказать, что да, но у меня ничего не получилось. Горло почему-то немилосердно драло и болело, и извлекалось из него только сипение.
— Нет-нет! — помахал рукой врач. — Не говорите ничего, просто моргните или кивните!
Я моргнула, потому что с киванием тоже возникли проблемы.
— Меня зовут Брэндон Харт, я ваш врач. Можете пошевелить пальцами рук? Ног?
Я пошевелила.
Врач быстро меня осмотрел посветил фонариком в глаза, обстукал, прослушал, периодически что-то говоря вполголоса своим спутникам.
— Мисс Дороф, вы пробыли в коме почти две недели после удара шаровой молнии. Позавчера вы пережили клиническую смерть. Вторую за время вашего пребывания в больнице. Откровенно говоря, это просто чудо, что вы очнулись. Но последние сутки ваши показатели держатся в пределах нормы, и мы смогли отключить вас от системы жизнеобеспечения… Если так и будет продолжаться, через несколько дней мы переведём вас из интенсивной терапии в обычную палату.
Я ошарашенно смотрела на врача. Шаровая молния? Кома? Две недели? Клиническая смерть?
Монитор зашёлся раздраженным писком.
— Ну-ну, не волнуйтесь! — врач озабоченно взглянул мне в глаза. — Самое плохое позади, сейчас вашей жизни ничего не угрожает. Вас хотят видеть родители. Университет оповестил их о вашем состоянии и поспособствовал их скорейшему прибытию.
Я одновременно обрадовалась и испугалась: представляю, как они испереживались! Им же ещё пришлось, всё бросив, перелететь через половину Земного шара!
Впрочем, несмотря на переживания, родители держались неплохо. Мама, нервно поправляя очки на переносице, сразу начала терроризировать врача на предмет деталей моего состояния, благо её английский это позволял. Отец, присев на край кровати и схватив за руку, изучал меня со смесью ужаса и восторга:
— Никуша, как такое могло произойти?! Шаровая молния! Надо же! Ты точно нормально себя чувствуешь? Может у тебя какие-нибудь супер способности появились?
Я невольно разулыбалась: папа, он такой папа! Вечный мальчишка!
— Ласточка моя! — мама оторвалась от врачей, чтобы обнять меня. — Как же ты нас испугала! Но вот доктор Харт, вроде, уверяет, что всё будет нормально!
Врачи долго убеждали их, что моей жизни больше ничего не угрожает, организм восстанавливается не по дням, а по часам… и так далее. В конце-концов родители слегка расслабились и поддались уговорам врачей временно оставить меня в покое.
Моей жизни, похоже, действительно ничего не угрожало. Через три дня меня перевели в обыкновенную палату. Из плюсов: за это время я наконец смогла начать говорить (правда все еще хрипло) и самостоятельно ходить. Врачи удивлённо поднимали брови и поражались полному отсутствию последствий комы.
На следующий день после перевода в обычную палату меня навестила Лёлька и, делая большие глаза, сообщила, что случай со мной наделал много шума. Оказывается, я чудом осталась жива (типа, только прорезиненный коврик под моим компьютерным креслом спас мне жизнь), универ, в попытке замять происшествие, оплатил все расходы по моей госпитализации… впрочем, там не последнюю роль сыграл… Виктор. Кстати, Виктора сейчас нет в городе, вроде как умотал в Нью Йорк, к семье… Оказывается, он подключил связи своей семьи, устроил полный психоз на высшем уровне… и вот результат: мне была предоставлена персональная палата, приставлены индивидуальные медсестры, ко мне прилетели лучшие врачи, вызванные и оплаченные семьей Виктора. Полный финиш. Как я с ним буду объясняться?!
Я лежала, придавленная грузом мрачных размышлений. Потому что как только меня перевели в обычную палату, мне вернули мой драгоценный рюкзачок… и в нем я нашла закопченную оправу от обручального кольца… Как я буду возвращать ему кольцо, спрашивается? Там был такой бриллиант, что мне вовек не расплатиться! Я мрачно вытряхнула содержимое сумки на одеяло перед собой. Боже, сколько ж я барахла с собой таскаю! Платок вот. Полсумки занимает! Зачем у меня шерстяной платок? Ммм… мягенький, приятный. Кашемировый, похоже… Подарили на день рождения? Не помню. Задумалась, ощупывая ткань, поднесла к щеке, вдохнула запах… Платок пах летом и теплым ветром, соснами на солнце и полынью… Безумно знакомый запах… Откуда? Я напряглась, вспоминая, и голова взорвалась дикой болью. Я скорчилась, пережидая непонятный приступ, потом машинально сложила платок обратно на дно рюкзачка. Начала разбирать дальше. Ну вот, спрашивается, что у меня в сумке делает походный набор для починки одежды, но абсолютно без ниток? Когда я успела их истратить? Сухие листья какие-то, обломок веточки… Ух ты! А откуда у меня такой прикольный браслет? Я покрутила в руке вещицу, словно сделанную из огромного полупрозрачного звериного когтя, мягко отливавшего тёмным янтарём. Лелька подарила, небось, на день рождения тогда… А вот ещё камешек какой-то… Прозрачный гладкий камешек… на горный хрусталь похоже. Нет, я, конечно, с детства питаю слабость к гладко отполированным камешкам… Но зачем же сумку набивать всяким барахлом? Я определённо спятила. Покрутила в пальцах камешек. Он приятно холодил руку, и его было так удобно пропускать сквозь пальцы… ммм… ладно, пусть остается, будет талисманом. Я сунула камешек обратно в сумку. Надела на запястье браслет, покрутила рукой. Стильная штучка. Хороший у Лёльки вкус. Сняла, тоже убрала в сумку. Не до украшений сейчас с этими капельницами. Сгребла сухие листики и веточку, чтобы выбросить. Нахмурилась. Поднесла листик к носу. Боже, какой аромат! Не выдержала, откусила кусочек. Блин, что я делаю! Этот лист неизвестно где валялся! Подумала, и решила, что выбросить листик не могу. Аккуратно расправила и положила между страницами записной книжки. Интересно, что это за растение с таким потрясающим ароматом, и где я его нашла? Вот абсолютно ничего не помню. Последствия комы? Может позже вспомню? И всё-таки, какая же я барахольщица! Ничего выбросить не могу. Вот зачем мне пустая пачка из-под азитромицина?! Тьфу! Выбросив очевидный мусор, я снова сложила вещи в сумочку. Что-то устала я от этой уборки. Откинулась на подушку и сразу уснула.
