– Когда я плачу телефоном, понятия не имея, сколько там и сколько я могу потратить, я чувствую себя точно так же.
Он вздохнул с усталой улыбкой:
– Это нормально, когда муж содержит свою жену.
Я передразнила его тон и улыбку:
– Это нормально, когда жена заботится о самочувствии своего мужа.
Он усмехнулся:
– Чёрт. С тобой в шахматы играть лучше не садиться, короче.
– Я не умею в них играть, логические игры в пансионе не поощрялись.
– Дичь какая. Хотя, у нас тоже не особенно ценили чемпионов по настолкам.
– Ты был чемпионом?
– О, да, я был хорош. Я и сейчас хорош, слежу за новинками, всё такое.
– Научишь меня?
– Обязательно. И не только этому, – он посмотрел на часы и улыбнулся, прошептал мне на ухо: – Сейчас приведу себя в чуть менее свинский вид, и пойдём учиться.
Наш канал связи был приоткрыт буквально на миллиметр, но этого хватило, чтобы горячие эмоции Алана окатили меня тяжёлой волной, затрудняющей дыхание. Я закрыла канал поплотнее, Алан шутливо прикусил моё ухо, с улыбкой прошептал:
– Обожаю эльфийские уши, такой простор для кусания.
«Сколько эльфийских ушей тебе понадобилось для того, чтобы это понять?»
Он тихо рассмеялся и с игривым испугом уточнил:
– Моя принцесса ревнива? Не знал, не знал.
Я промолчала, он обнял меня и сказал чуть серьёзнее:
– Мне полторы сотни лет, ну как ты думаешь? Если ты хочешь об этом поговорить, то я могу, но... ты точно уверена, что хочешь? Оно тебе правда надо? Я за свои полторы сотни ни разу не был женат, потому что мне это не приходило в голову, и можешь быть уверена, если я на это решился, то я очень серьёзно настроен, и прошлое оставлю в прошлом, раз и навсегда. Тем более, что наука так круто продвинулась, в том числе, твоими стараниями, мне больше не нужны толпы доноров, достаточно одного специалиста с дипломом. Это прекрасно, это офигенно просто, и это именно то, ради чего я создавал корпорацию и всеми силами топил за глобализацию, международное сотрудничество и прекращение стигматизации отрицательного баланса, этого мы ещё не добились, но мы на правильном пути. Кровь инкуба больше не приговор, и даже не диагноз, просто... условие, и всё. Если объединить твою работу и исследования Деймона, я уверен, у вас получится такое решение, которое позволит всем, кто недоволен воздействием своей тёмной сущности на свою жизнь и самочувствие, просто прийти в больницу раз в неделю, пройти несложную процедуру (которую надо будет потом включить в страховку, кстати), и сильно улучшить своё качество жизни. Или какие-то таблетки, капсулы, я не знаю, но я нюхом чую, что решение уже близко, его вот-вот найдут. И всякие отрицательные, или депрессивные, или озабоченные – все, кому мешает влияние тёмной сущности, смогут это влияние нивелировать, просто им придётся что-то покупать и следить за количеством этого в организме, типа как диабетики живут, или аллергики, вот так будут жить отрицательные. Но факт в том, что они будут жить спокойно, как белые люди, и не бояться сказать о том, что они частично демоны. – Он замолчал, я тоже молчала, потом Алан спросил чуть менее серьёзно: – Ты бы побоялась сказать, что ты демон?
«Мне уже всё равно, меня и так все ненавидят, поводом больше – поводом меньше, не важно.»
– Почему ты считаешь, что тебя все ненавидят?
– Потому что я Тёмный Вестник, Алан, я это чувствую.
– Прямо все-все ненавидят?
– Сари не ненавидит, у неё нет времени на ненависть и глупые сплетни.
– Вы корешитесь?
Я невольно усмехнулась от такой формулировки, Алан закатил глаза и сменил её:
– Вы подружились, как я вижу?
Так тоже было не очень, друзьями мы не были, и тем более, не были подругами. Я вздохнула и ответила:
– Мы «корешимся».
Алан рассмеялся, опять обнимая меня и утыкаясь лицом мне в плечо, прошептал сквозь смех:
– Нет, всё-таки не цитируй меня, мне это мозг взрывает... О, боги... Так значит, подружились?
– Почему тебя это так интересует?
– Потому что было бы очень здорово, если бы это было так.
Я молчала и ждала объяснений, он вздохнул и сел ровно, тихо сказал:
– Я не буду тебе рассказывать причину, но поверь, это самая страшная тайна всей Грани Ис. Сари из очень влиятельной семьи, которая оказала Иссадорам такую охренительно бесценную услугу, за которую не расплатиться всеми деньгами мира, и мы даже не претендуем на то, что нам позволят попытаться, просто... ценим. Её семья поставила единственное условие – полную секретность, и мы её соблюдаем. Так что, прости, я не могу тебе ничего рассказать при всём желании.
– Книги Гордъяра Ирэк-шу-Кассэ можно взять в библиотеке имени тор'Лина, просто предъявив студенческий билет.
Алан уставился на меня такими глазами, как будто я нарушила законы физики, я улыбнулась с мягкой иронией и погладила его по руке:
– Не волнуйся, они на древнем эльфийском, читать их без словаря мало кому под силу. А если посчитать, какой процент из тех, кому под силу, настолько заинтересован в контроле множественных потоков сил, что готов корпеть над словарём, то получится исчезающе малый процент владельцев студенческих билетов. А если из этого процента взять только тех, кто способен рассмотреть ауру Сари, и готов ради этого встать в пять утра, то можно вообще ни о чём не волноваться. Твой секрет хранит себя сам, чисто статистически, можешь расслабиться. Как минимум, пока эта информация не попала в интернет. Там же есть компьютерный переводчик?
Едва расслабившийся Алан опять поднял на меня круглые глаза, я улыбнулась как самый тёмный в мире вестник. Алан достал телефон и добавил в своё завтрашнее расписание ещё несколько пунктов, посмотрел на меня с неуверенной улыбочкой, как будто пытался изображать, что его совершенно ничего не волнует, спросил с поддёвкой:
– Моя суперумная жена прочитала всю библиотеку имени тор'Лина?
– Те книги, в названии которых есть слово «контроль» – да, все.
Он опять посмотрел на меня с шокированной неуверенностью, как будто надеялся, что я сейчас рассмеюсь и скажу, что пошутила. Я не шутила.
– Серьёзно? – наконец выдохнул он, я кивнула, он поднял брови ещё выше: – Зачем? Это не входит в программу Академии.
Я изобразила учёный снобизм и задрала нос:
– Те, кто читает только то, что входит в программу, лучшими не становятся. Программа расcчитана на среднего ученика, со средними способностями. Гордиться отличными оценками глупо – это всё равно, что гордиться тем, что в рейтинге умов ты посередине, ровно между глупыми и гениями. Я не хочу быть посередине, я хочу быть в окружении гениев, а для этого надо напрягаться, в том числе, искать себе учебники самостоятельно, не надеясь на преподавателей и программу. Иногда эти учебники бывают древними, иногда бывают на чужом языке, с этим приходится справляться, если хочешь однажды продвинуть науку хоть немного вперёд.
Алан немного отодвинулся, прищурился и поднял руку, делая вид, что защищает глаза, изобразил стон:
– О боже, это сияние ослепляет! Хватит топтать мою самооценку, я троечник, пощади меня!
«Ты хозяин "Джи-Транса", а я банкрот, пусть твоя самооценка расслабится.»
Я не могла этого произнести, но сдержать мысль тоже не смогла, она была сильнее моего беспрецедентного контроля. Алан опять придвинулся ближе и погладил меня по плечу, с несерьёзной нежностью сообщая, как тайну:
– Ты не банкрот, принцесса, и не стала бы им, даже если бы отказала мне. Терять лучшую студентку курса Академия не захотела бы, за твою учёбу заплатил бы какой-нибудь фонд, с большой вероятностью, мой. И даже если я сдохну прямо сейчас, а Деймон настолько сойдёт с ума, что лично уберёт тебя из списков, твоё образование оплатит кто-нибудь другой, кто так же заинтересован в твоих потрясающих мозгах, как и мы. Разумных много, умных среди них – меньше пяти процентов, это не преувеличение, это статистика. И этих умных каждый хочет заполучить себе.
