Хэла взяла кулон, положила в руку. Невероятно красивый. Камень размером с косточку персика, менял цвет от освещения и днём он был ярким, серо-голубым, а сейчас отдавал синим, глубоким, насыщенным.
На глаза снова навернулись слёзы.
Она не привыкла к подаркам. Никаким. Дети не дарили, кроме вот этих странных, которые делали массово на праздники в садике или начальной школе. Муж не считал нужным, он был глобалистом — вот поездка в Турцию всей семьёй. Это подарок.
Правда отдых превратился в катастрофу, обвинили её, а она смирилась. Больше они никуда не ездили. Точнее муж с ними.
А всё остальное муж не понимал… цветы? Сладости? Украшения?
Хэла понимала и принимала.
Хэла всхлипнула и окунулась в боль. Она столько её вытерпела, что казалось можно было бы утонуть, и она тонула, но она всё равно выплывала, точнее её выносило течением на берег и всё начиналось сначала…
Она старалась, она всегда говорила себе — есть те, кому тяжелее. Сильно легче не становилось, на самом деле, но хотя бы чуть-чуть.
Самыми для неё дорогими и памятными подарками были серьги, те, про которые она сама не поняла зачем, выговорила Рэтару и скрипка, которую ей подарил Ллойд. Подарил после смерти.
Сейчас больше всего Хэла жалела, что играла на ней всего один раз, а потом разрыдалась, убрала в футляр и больше никогда не открывала.
И вот Хэла сидела в совсем другом мире, словно в другой жизни, другой собой и смотрела на кайму обрамляющую камень и на тонкий, совершенно удивительно красивый орнамент, на котором были изображены листочки, цветы, животные, птицы… Хэла и подумать не могла, что тут умеют делать такую тонкую красивую филигрань, удивительную по качеству ювелирного мастерства. И она чувствовала, что сделано это было без использования магии. Кайма была двусторонней — другой орнамент состоял из странных символов, красивых, похожих на арабскую вязь. Металл был тёмного цвета, напоминал никель. Таким было оружие здесь, почти всё.
Хэла вспомнила про кинжал. Брок подарил ей, как она уже точно знала кинжал из хилдской стали. Дорогой. Ей было стыдно, впрочем как и всегда. Что-то простое — пожалуйста, но что-то дорогое, хорошее её смущало, делало обязанной, что ли.
Ведьма встала и оделась. Внутри сидело что-то тревожное, нехорошее, пугающее. Что-то чему нельзя было сопротивляться.
Выйдя в кабинет ферана, она посмотрела на лежащий на столе кинжал.
Надо будет всё-таки забрать, чтобы не расстраивать Брока, и чтобы Рэтар не беспокоился лишний раз. Но в будущем как-то попытаться сделать так, чтобы он ей ничего не дарил больше.
Камень стоимость соразмерный стоимости замка. Серьёзно? Он может пошутил? Кулон был красивый, безумно красивый…
Она спрятала его под платье и вышла в коридор с крайней двери, чтобы встретиться только с одним стражником, который стоял у лестницы. Сегодня это был Гнарк. Она кивнула ему, он улыбнулся и кивнул в ответ. Но внизу она столкнулась с полным гнева взглядом Миты.
От этого снова стало не по себе. Конечно Хэла могла проходить мимо женщины с гордо поднятой головой, могла вести себя вызывающе, как всегда, но ей не хотелось. Было так печально от этой пропасти, от неприязни, что возникла в Мите, потому что повариха была той, кого Хэла могла бы подругой, больше и не было никого… разве что ещё Эка. Но скорее всего экономка Зарны тоже будет теперь относиться к чёрной ведьме с неприязнью.
Вставать в позу не хотелось, потому что Хэла считала себя виноватой.
Ведьма понимала, что не надо было всех этих игр с Рэтаром. Ну и что, что её тянуло к нему, ну и что, что внутри всё скручивало тоской, когда смотрела в его глаза и хотелось слушать его голос бесконечно, и в лепёшку расшибиться ради него?
Нельзя было его пускать дальше. Нельзя. Эти пять суток стали каким-то сумасшествием, и не продохнуть и не понять, что к чему. Словно год прошёл. А вот это жуткое, доводящее до истерики чувство, что всё это как будто так и надо…
Она вышла на улицу и увидела сидящего на лавке напротив загона хараг ферана. Звери подняли на неё головы, но Рэтар даже не шевельнулся, хотя ведьма видела, что он не спит.
Внутри Хэлы была щемящая печаль, она прислонилась к стене и со страхом увидела, как они перестают смотреть друг на друга, как он перестаёт прикасаться к ней, как перестаёт искрить, биться, взрываться между ними эта страсть, нежность, их перестаёт тянуть друг к другу. Хэла не знала, что будет делать, если это наступит уже завтра. Она наверное не выдержит, наверное умрёт на месте, потому что они уже давно вгрызлись друг в друга, давно уже переплелись и только тонкая грань, которая говорила им, что за неё нельзя, иначе конец. Держала их друг от друга на расстоянии бесконечном и таком болезненном. Но держала. А теперь они через неё переступили и это не приведёт их двоих ни к чему хорошему.
Женщина подошла к нему и села на корточки рядом, тронула за руку. Рэтар очнулся и этот его взгляд… Хэла точно знала, что это был самый холодный из всех известных ей здесь взглядов, но самый для неё лично обжигающий. Ради него она будет убивать, и знала, что он не будет просить, даже если будет в смертельной опасности — не попросит.
Вернувшись, Хэла села ждать и не заметила, как сон затянул её внутрь себя, а очнувшись, снова столкнулась с холодом глаз Рэтара.
Феран накрыл её плащом и теперь лежал рядом.
— Когда ты так делаешь — это пугает, — проворчала она хриплым от сна голосом. — Только не говори, что смотрел на меня так…
Она оторвала голову от кровати.
— Утро или темень? Сколько времени я спала?
— Мы спали почти всю темень. Я только проснулся, — отозвался Рэтар. — И сейчас почти утро. Скоро взойдёт Изар.
— Не понимаю, — фыркнула ведьма, — как вы тут с таким скудным временным перечнем живёте.
— Мы, Хэла, — улыбнулся он. — Ты тоже живёшь.
— У меня в мире были часы, всё точно и понятно, — возразила она.
— А у нас не понятно? — спросил Рэтар всё ещё улыбаясь.
— Нет. Я вчера проснулась и так и не поняла в каком промежутке темени я нахожусь, — Хэла пожала плечами. — От этого не по себе. Где час волка, час змеи, час медведя? Ну, хотя бы… раз так тяжко определиться с половиной второго ночи или одиннадцатью ноль пятью утра?
Феран нахмурился.
— И нет. Я не буду объяснять, по крайней мере сейчас, — ведьма мотнула головой. — Кажется вчера я столько всего тебе наговорила, что можем теперь лунь молчать.
— Хэла, — он качнул головой и усмехнулся.
— Ты долго шёл вчера.
— Прости, я говорил с Тёрком и Митой.
Рэтар сделал паузу, ведьма внутренне вздохнула — значит тяжёлого разговора будет не избежать.
— И как? — спросила ведьма, как можно отстранённее.
— Хэла, ты не ешь? — спросил феран и этого она не ожидала. Чего угодно, но не такого.
— Что? — спросила ведьма, пытаясь найти ответ, потому что знала, что так просто он не отстанет.
— Что ты вчера ела? — поинтересовался Рэтар.
— Как обычно, — попробовала отскочить она.
— Хэла, — феран покачал головой, а ей не приходилось рассчитывать на удачу своего маневра, — что конкретно?
— Боги… с утра отвар из трав и кусок кислой лепёшки, — а потом пришло осознание, и Хэла ухмыльнулась, — а потом я поднялась к тебе, ты меня одарил дорогущим булыжником, стоимостью с половину света, а потом мы грешили полдня и уснули. Что ты сам вчера ел? Что-то мне подсказывает, что не намного больше меня?
Феран рассмеялся, потом посмотрел на неё внимательнее, чем обычно.
— А за день до этого? — да, да, провести его невозможно.
— Рэтар! — мотнула головой ведьма.
— Нет, Хэла, надо есть, — проговорил Рэтар. — Надо, чтобы не хворать, чтобы… боги, как маленькая!
— Я ем… просто немного… у меня бывает. И в голодный год я не пропаду, — она похлопала себя по заднице, — ресурс неисчерпаем.
— Ты несносная, — он снова рассмеялся, качая головой и притягивая её к себе. — Но теперь ты ешь со мной.
— Рэтар, нет, у меня нет аппетита, это пройдёт… правда, — сон с ним, теперь еда с ним. Кошмар, а ведь Хэла и так чувствовала, что уже дышать без него не может.
