Я поежилась то ли от холодного пронизывающего ветра, который дул тут наверху, то ли от безжалостных слов.
– Восстания можно избежать, – вспомнила я пророчества Фелиции. – Есть шанс решить все миром.
Первый растянул тонкие губы в улыбке, но она больше походила на еще один шрам на его бледном лице.
– Ты привлекла внимание, Мэди, – сказал он. – Когда мы были в Левых Порожках, ты использовала свой чаросвет, и это заметили.
– Мы могли погибнуть, – обескураженно пробормотала я. – Я пыталась спастись…
– Река засветилась, ты выдала и себя, и нас, – продолжил Первый, вглядываясь во тьму. – Раньше на этой башне дежурил чар. У него был хороший уровень чаросвета, не ниже шестидесяти. Вместо него поставили обычного зеркальщика.
Я видела внизу толстяка в теплом пальто, который встретил нас и пропустил к зеркалам, что сияли над головой отраженным светом.
– Ты понимаешь, что это значит? – спросил Первый.
Я спрятала нос в пушистый шарф, которым меня замотала тетя Рут, и покачала головой, хотя понимала – это не значит ничего хорошего.
– На случай поломок в башне обычно дежурит чар, который может поддержать свет какое-то время, – пояснил Первый. – Кто-то покрепче того ослепшего чара.
– Он ведь помог, – напомнила я. – Если бы не Расмус…
– …то Элия осталась бы жива, – перебил меня Первый. – Куда важнее то, что происходит сейчас, Мэди. Чара убрали. Вместо него теперь простой человек. Когда зеркала погаснут – а это случится – он не сможет сделать ничего. Мы останемся в темноте. То же самое случилось на левом берегу реки. Ты видела.
– Может, это лишь совпадение. Зеркала не погаснут…
Я умолкла, не веря самой себе. Я уже успела рассказать Первому все, что помнила о ночи, обрушившейся на Левые Порожки. О чаросвете, что шел по городу с зубастой свитой. И вот теперь он говорит, что это случится вновь. Из-за меня!
– Мы будем готовы, Мэди, – заверил Первый. – Пусть чаросветы приходят. Они встретят отпор, и их злобные твари тоже. Тени везде. Нас предупредят.
– Я не хотела, – прошептала я, и холодный ветер высушил слезы, что скатились у меня по щекам.
– Ты родилась такой, – ответил Первый. – Здесь нет твоей вины.
Он протянул руку и похлопал меня по плечу.
– Я могу быть полезна! – торопливо добавила я. – Смотрите, у меня появились чары седьмого дома.
Я взмахнула рукой, укрываясь тьмой уже отработанным жестом, и Первый отпрянул и огляделся, а на его обычно непроницаемом лице отразилось явное удивление.
– Мэди?
– Я здесь, – ответила я и взяла его за руку.
Она была сухой и горячей, и Первый не стал убирать ладонь. А я сняла покрывало тени.
– Неплохо, – кивнул он, пожав мои пальцы. – Очень хорошо, Мэдерли! Возвращайся назад в академию. Учись, узнавай свои силы, постарайся увеличить уровень.
Я сглотнула и отпустила его руку.
– Знаешь, у меня для тебя есть подарок, – вспомнил он. – Пойдем-ка со мной…
Мы спустились по крутой лестнице, вышли на берег черной реки, усыпанной хлопьями льда точно перхотью, свернули к лодочным сараям. Из тени выступили темные силуэты людей, и я узнала огромного мужика с тремя багровыми шрамами на лысой башке.
– О, наш маленький чаросвет! – обрадовался он мне как родной и вдруг сгреб в объятия, оторвав от земли, так что мои ноги заболтались в воздухе.
Первый тем временем снял замок и открыл дверь сарая.
– Чаромобиль? – удивилась я, когда меня вернули на землю.
Он был громоздким, со старомодными круглыми фарами, похожими на выпуклые глаза. Когда Первый сдернул с него покрывало, чаромобиль сдержанно заблестел в свете фонаря черным крылом.
– Он слушается только чаров, – ответил Первый. – Как мы с ним ни бились…
– Давай покажу, – предложил Шрам. – Я одно время работал в гараже у чаров. В основном тягал что тяжелое, но кое-чему научился.
– Это очень дорогой подарок, – смутилась я, чувствуя себя ужасно польщенной.
Первый открыл мне дверцу, и я села за руль. А Шрам умостился на пассажирском сиденье.
– Значит, кладешь руки на руль.
Я послушно положила ладони на темно-коричневую кожу, и машина вздрогнула, оживая. Я ощущала ее как большого сильного зверя, который просыпался, вытягивал лапы, жмурил глаза после долгого сна. Фары поморгали и зажглись чаросветом, разгоняя постылый мрак.
– Медленно и нежно нажимаешь правую педаль, – подсказал Шрам. – И крутишь руль.
Чаромобиль тронулся с места, выезжая из старого сарая, и я ошалело улыбнулась. Первый махнул рукой и скрылся в Сумерках, даже не выслушав мою благодарность. А я медленно катилась по дороге к таверне.
– Тетя Рут с ума сойдет, – выдохнула я.
Как бы только отбиться от банок и – особенно – огурцов. Шрам научил меня тормозить, поворачивать, разгоняться. Чаромобиль словно обладал собственным разумом, двигаясь плавно, как кошка.
– Спасибо, – поблагодарила я Шрама, притормозив возле таверны.
– Тебе спасибо, Мэди, – внезапно ответил он.
– За что? – искренне удивилась я.
Меня-то уж точно не за что благодарить – я все делаю не так: я подставляю жителей Сумерек, едва держусь в академии и с куда большей легкостью завожу врагов, чем друзей.
– За надежду, – сказал он. – Смотри, а тут сигнал.
Он нажал на середку руля, и машина вдруг громко взвизгнула, я вместе с ней, а Шрам рассмеялся густым гулким басом.
***
Я вернулась в академию этим же вечером. Тетя Рут уговаривала меня переночевать в таверне, но мне нужно было делать домашку и не терпелось обкатать чаромобиль. Будь моя воля, я бы объехала на нем весь Солнечный рубеж. За рулем я казалась самой себе такой взрослой, будто мне теперь все по плечу. В самом деле, если я могу управлять такой огромной штуковиной, но что мне стоит справиться и со всем остальным.
Хотя поездка в Сумерки внесла еще больше сумятицы в мою душу. Рядом с Первым я снова чувствовала себя маленькой девочкой, о которой так надолго забыла. Было бы так просто назначить его главным, передать ему ответственность за свою жизнь. Но чем больше я думала, тем меньше мне нравилось то, что я услышала.
Я притормозила на небольшой площадке позади башни Альваро. Чаромобиль Баса тоже стоял здесь – куда более новый и быстрый, с хищными линиями и слегка прищуренными, как его глаза, фарами.
– Ты мне нравишься больше, – заверила я свой чаромобиль, погладив его по рулю.
Бас был дома. Я услышала голоса, еще поднимаясь по лестнице, и уже привычно набросила на себя пелену тени. Тихонько вошла в зал, проскользнув в приоткрытую дверь.
Перед входом в мою комнату появился новый букет. На этот раз – охапка белых роз. Три других букета выстроились вдоль стены поодаль. Еще немного – и башня Альваро станет напоминать цветочный магазин моей матери, хотя там места было поменьше.
Бас поправил розы, отошел к двери в мою комнату и придирчиво посмотрел на букет.
– Роскошно, – похвалил Фалько, который сидел на диване и ел мороженое из глубокой тарелки. – Мэди понравится.
– Ты вообще ее видел сегодня? – спросил Бас.
– Нет, – качнул Фалько головой. – Выходной же. А ты? Как ты мог пропустить ее, вы живете вместе.
– У меня такое чувство, что я живу с привидением, – пожаловался Бас. – Или с тенью.
– Вы до сих пор не поговорили?
– Нет, – вздохнул Бас и, сев на кресло, устало потер виски. – А ведь я целую речь заготовил.
– Давай я оценю, – предложил Фалько и, отставив пустую тарелку на столик, встряхнул головой, как будто отбрасывая длинные волосы, и похлопал ресницами.
Я вообще так не делаю!
– Ты серьезно? – усмехнулся Бас. – Из тебя Мэди как из Алефа балерина. Ладно. Итак. Мэди…
– Просто Мэди? – уточнил Фалько. – Может, лучше, милая Мэди? Дорогая Мэдерли? Или сразу – любовь моя.
– Не перебивай, – потребовал Бас.
Поднявшись с кресла, он принялся ходить туда-сюда по залу.
– Мэди, прости меня, – выдохнул он.
– Классная речь, – одобрил Фалько. – Ты небось ночей не спал, пока сочинял ее?
