Выступили и завистливые соседки, проживающие со мной на одной улице в Нагнете.
На голубом глазу лжецы утверждали, что я хваткая, ушлая, изворотливая дрянь, любившая завлекать чужих мужей в свой дом «разврата» и устраивать настоящие оргии. Одна совершенно незнакомая мне женщина, театрально рыдая и всхлипывая, рассказывала, как я обобрала её мужа, став его любовницей.
В подтверждение инквизиция предоставила выписки по моим платежам, которые я уплачивала в магистрат в качестве налогов и покупки патентов.
Придворные, собравшиеся в зале, шушукались, закатывали глаза, лицемерно вздыхали: «Ах, где это видано, чтобы аристократка стала торговкой!»
Мне на их мнение плевать, а слушать нелепости было бы смешно, если бы на кону не стояла жизнь. Я то и дело порывалась защитить себя, однако Даррен наклонялся и шептал:
– Пусть изрыгают ложь. Им же хуже.
– Уверен?
– Да! – он уверенно кивнул, и я немного успокоилась.
К тому моменту, как пришло время нашей защиты, толпа уже уверовала, что я самозванка, лицемерка и алчная злодейка.
Однако Даррен держался с достоинством, и его спокойный голос удивил толпу, когда он объявил:
– У нас также есть свидетели. Выслушаем же и их.
Потянулась череда моих «защитников», которые рассказывали про моё успешное дело, однако акцентируя рассказ на моём упорстве, старании, предприимчивости, доброте.
А уж Рыжики рассказывали обо мне так проникновенно, упоминая детали, про которые я уже забыла. Но именно они находили отклик в сердцах простых людей.
– Достаточно! – Инквизитор Эрнеле грубо оборвал братьев. – Как можно верить сопливым юнцам, мать которых порочная женщина? Да достойный муж, соблюдающий законы Светлой, никогда бы не позволил, чтобы его благородная жена проходила рядом с домом разврата!
Этот горячий факт из моей биографии оживил зрителей, они зашептались, загомонили. Даррен невозмутимо парировал:
– Я доверяю жене и намеренно спрятал её там, чтобы уберечь от ваших лап!
– Святотатство! Оскорбление слуг Светлой! – зашипел Эрнеле, для которого Даррен отныне стал заклятым врагом.
Радовало, что Даррен, поддерживал меня. Это стало отрадой, но и печалью. Не хочу подставить тех, кто дорог мне. А Даррен всё-таки стал близким человеком. Пусть не таким, как дочь, как Жиаль и её дети, но тоже по-своему близким. Я не желала ему зла.
Толпа засвистела, закричала:
– Позор рогоносцу! Позор рогоносцу!
К заведению мамаши Тильри я отношения не имела, однако, что ни говори, не безгрешна, хотя в этом не было моей вины.
Выкрики толпы причиняли Даррену боль. Да и мне было гадко, противно.
Даррен переживал этот момент особенно тяжело, и когда неожиданно успокаивающе похлопал меня по руке, я удивилась. Подняла на него глаза, встретилась с ним взглядом, но тут вмешался сир Гевин, грозно пригрозив крикунам:
– За клевету на особу королевской крови – смерть!
Наглые, злые рты закрылись.
Эренеле, воспользовавшись моментом, обратился к толпе:
– После всего, что мы здесь услышали, я обращаюсь к вам, верным сынам и дочерям Светлой. Прислушайтесь к сердцу и ответьте: как девушка из приличной семьи могла позабыть о воспитании, плевав на приличия? Как смогла стать кухаркой, торговкой? Как могла так измениться?
Ропот пронёсся в толпе.
– Вижу, некоторые из вас продолжают верить ей, потому что слепы, – Он поднял руку, призывая зал к тишине. – Очнитесь, перед вами самозванка!
– Это попрание законов Светлой! Священного брачного союза! – Вскочил с места Даррен и, закатав рукав сюртука, явил зрителям запястье. Позабыв о моей «измене», он гордо демонстрировал брачную вязь. Он бы сразу её показал, но советник и сир Гевин настаивали, чтобы он дождался подходящего момента и разбил атаку Эрнеле, когда наступит подходящий момент.
Даррен отринул свои обиды, недоверие, великодушно переступив через ревность, однако я чувствовала: инквизиция не выпустит меня из своих лап, если только не случится чудо.
– Подделка! – закричали из толпы.
В ответ Даррен взял меня за руку, и брачная вязь засияла. После сир Гевин и ещё несколько человек, в том числе прислужницы храма, засвидетельствовали, что брачная вязь на наших запястьях настоящая. А уж знак луны, вплетённый в орнамент, вообще сложно было опровергнуть.
Однако инквизиторы не унимались. Упрямство, ярость и презрение светились в их глазах.
– Допустим, перед нами герцогиня, тогда возникает вопрос: как эта женщина преображается? – жёстко усмехнулся Эрнеле. – Если вы знаете ответ, не скрывайте его, расскажите.
– Мне нечего скрывать! – громко ответил Даррен. – Моя жена – хорошая хозяйка.
– Правда? – елейно ухмыльнулся инквизитор. – И вы продались мраку и намеренно скрываете ото всех, что герцогиня сумасшедшая! Именно поэтому меняется её нрав, голос, даже взгляд!
– Ложь! – зарычал Даррен, готовый накинуться на Эрнеле.
Инквизитор раскинул руки, призывая небо в свидетели, и необычайно громким голосом, усиленным магически, заорал:
– Так же вы скрыли, что герцогиня увлекается запретной магией! Попирая законы Светлой!
Зал ахнул и испуганно затих.
– Раскаявшийся грешник, подельник герцогини или коварной самозванки, поведал о её чернокнижии! Он лично видел, как эта женщина призывала древнее зло! Она увлеклась злом! Зло поглотило её! И только первородное пламя очистит падшую душу от греха, чтобы мрак грешницы не пал на всех нас!
– Ложь! Ложь!– перекрикивал Даррен нарастающий гул голосов. – Что грешного в том, что девица умеет печь и стряпать? Ей помогала дочь пекаря! Она начинала с самых простых рецептов из семейной книги!
– Лжец! – орал Эрнеле. – В отличие от тебя, грешник, у меня имеется свидетель!
– Тогда… – уже сипло прохрипел Даррен. – Я призываю этого свидетеля на Светлый Суд. Пусть Сердце Светлой рассудит: кто лжец, а кто говорит правду. Сдаётся, этот грешник не каялся, а спасал свою жалкую душонку!
Я подняла глаза на Даррена. Он был не просто бледен, он посерел. Не знаю, что за человек будет свидетельствовать против меня, но, кажется, Даррен знает его и опасается.
Глава 31
Терпение Драгопатероса лопнуло. Он жестом подозвал сира Гевина и Даррена к себе.
Они подошли, и Даррен с жаром, сжимая руки в кулаки, начал что-то объяснять. Явно неприятное. Прежде я никогда не видела в его глазах подобную ненависть, презрение, даже брезгливость.
Драгопатерос хмурился, потом ответил что-то и дал знак, что Совет можно продолжать.
Герольд ударил посохом по каменному полу, и зал оглушил громкий бас короля:
– Да будет так! Пусть Светлая рассудит, кто лжец, а кто говорит истину!
Инквизитор возликовал. Его глаза победно блеснули, губы на мгновение скривились в сардонической ухмылке. Однако же, повернувшись к толпе, он надел маску доброго старичка и потребовал:
– На время подготовки обряда инквизитория требует заключить отступницу в надёжных святых стенах! Чтобы её мрак не очернил чужие души!
Он предъявил королю шах и мат и уже представляя меня в своей власти. Его расчёт был верным. Люди зароптали, не уверенные, что я грешница, однако же своя рубаха ближе к телу.
«Пусть посидит, хуже не будет», – читалось по лицам зевак.
Именно это и оказалось коварной ловушкой, про которую говорил граф Эрильдо, он же королевский первый советник и умный человек.
Я снова ощутила себя в капкане. Магия мгновенно прилила. Остановить её наплыв удалось лишь сцепив пальцы. Пусть псы не раскатывают губы, что я безропотной жертвой добровольно зайду на эшафот. Нет! Дождусь подходящего момента и спалю мерзкого, жадного старика и его подпевал!
Из-за нахлынувшего адреналина я была настроена решительно и однозначно. Да, очень хочу жить, но ради Милии, выдержу и воплощу задуманное. Надо только быстро сообразить: как и когда это лучше сделать, чтобы уж наверняка, без осечек…
Неожиданно по запястью потекла успокоительная прохлада. Поймав взгляд Дарена, я поняла, что рано паникую: всё идёт по плану.
