Она села на скамейку рядом с дверью в кладовую и сложила ногу на ногу, чуть раскачивая носком сапожка. Как же вовремя она все-таки заглянула, и даже не придется что-то из себя изображать. Маленькая леди Николетт Таргюсон сама прыгнула ей в руки, как мышка кошке в коготочки.
Адель стянула с рук перчатки, рассматривая ладони. Неприятное чувство прокралось из сна в реальность – будто ее руки покрыты коркой запекшейся крови, но только чьей? Ее собственной ли? Это всего лишь дурной сон, отмахнулась она, но холодок по коже все же пробежал.
Дверь кладовой вдруг распахнулась и оттуда буквально вывалился молодой человек в белой батистовой рубашке, небрежно выдернутой из брюк. Он наспех накинул на плечи сюртук и, повернувшись, заметил Адель. На лице негодника (или лучше сказать, дамского угодника?) расплылась обольстительная улыбка, в серых глазах мелькнули теплые искорки.
– Доброго дня, мадемуазель, – сказал он, взмахнув рукой, прижав ее к сердцу, и демонстративно поклонился. После чего подхватил ладонь Адель, без спроса, и легонько поцеловал, наглец. Девушка ответила надменным кивком и кривой ухмылкой.
Он проследовал к выходу, распахнул дверь так свободно, будто был здесь хозяином и Адель уж было засомневалась, что она возможно не знает каких-то подробностей жизни Таргюсонов, но нет, вот он подхватил со столешницы потертый томик, на пороге обернулся и вновь сверкнул белозубой улыбкой, а лучик солнечного света позолотил его русые с рыжиной волосы.
– Адьес! – сказал он и был таков.
Следом из кладовой вылетела разрумянившаяся Николетт, поправляя лиф своего платья. Ее русые волнистые волосы топорщились во все стороны как некое подобие гало.
– Анри, – крикнула она вслед своему возлюбленному, но тот уже захлопнул за собой дверь.
– Он симпатичный, – прокомментировала Адель. – Даже слишком сладкий для такого серого мира, как наш.
– А… – Николетт ошарашено взглянула на незваную гостью. – Адель! Что ты здесь забыла! Я… Как? Нет, это вовсе не то, что ты…
– О да, милая, – очаровательно улыбнулась Адель, сминая в руке перчатку – только сейчас она заметила, что вторая куда-то запропастилась. – Это как раз то самое, и даже больше, не правда ли?
– О чем ты… – Грудь Николетт вздымалась все сильнее, а лицо покрывалось густой краской. – Ты проникла ко мне в дом! Чтобы опять стащить что-то? Я сейчас же позову…
– Никого ты звать не будешь, дорогая моя Николь, – улыбнулась Адель и поднялась со скамьи, поравнявшись с маленькой леди Таргюсон, такой неосмотрительной. Как же случилось, что ей принесли гвоздику? В чем она особенная? Адель пыталась вглядеться в лицо девушки, найти там какую-то зацепку, разгадку, ответ на свои вопросы, но ничего. Просто смазливое личико и не слишком выдающиеся таланты. – И ты прекрасно знаешь, что я ничего не воровала, не так ли, моя подружка?
Николетт стыдливо отвела взгляд.
– Что тебе нужно? Денег быть может? Слышала, твоя семья в бедственном положении…
– Мы не будем говорить о моей семье или обо мне, дорогуша. Только о тебе. Думаю, всем станет любопытно, чем вы тут занимались с… как его там? Анри… Анри… mon amie… Кто он? Трубочист? Вряд ли… Может…
– Он принц! Чтобы ты знала! – выпалила Николетт, и Адель расхохоталась.
– Подружка, ну ты и шутница! Что еще он тебе рассказал?
– Ты ничего не понимаешь! Ты ведь никогда не любила, а я… – И тут Николетт неожиданно расплакалась, садясь за стол прям перед своей синей гвоздикой. – Я люблю его! Больше своей жизни! Он для меня все…
– Прекрасно. Откуда здесь этот цветок? – Адель кивнула на вазу и вдруг заметила, как побледнела Николетт.
– Ты что-то знаешь про него?
Адель расправила плечи и обратила взгляд на гвоздику, будто созданную изо льда.
– Достаточно, – проговорила она. – Но я не думала, что ты…
– Неужели и ты тоже, Адель? – глаза Николетт расширились от удивления, а в следующий миг она снова разрыдалась. – Тогда ты должна понять меня. Этот знак, он прожигает мне самую душу! Я не хотела такой судьбы, почему кто-то должен решать за меня?
– И впрямь, – согласилась Адель. Знак? Что еще за знак? – Доверься мне, может тебе станет легче… – вкрадчиво проговорила она.
Николетт с сомнением посмотрела на нее, а потом приспустила лиф платья, показав странный знак над солнечным сплетением: будто клеймо, выжженное на коже. Черный узор изображал цветок – геральдическую гвоздику, но казалось, что рисунок светится изнутри. Адель чуть было не воскликнула от удивления, но вовремя сдержалась. Нельзя подавать виду.
– А теперь ты, – кивнула ей Николетт.
Адель прижала руку к груди поверх несуществующего знака, нахмурилась на мгновение, но в следующий миг улыбнулась «сопернице».
– Дорогая Николь, ты не вправе мною командовать. Это не я обнимаюсь по чуланам с самозванными принцами. А тебе, если хочешь избежать позора, лучше уехать из Монсальваж, куда-нибудь… со своим принцем. Уверена, он позаботится о тебе, крошка.
– Но я… должна… а вдруг именно я – это она, вдруг я смогу открыть Грааль?
Адель поняла, что даже приоткрыла рот, впитывая каждое слово Николетт, ожидая раскрытия некой тайны.
– А ты этого хочешь? – вдруг спросила Адель и увидела на лице Николетт подтверждение своим догадкам: она была даже рада сбежать. Возможно она желала быть подальше от дворца так же сильно, как Адель – оказаться внутри.
– Нет, – и Николетт совершенно сдалась, бормоча между всхлипами что-то по поводу своей печальной судьбы. Адель смотрела на нее с сожалением: неужели это могло стать королевой?
– Давай мне письмо, а сама собирай вещи. Тебе нужно бежать прямо сейчас.
До Николетт будто дошел наконец смысл происходящего.
– Но куда же я пойду! Как же так…
– У твоей матери есть украшения, мы это обе прекрасно знаем. Бери их и уезжай, тебе хватит этого на первое время.
– Адель, как же я тебя ненавижу! Ты дьявол!
– На себя посмотри, – парировала Адель. – Грешница Монсольваж, так ее прозвали соседи, а потом и все королевство…
– Хватит! Хорошо!
Николетт, совершенно растрепанная, взяла связку книг, которая лежала на столешнице рядом с цветком, и достала оттуда заветный конверт, бросив его Адель. Тот упал ей под ноги, словно опавший с дерева листок.
– Забирай! Я знаю, что затаила под сердцем ненависть. Ты давно завидовала мне и при отборе тебе не нужны соперницы. Не думай, что я этого не пойму, что я настолько глупа.
«Ты и правда глупа, крошка», – подумала Адель, изогнув бровь.
– Можешь явиться в полночь к воротам Стены, можешь хоть пройти отбор! Мне все равно! Я желаю, чтобы наши пути больше никогда не пересеклись, Адель! Я найду Анри и мы заживем долго и счастливо.
– Как в настоящей сказке, – весело добавила Адель.
– Может и так! – теперь Николетт раскраснелась не от стыда, а от злости, которую изливала на Адель. – Но он любит меня.
– Интересно, за что, – тяжело вздохнула Адель, поглядывая на дверь. Не все же в этом доме будет так пустынно, нужно завершать спектакль.
Николетт собрала скромную корзинку довольно быстро, будто уже была готова к побегу и ей только и требовался, что некий знак. На пороге она остановилась, совсем как до этого ее любовник, и посмотрела на Адель.
– Почему ты так боишься отбора? – вдруг спросила Адель, жажда истины была сильнее осторожности.
В голубых глазах Николетт сверкнули слезы. Если бы она стала королевой, то скорее всего пыталась бы всех разжалобить своим страдающим видом.
– Что ты знаешь об инкарнации? Родители… рассказали тебе?
На этот раз Адель мотнула головой, ей не нравилось быть в позиции слабого. Пришел черед Николетт улыбаться.
– Что ж, удачи тебе! – сказала она, взмахнув платком, который выудила из кармана, и промокнула им глаза.
Как странно, подумала Адель, она выпроваживает из дому маленькую леди Тагрюсон, будто она теперь здесь хозяйка. Но после ухода Николетт она не стала задерживаться, а забрав цветок и письмо и выйдя на свою улицу, поняла, что ей очень повезло: она совсем немного разминулась с экономкой Таргюсонов, которая ходила за покупками.
