И тогда я поняла. И Крис тоже. Но он не успел, а я и не могла ничего сделать.
Электропривод лебёдки заискрил, воткнутый нож вывел из строя тормозную систему. Всё произошло почти одновременно: барабан раскрутился, бесконтрольно вытравливая трос. Прыгнули двое мужчин. Окружённая вихрем теней, я полетела вниз.
Удар.
Я тонула. Сломанная игрушка в бурном потоке воды. Меня крутила и швыряла чудовищная мощь. Шумела кровь в ушах, гудела и рокотала бурлящая масса вокруг меня, подо мною, надо мной... Болезненно и глухо сокращалось сердце, разрывались лёгкие.
И вдруг всё прекратилось. Меня бережно вынесло на поверхность. Ярящееся чудовище успокоилось, кругом разливалась ровная гладь.
Освобождая лёгкие, вода выплёскивается из горла толчками. Скребу шею ногтями, будто это поможет дышать. Постепенно возвращается зрение.
Далеко позади осталась бетонная стена, у вершины которой распахнутые зевы гигантских труб изрыгают бурлящие потоки, а у подножия кипят буруны, и всё теряется за дымкой водяной пыли. Здесь, у бетонного берега, движение низвергающихся под напором водных масс совсем не ощущается.
Ещё кашляя, неуклюже перебираю ногами; плотность достигающей бёдер воды замедляет, укорачивает шаги. Крис почти тащит меня, оглушённую и успевшую изрядно нахлебаться. Дно поднимается под уклоном. Ещё пара метров, и он тяжело опускается на колени, не выпуская меня из мёртвой хватки.
Кругом мельтешат тени. Отмахиваюсь, не глядя.
Вытаскивая меня на поверхность, Крис отцепил крюк с тросом, но набрякшая верёвка всё ещё охватывает запястья. Он достаёт нож, но едва не упускает его в воду. Мы оба не проронили ни слова, пока он перерез`ал неподдающиеся мокрые верёвки и отбрасывал обрывки. Они качались на поверхности, похожие на дохлых змей. Я слышала только своё сиплое дыхание и затруднённое дыхание Криса. Его глаза казались почти чёрными, с тонким ободком светлой, выцветшей радужки.
Из глубины естества поднимается холодная волна. Меня знобит от страха.
Почти ничего не ощущая ватными ладонями, дотрагиваюсь до плеча, облепленного потемневшей от влаги тканью.
- Кристиан... - Имя звучит как мольба, как молитва.
Он бледен, словно вода вымыла из его лица все краски, и оно стало будто выцветший рисунок. Опускаю взгляд... и внутри уже не холодная волна - ледяные иглы. Они промораживают меня насквозь, как воду зимой.
По ровной глади тянутся розовые струйки. Лёгкие, как сигаретный дым... Сперва бледные и редкие, но вот уже вода вокруг нас сплошь окрасилась в один цвет.
Я по пояс в крови.
Хватаюсь за его одежду, дёргаю, обрывая пуговицы. Кристиан останавливает, отводит мои руки, качнув головой. И руки бессильно опускаются.
- Не нужно, Вил. Здесь ты ничего не сделаешь. Это Смайли наградил, напоследок... Даже не сразу почувствовал. Боли... не было. И сейчас. Совсем не больно. Странно.
Стону от бессильной ярости. Смайли... Всегда чувствовала исходящую от него угрозу. Видела в день смерти Верити, когда бредила наяву. Будто кто-то подсказывал, делал знаки... может быть, сама Верити. Я увидела... но не поняла, не сумела предотвратить.
Я ещё пыталась протестовать, на чём-то настаивать, пыталась сделать хоть что-нибудь, а мерзкий голосок ядом вливался в сознание: что толку, он уже мёртв. Он мёртв с той секунды, когда пули вошли в тело, но тогда ему было за что бороться. Смерть дала отсрочку. Он не мог завершить путь, не дойдя полшага. И вот все долги отданы.
- Всё будет хорошо, Виллоу. Теперь всё будет хорошо. - Он тяжело сглатывает, вес его тела почти полностью ложится на меня. - Виллоу. Обещай мне.
- Что угодно...
Он с усилием распахивает глаза и задерживает ускользающий взгляд на моём лице.
- Будь счастлива. Помни, ты мне это должна.
Я зажмурилась, сцепляя зубы. Скажу хоть слово, и уже не сумею удержать рыданий. Как могу обещать это?..
- Ты обещала, - непреклонно требует Кристиан, и я не выдерживаю, отвожу взгляд. - Ну же, не плачь, - шепчет он, и сомкнувшиеся на моём плече пальцы сонно разжимаются. - Лучше улыбнись. Хочу ещё раз увидеть твою красивую улыбку.
Вместо этого я разрыдалась, тычась лицом в мокрое от воды, крови и слёз плечо. Кристиан вздохнул, тяжело и очень устало.
- Улыбнись, Виллоу... ради меня.
И я улыбалась, кусая губы, ослепшая от слёз. В груди ширился, подступая к горлу, звериный вой. Улыбалась, пока не почувствовала, что он уже не дышит. И тогда закричала, и мой крик перекрыл грохот падающей воды.
Мне казалось, что и я умерла тоже, в тот же миг. Или стою на пороге смерти. Я видела то, чего не может видеть живой человек.
Они были повсюду, и всё прибывали. Они наводнили бетонные берега подземного бассейна и скрыли всю поверхность рукотворного озера, от самой плотины; они выступали прямо из белоснежных каскадов.
Меня окружали тени тех, кого уже не было в этом мире. Они парили над водой, и влажная гладь оставалась неподвижной. Ещё немного, и у меня, едва-едва восемнадцатилетней, разорвалось бы сердце. Слишком много было в нём любви и гнева.
- Убирайтесь! - кричала я, отмахиваясь рукой, расплёскивая воду. - Зачем вы пришли теперь? Забрать его? Оставьте его мне! - Безнадёжно вцепляюсь в Кристиана, в потерянный, на миг обретённый и навечно отнятый дар. - Пожалуйста, умоляю... оставьте...
Они не отступают, но и не приближаются, мой загнанный взгляд мечется, не задерживаясь на лицах, но узнаёт... даже теперь, даже так - узнаёт.
- Вы все оставили меня. Почему вы все ух`одите?! Почему?.. - Изнемогающая обескровленная любовь берёт верх над гневом. - Возьмите, возьмите и меня с собой! Папа?..
Я почти не знала его. Но меня направляет знание высшего порядка.
Не старый ещё мужчина, но светлые когда-то волосы почти полностью поседели. Покачивая головой, он виновато отводит взгляд.
Невысокая хрупкая женщина за его спиной теребит кончик алого шарфа, прячет глаза. Это ты, мама?.. Как мне стать счастливой, мама?
Паук кажется выше и моложе. И обе руки у него целы. Он не опускает глаз, но отрицательно качает головой. У меня пережимает горло.
Дядюшку Адама изменило счастье, но добрый старик стыдится это показать. Где-то там он счастлив, пока я остаюсь мучаться здесь. Что он обрёл, воспарив над Эсперансой? Или кого? За ним колышутся чьи-то силуэты, но всё расплывается от слёз. Сияние слепит глаза.
Я вижу Ханну, юную и прекрасную. И Дэнни рядом с ней всё так же молод, как в миг, когда шагнул в вечность. Разве не с ними должен быть Кристиан? Но его нет.
- Верити...
Я уже не могу плакать, вместо всхлипа вырывается протяжный вздох. Тяжело дышать. В волосах сестры блестят от капелек воды нездешние синие цветы, которые я когда-то ей подарила.
Я знаю, что ей многое хочется сказать. Но она делает над собой усилие и улыбается сомкнутыми губами. Моя гордая сестра. Я не могу слышать её слов, но они отчётливо звучат в моём сердце. За всё в этом мире нужно бороться. За справедливость, за счастье, за любовь. У тебя есть силы, сестрёнка. У тебя есть сила. Сделай это, Виллоу. Мы поможем.
Они опускались мне на плечи, их бесплотные руки. Неосязаемые, они вливали осязаемые силы. И я почувствовала себя чем-то б`ольшим, чем девочка Виллоу.
Во мне оживает позабытая сказка дядюшки Адама про озеро слёз, исцелившее смертельные раны. Во мне откликается чистая вера Ханны и несгибаемая сила Верити. Я склоняюсь к Кристиану и тихо шепчу ему, касаясь тёплой щеки губами:
- Я буду улыбаться для тебя, Кристиан. И плакать, и смеяться. Я буду встречать с тобой закаты и рассветы, и думать о тебе, и видеть с тобой сны. Я буду любить наших детей. Я буду с тобой, столько, сколько ты захочешь.
Тогда мне не было дела до того, как тонны воды разом очищаются от вредных примесей. Как исцеляется земля Эсперансы. Как налетевший ветер разгоняет вечный смог над городом. Я не видела ничего этого, но видели они: Эмбер и Эш, Скай и Грэм, Алек и Милен, и многие другие, люди, которых я ещё не знала тогда, люди, благодаря которым Эсперанса освободилась от власти вечно голодного чудовища. Люди, которые и были - Эсперанса.
