лица.
— Если вы не пользуетесь магической косметикой, это не значит, что ею не пользуются другие.
Вот это номер. Выходит, Силмэ действительно видел мой спонтанный портал из первого ряда, даже с возвышения.
И все-таки как быть с Маем? Я так отчаянно по нему скучала, что готова была начать умолять Виридана, чтобы позволил, а еще лучше помог с ним увидеться.
— Что-то вы совсем приуныли, Эрмира. Не хотите развеяться? — вдруг предложил Малахитовый Сэр. — Мад Эр… Эрхт затеяла экскурсию в Галерею, и вы еще успеете, если поторопитесь.
— Я под арестом, забыли? Вашими стараниями.
— Не наговаривайте, мади Марциус, — обиделся “родной отец”. — Это приказ Силберна, а не мой. Я лишь поспособствовал, чтобы вы закончили курс у миста Гая. И получили хоть какие-то дополнительные перспективы кроме замужества. А к омнибусу я вас сам провожу, чтоб вопросов не было.
— Это вроде как ваша отеческая милость?
— Думайте что хотите.
— А как же ваше свидание? — запоздало устыдилась я.
— Это недалеко от Галереи. Надеюсь, меня дождутся и в очередной раз простят. Идемте. Только побыстрее.
Глава 3
Как бы тайный разговор за дверью
Тихо плескалась вода в бассейне, ароматный густой пар затянул помещение, будто тут целое облако спрятали, за дверью зашуршало и послышались голоса.
— Так и сидит? — спросил низковатый раскатистый мужской, старающийся говорить шепотом.
— Так и сидит, — запечалился женский, затем раздался горестный вздох с придыханием, похожий на всхлип.
— Тогда я сам его сейчас оттуда достану. Что за тихие истерики?
— У мальчика горе, он переживает. У тебя сердца нет!
— Есть у меня сердце, — возмущался сбивающийся с шепота на полный голос мужчина, — а терпение уже на исходе. Вот какого демона, спрашивается, твой братец влез?
— Если б не влез, этот недотепа так и вздыхал бы издалека.
— Ты говоришь о моем сыне, женщина, — в шепоте пробилось угрожающее рычание.
— Он и мой сын, вообще-то.
— Воспитывать надо было лучше, раз твой, — раздражался мужчина.
— Когда?! Если он кусок жизни провел в полубессознательном состоянии, а еще кусок не интересуясь ничем, кроме книжек и учебы, потом ты со своими экспериментами…
— А кто мне по ночам воду потоками лил со словами “Сделай что-нибудь”? Я сделал! Кто его просил встревать? Сам, все сам. Переживает он… Переживет! Он дракон или драконий хвост? Нечего было нырять не спросясь.
— А что ему было делать, когда вы все стояли истуканами?! Ду… драконы, прости Вер, взрослые и умные.
— А ты откуда знаешь? Тебя там не было.
— То, что меня там не было, еще не значит, что я ничего не знаю. Я еще пока из ума не выжила и выводы делать умею. Там такая картина акварелью была, залюбуешься. А Бездушный мог бы и не выпендриваться со своей самоотверженностью крайнего в роду и кровью не разбрасываться. Покровитель, блин.
— Блин? При чем тут еда?
— Я же недавно домой ездила, в Айскасл. Там в замке девица завелась забавная, едой ругается. Эконом на нее не надышится. Она все это рубежное драконье воинство одной бровью строит.
— Сама собой завелась? — засомневался мужской голос.
— Мыши же как-то заводятся. Ты с темы не соскакивай! Что делать будем?
— Ничего.
— Я не могу ничего не делать! — взволнованно возмутилась женщина. — Мальчик переживает!
— Прекрати, ты ему своей заботой дышать не даешь. Первый полет это всегда не просто. А ему — сложнее стократ. — Стало тихо, а потом: — Помнишь наш первый полет?
— Как вчера. — Вздох, шорох, звук поцелуя. — Что это ты делаешь, Тай?
— Напоминаю. И… а вдруг дочка получится? Чем я хуже Азур? Родишь мне дочку, сердце мое?
— Тай! Там за дверью наш сын!
— Там за дверью наш взрослый сын. Так что пусть уже прекращает отмачивать хвост в бассейне и выбирается из скорлупы. Это он от тебя набрался. Не понимаю я вашей северной привычки часами в кипятке сидеть.
— Ты просто на Рубеже не жил, там бывает очень холодно.
— Я знаю другой способ согреться. От него бывают дочки.
— Тай!
Шорохи и шепот стихли, пар продолжал подниматься от воды. Хвосту было тепло и хорошо и он совсем не хотел выбираться за пределы глубокого просторного бассейна действительно похожего на половинку скорлупы огромного яйца. Там за дверью, почти утонувшей в клубах пара нужно было бороться, решать и что-то делать, а тут в приято-обжигающей плотную чещую воде было спокойно. Если б только в груди не ныло занозой такое же приятно-обжигающее, как вода, чувство. Слегка не уместившийся в бассейне хвост соскользнул с поребрика в воду, уменьшаясь, клубы пара заволновались, сворачиваясь причудливыми спиралями, ярко вспыхнуло, заплескалась вода. На края бассейна уверенно легли пальцы, затем подтянулось почти неразличимое сквозь густой пар тренированное тело и вот уже босые ноги, оставляя влажные следы, зашлепали по теплому кафелю к стойке с полотенцами.
Занозы дело такое, никакого покоя с ними. Даже в скорлупе не спрячешься.
* * *
Мое появление в омнибусе в сопровождении миста Виридана произвело фурор. Я споткнулась на ступеньках, он поддержал за щекотное место, так что я, хихикая, машинально шлепнула его по руке, будто Малахитовый Сэр не от падения меня удерживал, а сам мне падение устроить собирался. Грехопадение. Примерно это читалось в глазах сокурсниц и сопровождающих их мад Эрхт и замректора мад Зильды. Тоже решила проветрится пока главный дракон в Академии? Или (о ужас!) это с ней у Виридана свидание?
Я так и застыла посреди прохода, отвесив челюсть. Малахитовый Сэр легонько подтолкнул меня вперед к крайним в салоне сиденьям.
Забилась к окну, стараясь занять как можно меньше места, но пышные юбки все равно разлеглись на коленях наставника, как у себя дома. Малахитовому Сэру неожиданно к лицу оказался пепельно-фиолетовый, который я сегодня на себя нахлобучила. Выбирала из него и ярко-лимонного в лазурные огурчики. Эти платья в необъятных недрах гардеробной были единственными с рукавами подлиннее. Я иногда поражаюсь, кто вообще такие дикие расцветки сочиняет? Или это специально, чтобы воспитанниц Академии в городе можно было издалека или свысока безошибочно распознать и навестись, как пикирующий бомбардировщик на цель?
Я представила хватающие меня поперек туловища когти, по коже пробежалось сладкой дрожью. Когти в моем воображении были черными, отливали золотом на изгибе как жучиные надкрылья, а чешуя и того страннее — не понять, то ли антрацитово черная, то ли густо-бирюзовая с золотой каймой. Смотря как солнце ляжет. Такое вообще существует? В руки просились восковые мелки — изобразить этот невозможный цвет, даже если бы пришлось измарать стопку бумаги, подбирая нужный оттенок. Невыносимо хотелось увидеть… его. Или чтобы
