между подругами, — отмахнулась она. — Просто объясните, что вы хотите сказать.
Да гори оно всё ясным пламенем! За половину месяца мне уже заплатили. В самом крайнем случае, пойду в бродячие алхимики.
— От вас воняет, — выпалила я как на духу. — Лучше, чем от Рафочки, но всё же запах чувствуется. А мужчине… Ну, во время этого…
— Супружеского долга?
— Да! Ему всяко приятнее было бы вдыхать аромат роз, ландышей или лаванды, а не гниющего мяса и, простите, собачьих экскрементов.
Следующие минут двадцать мы подбирали подходящий Марджери аромат и решили, что ей больше всего подходят голубые запахи. Я «за Такера» пообещала, что если Мардж принесёт простой крем из аптеки, а также мыло и шампунь, «алхимик напитает их необходимыми элементами за считанные минуты». Ну и посоветовала бедной женщине закрывать волосы во время визитов в оранжерею.
— Всё сделаю. Всё исполню, — заверила меня заметно повеселевшая Мардж. — А пока пойдём-ка, покажете-ка мне, как у вас тут моя Рафочка поживает.
Кровь снова отлила от сердца, но я на чистом упрямстве пролепетала:
— Вы хотели сказать, МОЯ Рафочка?
— Ах, это всё условности, дорогая Вирджиния! Ну, так где она? — В половину вздоха Мардж превратилась из моей подружки в грозную бургомисторшу. — Надеюсь, вы не посадили несчастный цветочек под стеклянный колпак?
— Нет, — буркнула я. — Но если вы будете так кричать, придётся.
— А?
Я вздохнула. Вот как объяснить бывшей хозяйке моего цветочка, что у её питомца теперь есть не только пугающего вида ножки-присоски, но и одинокий демонический глаз?.. И что он теперь портит воздух, когда пугается.
Пока я раздумывала над тем, как поступить, в лавке появился вторая посетительница: нарядно одетая женщина неопределённого возраста. В руках она держала корзину для пикника и какой-то свёрток.
— Доброе утро! — поприветствовала она. Причём слово «доброе» было произнесено излишне радостным голосом, а вот «утро» получилось сухим и кислым. — Леди Уоррен, мисс Вирджиния… Вы тоже к господину Такеру?
Я посмотрела на бургомисторшу и шёпотом попросила:
— Не возражаете, если мы Рафочку в другой раз навестим? Не хочу оставлять лавку… — И после того, как Мардж понятливо кивнула, ответила пришедшей:
— Господина Такера сегодня не будет, он очень сильно занят в лаборатории, а я вызвалась ему помочь. Вы хотите сделать заказ или забрать готовое зелье?
— Ну, не буду вам мешать, — певучим голосом произнесла Мардж и выпорхнула из лавки, оттеснив от входа окончательно скисшую посетительницу.
— Забрать, — ответила она и положила на прилавок рецепт.
У Марка был красивый, аккуратный почерк. Круглобокие буквы ровно лежали на строчке, а не запрыгивали друг на друга и не задевали соседей длинными хвостами, как это было у меня в тетрадках. Ни одна гувернантка не смогла справиться с этой проблемой, а специально нанятый учитель чистописания после месяца занятий со мной и моими братьями сказал, что нам проще отрубить руки, чем научить писать красиво.
Дед выгнал его из поместья с позором, а папа сказал, что красота — дело субъективное и, например, он в моих письменах видит что-то потустороннее, демонически пугающее, но вместе с тем прекрасное.
— Словно ты не рецепт зелья от бессонницы записываешь, а пытаешься вызвать дух своей прабабки. Она до самой смерти оставалась невероятной красавицей, что не мешало ей держать в ужасе всю округу.
— Средство от храпа, — прочитала я вслух.
— Для моего мужа! — встрепенулась она, покраснела, поправляя хохолок вдовьего чепчика и невнятно пробормотала:
— Точнее, для мужа моей кухарки. Храпит, мерзавец, так, что стёкла в окнах звенят. А это вот нашему алхимику, передайте, уж будьте любезны. Тут ничего особенного. Соления по моему личному рецепту, буженина, свежая малинка из моего сада…
— Обязательно передам, — заверила я, заранее решив, что без малины кое-кто точно обойдётся. — С вас триста восемьдесят девять крон.
Дама оставила корзинку и свёрток с бужениной, и ушла, а я приподняла плетёную крышку и заглянула внутрь. На дне, выстеленном красной в белый горох скатертью, в окружении трёх баночек в нарядных юбочках поверх белоснежных крышек стояла глиняная миска с горкой крупной отборной малины. Двумя пальцами, осторожно, чтобы не измять нежные бока, я подхватила самую большую ягодку и, не раздумывая ни секунды, отправила её в рот. Сок брызнул на нёбо, и я зажмурилась от острого удовольствия.
Вспомнилось детство, лето, как мы играли в прятки в нашем саду. Братья, кузены, сыновья и дочери друзей наших родителей… Только детей человек тридцать. Я любила прятаться в зарослях малины. Здесь можно было есть ягоды прямо с веток, и отчего-то казалось, что в целом мире нет ничего вкуснее этой украденной потихоньку немытой малины. И ощущение это не портили ни перепачканные в липкий сок пальцы, ни пятна на платье…
Когда я распахнула глаза, то тут же почувствовала на себе чей-то взгляд. Оглянулась. У занавески стоял Марк и смотрел на меня с задумчивым видом.
— Воруешь мой гонорар? — мягко улыбнувшись, спросил он.
— Сказано было передать алхимику, — буркнула я. — А сегодня я за него. И вообще! Что ты тут делаешь? Иди на кухню, пока Лили ничего не заподозрила.
— Уже иду, — ответил он.
Я отвернулась к одному из шкафчиков, чтобы переставить эфирные масла с верхних полок на нижние, а Марк постоял ещё с минуту, но стоило звякнуть дверному колокольчику, тут же исчез.
До обеда я успела обслужить ещё семь покупательниц, а потом в лавке появился неожиданный визитёр. Лысый мужик с неопрятной бородой был в охотничьих сапогах, в заскорузлой от пота рубахе, в чёрных брюках и с перекинутым через левое плечо ремнём от арбалета.
— Вот. — Швырнул на прилавок какую-то грязную ветошь. — Сто крон, если заставишь эту тварь сказать, куда она уволокла мой перстень.
Я перевела недоумевающий взгляд с лица мужика на тряпку, и с ужасом осознала, что это мёртвая птица, с которой уже успела натечь приличная лужица крови.
— Что это? — просипела я, попятившись.
— Сорока. Перстень у меня стащила, но я выследил и снял её сегодня утром. На рынке бабы болтали, что ты теперь алхимику помогаешь… — Тут мой гость оскалил зубы в похабной усмешке. — И
