отчаяния. До чего же горько и обидно умирать на чужой земле! Как нестерпимо хочется домой! Вот бы хоть на секундочку вернуться в родной Питер, вдохнуть знакомые запахи, взглянуть на лица прохожих, улыбнуться им всем — чужим, но таким своим людям, обнять Киру… Как же права была подруга, когда предостерегала ее от этой поездки. И почему Рин ее не послушала?
Из-за долгого висения вниз головой кажется, что сердце провалилось прямо в мозг и бьется там, как тяжелая рыбина в сетях. Перед глазами все расплывается и темнеет, отчего прекрасный цветочный луг превращается в жуткое багровое месиво, вызывающее ассоциации с раскаленной вулканической лавой. Каскад крупных брызг взмывает над поверхностью месива и летит в лицо Рин. Она содрогается, ожидая, что эти брызги тоже раскалены и обожгут ее, но ощущение от соприкосновения оказывается прохладным и нежным, таким, какое способны дать только цветочные лепестки, принесенные с ветром.
Фроя выкрикивает что-то, Рин не может разобрать слов из-за шума в ушах. Яттэ вздрагивает и останавливается, — видимо, окрик предназначался ему, и конечная цель маршрута достигнута. Но где же так называемое «дно Тролльхола»? Рин вертит головой, пытаясь увидеть место своей казни, ее взгляд натыкается на расщелину в земле, безобразным порезом пересекающую цветочное поле, и сердце замирает от ужаса.
— Удобно, когда на поле боя есть глубокая пропасть, куда можно сбрасывать трупы врагов. Во время шторма она основательно промывается водой, и никаких следов не остается. — Фроя подходит вплотную к Рин, опирается ладонью о бок лося. Судя по самодовольным ноткам в голосе, она упивается предвкушением злодеяния, которое собирается совершить. — Но, говорят, что трупы отсюда никогда не выносило в море. Возможно, путь этой расщелины к морю слишком извилист, и тела застревали в каменных пустотах, а может, их подбирали наши могучие покровители-гиганты, благодаря которым битвы всегда заканчивались победой наших предков. Гримтурсены очень прожорливы, за это их прозвали ётунами, что на древне-скандинавском значит «обжора». Так что, скорее всего, они тебя сцапают и слопают! А душу заберут с собой в Нибльхейм, в свой ледяной ад. Представляешь, какое увлекательное приключение тебя ждет?
Издав короткий ехидный смешок, Фроя хватает Рин за связанные ноги и тянет вниз. До пропасти всего пара шагов, до смерти — пара секунд. Сопротивление невозможно, магия Фрои крепко держит волю Рин в узде. Да и как сопротивляться, если веревки сковывают тело, а рот перетянут полотенцем, и не получится даже плюнуть в свою губительницу перед смертью. А хочется не только плюнуть, но еще и покусать! В отчаянии Рин цепляется руками за шерсть Яттэ, изо всех сил вдавливая ногти в его шкуру. Лось вздрагивает, недовольно фыркает и делает непроизвольный шаг в сторону пропасти. Слишком большой шаг, больше, чем два человеческих, — раздвоенное копыто замирает на самом краю.
— Стой! Куда ты! — Фроя отпускает Рин, двумя руками хватается за заднюю ногу Яттэ и тянет к себе, пытаясь заставить его отойти на безопасное расстояние, но делает только хуже: лось нервно переступает всеми четырьмя ногами, крупный камень выскакивает из-под копыта передней ноги, и та, провалившись в образовавшуюся впадину, подгибается. Яттэ теряет равновесие и… срывается в пропасть вместе с Рин.
Испуганный визг Фрои летит следом за ними. Рин не может кричать, лишь в ужасе мычит в полотенце, инстинктивно зажмурившись в ожидании скорого конца. Ее подбрасывает в воздух, когда тело Яттэ ударяется о скальный выступ, и дальше она падает отдельно от него. К счастью, дна пропасти они достигают в одном и том же месте: Рин ударяется не о камни, а о тело лося, твердое и костлявое, но все же не настолько, чтобы насмерть разбиться о него. Она лежит, замерев, не веря в то, что осталась жива. Яттэ судорожно вздрагивает под ней и испускает последний вздох. Сверху доносится протяжный зов Фрои:
— Яттэ-э-э?.. Ри-и-ин?..
Следуя голосу разума, Рин не откликается и не шевелится, надеясь, что Фроя сочтет ее мертвой.
— Ри-и-ин?.. — Голос Фрои эхом разносится по ущелью. — Яттэ-э?.. Яттэ! Яттэ! — Зов сменяется криком отчаяния и рыданиями. Фроя горестно оплакивает своего питомца. Всхлипывания длятся минут пять и заканчиваются злобным проклятьем в адрес Рин: — Тварь! Чтоб ты провалилась в самую глубокую сточную канаву Нибльхейма и вечно мучилась там за то, что забрала с собой моего Яттэ!
Ущелье вторит злодейке пронзительным эхом, которое постепенно стихает, не подкрепленное новыми выкриками. Спустя несколько минут после наступления тишины Рин открывает глаза. Со всех сторон ее окружают скалы, похожие на уродливых исполинов, сросшихся друг с другом бесформенными угловатыми телами. Кажется, что один из гигантов угрюмо свесил тяжелую голову, подпирая каменным затылком падающее солнце. Печальный взгляд направлен вниз, на тонкий ручеек, резво бегущий по дну ущелья, в то место, где прозрачная родниковая вода смешивается с кровавой струйкой, вытекающей из распростертого тела Яттэ.
Рин сползает с лося и осторожно поднимается на ноги, прислушиваясь к ощущениям. Вроде бы, ничего не сломано, хотя все тело ноет, как одна большая рана. Увидев, что платье насквозь пропиталось кровью, Рин ощупывает себя и убеждается, что кровоточащих ран у нее нет, а значит, это кровь бедняги Яттэ, который погиб вместо нее. Присев на корточки, она нежно проводит рукой по длинной носатой морде и опускает веки на темно-карих глазах животного. Чтобы сдержать подкатившие слезы, запрокидывает голову и смотрит на узкую полоску темнеющего неба. Высоко, не выбраться! И холодно, — вон, даже пар изо рта идет, а на ней лишь дурацкое шелковое платье «от Фрекен Снорк».
Пытаясь справиться с нарастающим отчаянием, Рин подбадривает себя, рассуждая вслух:
— Итак, я на дне Тролльхола, и это ужасно. Но мне повезло, я осталась в живых и даже не покалечилась. Если мне повезет дожить до утра, я отсюда выберусь! — С сомнением покосившись на отвесные скалы, она добавляет с наигранной уверенностью: — Ну,
Ну, или Юхан меня найдет.
А потом в ущелье спускается ночь, и все вокруг сразу меняется.
Рин кажется, что она попала в страшную сказку. Лунный свет ложится на мертвые камни и словно наполняет их жизнью, застывшие лица «чудовищ» искажаются в жутких гримасах, в пустых глазах загораются недобрые внимательные взгляды, а тот «великан», который поддерживал солнце своей головой, будто склоняется еще ниже несмотря на то, что избавился от сияющей ноши, и теперь следит за каждым движением непрошеной гостьи — Рин.
Откуда-то доносится, сотрясая воздух, гулкий протяжный стон. Обхватив руками обсыпанные мурашками плечи, Рин озирается и пытается успокоить себя тем, что это был
