Она не могла спать, ребенок шевелился в животе, и кожа там была напряжена. Она месяцами носила ребенка и была готова уже держать его в руках.
Потирая живот, Персефона скривилась от боли, пронзившей между ногами до поясницы. Такого было много в последнее время. Помогала только ходьба.
И она много ходила.
Прижав ладонь к пояснице, Персефона ковыляла от замка к рекам. Она ходила в последнее время вдоль них, смотрела, что они ей принесут. Каждая река была со своими тайнами, которые никто не видел раньше.
Но сегодня она решила, что Кокитос успокоит ее лучше. Воющая река была местом исцеления тех, кому нужно было поплакать. Боль била Персефону до колен, и ей нужно было утешение.
Каждый шаг ослаблял напряжение в спине, но боль между ногами не пропадала.
— Ну же, — бормотала она, прижав другую ладонь к животу. — Рожать еще рано. Устройся так, как удобнее для твоей бедной мамы, ладно?
Ребенок снова подвинулся и замер.
У Персефоны будто остановилось сердце. Она не понимала, как сильно двигался ребенок. Он постоянно ерзал или стучал пальцами в ее утробе. Но теперь он застыл, и она могла лишь надеяться, что ребенок спал.
Потирая выпирающий живот, Персефона тихо напела.
— Где ты, цветочек? — прошептала она. — Мне нужно снова ощутить твои движения.
Персефона не знала, сколько шла по пляжу. Кокитос постоянно напоминал, что она была не одна. Горе множества женщин составляло ей компанию, пока она не подошла близко к водам, где ее забрызгало.
Она застыла, от страха сердце колотилось. Никто не должен был касаться воды. Она не спрашивала, что могла сделать Кокитос, но, раз это была река горя, она подозревала, что нечто жуткое.
Но когда она опустила взгляд, ее ноги были не у воды. Но ноги и пеплос были в жидкости, и не от реки.
Тихо выдохнув, она кивнула.
— Ах. Вот как. Ты не мог дождаться, пока мать доберется до отца, да?
Боль пронзила ее между ног снова, поднялась по позвоночнику. Она охнула, склонилась и уперлась ладонями в колени. Это была другая боль, и она едва могла дышать.
Она справится одна? Персефона знала, что многие смертные так делали. Они оказывались потом в Царстве мертвых, но гордились тем, чего достигли. Они принесли жизнь в мир, даже если это забрало их жизнь.
Но богиня, как она, не могла умереть. Не так просто.
Боль опустила ее на колено. Она уперлась ладонью в землю, медленно опустилась на песок. Ребенок не давал ей пройти ни шага, пока не увидит свет Царства мертвых.
Персефона глубоко вдохнула, решила смириться с тем, что будет одна. Она сможет. Выживала и хуже. Даже если она не могла вспомнить, когда было хуже.
Тьма в ней подняла голову, сила заполнила ее вены. Она почти слышала, как та тьма шептала, что они будут в порядке. Она не была одна. Почему они думали, что она была одна?
Она смотрела, сияющие духи женщин вышли из Кокитоса. Они прошли к ней с охапками одеял и ткани. Это должно быть невозможным, но это происходило. Яркие духи разложили одеяла вокруг нее, и она ощущала мягкость кожей. Невозможно, но так было.
Вместе они помогали ей рожать ребенка. И порой Персефона была уверена, что умрет.
Проходили часы, женщины сидели вокруг нее, напевая, придавая ей сил. Их молитвы были для здоровья ребенка. Души женщин, которые проиграли и знали, что ей хватит сил выжить.
Боль вспыхнула в спине. Горела между ног, и ее будто раскололи надвое. Она ощутила ребенка. Рожденного из магии, боли и силы. Она не знала, сколько часов рожала, но, в конце концов, призраки опустили кричащего ребенка в ее руки.
Десять пальцев рук, десять пальцев ног. Такие милые, что ее глаза горели.
Девочка.
Темные волосы на ее голове будто впитывали свет, соперничая с волосами ее отца. И когда дочь открыла глаза и вскрикнула, Персефона знала, что их голоса были похожи. Глаза девочки были как у Персефоны, малышка идеально соединила черты родителей.
Счастливо всхлипнув, Персефона прижала дочь к груди и посмотрела на женщин-призраков, идущих к реке.
— Спасибо, — ее голос охрип от криков. — Спасибо, что помогли с родами.
Одна из женщин оглянулась и улыбнулась. Ее нежный взгляд показывал, что женщина знала, через что прошла Персефона.
Последняя связь Персефоны с прошлой жизнью пропала.
Духи этих женщин забрали с собой ее девичество. Хоть она спала с мужчиной, она оставалась ребенком. Теперь, со своим ребенком на руках, Персефона знала, что все, что оставалось от Коры, пропало. Ее детство шло рука об руку с духами, шло к реке, где проведет остаток дней. Она была счастлива, но и печальна, что ее прошлое закончилось.
Ребенок зашумел, и Персефона повернулась к дочери.
— Здравствуй, — она коснулась пальцем щек дочери.
Кожа малышки была невероятно нежной. Как бархат. И она все еще была в жидкостях из тела Персефоны, но оставалась идеальной.
Шаги осторожно приблизились. Персефона подняла взгляд и увидела темные глаза Гекаты.
— Моя королева, — сказала богиня. Ее голос разносил ветер, полный магии ведьм. — Ты создала дочь как я.
— Как ты? — она посмотрела на малышку, ерзающую в ее руках. — О чем ты?
Геката присела на корточки и коснулась пальцем ручки ребенка.
— Она сильная, Персефона. Сильнее, чем мы с тобой понимаем. Но я узнаю магию, которая течет в моих венах. Она больше ни в ком не текла, — она улыбнулась. — До этого.
Персефона посмотрела на ребенка, а потом на Гекату.
— Я не знаю твою силу, Геката. Я всегда просто считала тебя богиней, как мы.
— Я богиня, но не как остальные. Была лишь одна богиня луны, а теперь их две. Наша магия из женских желаний, ведьмовства и тьмы между ног женщины. Мы — божественная женская сила, и мы на границе между смертными и магией, — она нежно погладила голову малышки. — Одень ее в красное. Когда одна из нас божественна, мы носим только красное.
Слова почти ощущались как предзнаменование, словно Геката шептала то, что изменит ткань времени. Она не могла спорить с богиней, особенно, когда ее ребенок был связан с ее силой.
Персефона провела ладонью над дочерью, и красная ткань окутала ее тельце.
Геката тихо выдохнула.
— Спасибо. Это поможет.
Персефона не знала, с чем это поможет, но не спорила с Гекатой.
— Хочешь подержать ее? — спросила Персефона. Она не хотела так скоро отдавать ребенка. Она хотела прижиматься к коже малышки, считать сто раз пальчики дочери, гладить ее пухлые ручки. Но если Геката была так с ней связана, то Персефона полагала, что у Гекаты было право подержать ее дочь.
Богиня магии покачала головой.
— Нет, я не люблю держать детей. Они слишком хрупкие, а я не нежная.
Персефона могла спорить. Геката тщательно выполняла работу, и она двигала горы магией, убирая одну иглу из раненой души. Из всех, кто жил в Царстве мертвых, только Гекате она могла доверить ребенка.
Когда та будет готова.
Резко кивнув, она обвила ребенка одной рукой, другую протянула Гекате.
— Тогда помоги мне встать.
— Тебе стоит выждать пару минут. Нужно время, чтобы исцелиться.
Персефона ощущала, как рвалась, пока двигалась. Кровь была на ее бедрах, стекала по ногам к песку, уже пропитанному ее кровью. Но она не хотела ждать, чтобы вернуться в замок, хотя только родила.
Ожидание только оттянет миг, когда Аид увидит дочь. И она хотела, чтобы ее муж увидел, что они создали.
— Геката, — рявкнула она. — Если бы я хотела ждать и исцеляться, я отдыхала бы тут весь день. Уверена, Аид переживает, и я не хочу заставлять его ждать дольше.
Геката кивнула. Она помогла Персефоне встать и ответила:
— Аид послал меня найти тебя. Он переживал, но я ощущала, что происходило. Я ощутила твою дочь задолго до ее прибытия в мир.
— И ты рассказала ему, что происходило?
— Я сказала, что это путь женщин, и он будет только мешаться, — Геката рассмеялась. — Ему не понравилось.
— Ясное дело, — Персефона скривилась от первого шага, но рассмеялась, подумав о лице Аида. — Как он выглядел, когда ты сказала ему?
