вовремя подбрасывать дрова, которые Ормонд оставил под печкой. Диана щедро натолкала поленьев, подождала, пока хорошо разгорятся. Затем плеснула на жаровню масла, тщательно обваляла в муке кусочки рыбы и, напевая от радости, начала выкладывать их в жаровню.
Да только кипящее масло стало стрелять! Горячая капля упала Диане на руку. Девушка вскрикнула сердито, отпрянула, а затем со злости вывалила на жаровню все куски разом.
– Ничего, – решила она. – Вместе пожарятся!
– Хозяева! – донесся с улицы чей-то голос. – Есть кто дома?
Диана встрепенулась. Поспешила, насколько позволяло состояние, выглянуть в окно.
Возле забора кто-то стоял. Она не могла понять, мужчина это был или женщина, потому что фигуру незнакомца укрывал длинный плащ, а лицо пряталось в тени капюшона.
Заметив, что кто-то смотрит в окно, гость поднял правую руку, в которой держал небольшую корзину, накрытую холстиной:
– Тут для госпожи Дианы передали из трактира немного еды.
Судя по голосу, это все же была женщина. Только держалась странно, будто сутулилась. А голос был сиплым, простуженным.
– Аньес! – обрадовалась Диана.
Только кухарка могла передать ей гостинец. Разумеется, в тайне от Лурдес, ведь хозяйка вряд ли одобрила бы такое расточительство. В прошлый раз, когда пришла Сона, госпожа Пьес даже не поинтересовалась, что ее управляющая есть и пьет.
Когда девушка вышла, незнакомки в плаще уже не было. Корзинка стояла в траве возле калитки. Диана огляделась, но улица оказалась пустой в оба конца, насколько хватало глаз.
Пожав плечами, она занесла корзинку во двор, поставила на лавку и сняла ткань. Внутри оказались пирожки. Еще горячие, с золотистой корочкой и на вид весьма аппетитные.
Диана сглотнула набежавшую слюну и уже протянула руку, когда в нос ударил запах гари.
– Рыба! – взвыла она и, не стесняясь в выражениях, поспешила в сторону дома. – Совсем забыла!
В кухне стоял дым коромыслом. Жаровня пылала, огонь лизал потолок, а куски бедной рыбы превратились в черные угли.
Перепуганная Диана замерла на пороге. Затем рванула к печи. Забыв про боль, схватила кочергу и столкнула жаровню на пол. Это единственное, что пришло ей в голову в тот момент. А затем опрокинула сверху ушат с водой.
Вода зашипела, превращаясь в пар и смешиваясь с густым черным дымом. Масло затрещало, и горячие брызги полетели в разные стороны. Часть из них достигла Дианы.
Уже откровенно матерясь, девушка начала заливать все вокруг водой из дубовой кадки. Благо ковшик имелся. Шипение стало сильнее, горячий пар повалил густыми клубами. Но по крайней мере, огня больше не было.
Остановилась она, только когда зачерпнула ковшом по сухому дну и поняла, что воды больше нет. Схватившись за грудь, огляделась.
В кухне висел сизый дым и воняло так, что трудно было дышать. Плита и пол были залиты водой, причем по полу растеклась огромная безобразная лужа, в которой стояла сама Диана, а стены и потолок над плитой почернели.
– Очуметь… – пробормотала девушка, глядя на этот бедлам. – П-пожарила рыбки…
Сердце колотилось, словно собиралось покинуть бренное тело. В горле стоял комок из дыма и гари. Нахлынул откат: Диана внезапно осознала, что едва не сожгла весь дом. Возможно вместе с собой.
На нетвердых ногах выползла из кухни на улицу. Распахнула дверь пошире, в надежде что дым сам уйдет. И в прострации села на лавку рядом с корзинкой.
Машинально опустила взгляд вниз.
Под ногами валялся расклеванный пирожок, а рядом – две мертвые птицы.
***
Вернувшийся Ормонд застал Диану сидящей на траве шагах в двадцати от дома. Она была напряжена и неотрывно смотрела в одну точку.
– Что случилось? – ле Блесс огляделся в поисках того, кто мог её обидеть. Но рядом с домиком никого не обнаружилось. Стояла тишина. Затихли даже неугомонные синицы, живущие под кровлей. – Диана, что с вами?
Казалось, она не слышит. Пришлось коснуться её плеча, от чего девушка вздрогнула и обернулась.
– Там… – она указала рукой, – там птицы…
Птицы? Ормонд не понял, что она имеет в виду, но послушно двинулся в указанную сторону.
На лавке возле дома стояла корзинка с еще теплыми и весьма аппетитными на вид пирожками. А под лавкой в крошках лежали две птичьи тушки. Он пошевелил их концом трости, но синицы не шелохнулись. Их клювики были приоткрыты, а веки, наоборот, плотно сомкнуты.
Но главное, из птичьих ртов на землю капала пена.
Ормонд похолодел.
Думать о самом плохом не хотелось, но… Он слишком многое повидал, чтобы не доверять своей интуиции. И потом… самое главное:
– Диана, вы ели из этой корзинки? – против воли голос дрогнул.
А когда девушка отрицательно покачала головой, Ормонд не сумел сдержать облегчённого вздоха.
– Хорошо, – произнёс он и повторил от переполнявших его эмоций: – Хорошо.
При помощи двух веточек поднял с земли безжизненные тушки и положил их в корзину к оставшимся пирожкам. Потом зашёл в дом и схватил первое, что висело на гвозде у двери. Это оказался старый плащ. Ормонд завернул в него корзину и спросил:
– Диана, вы сможете пойти со мной? Боюсь, одной вам оставаться не стоит.
Она подняла голову. В ее расширенных глазах Ормонд увидел растерянность, страх, непонимание и нежелание верить.
– Меня хотели отравить? – голос Дианы тоже дрожал.
Эмоции на ее помертвевшем лице смешались в несусветный коктейль.
– Это я и собираюсь выяснить, – ответил мужчина. – Кто к вам приходил?
– Я не знаю. Какая-то женщина из трактира.
– Из трактира? – переспросил он. – Вы уверены?
Диана пожала плечами:
– Она так сказала.
– Вы ее узнали? Кто она?
– Она была в плаще с капюшоном.
– Ясно… Вы сможете идти?
Ормонд дождался кивка и лишь затем помог ей подняться на ноги. А потом шёл рядом, готовый в любой момент подставить плечо, если она пошатнётся.
Диана была слишком ошеломлена произошедшим, чтобы расспрашивать ле Блесса, куда он её ведёт. Поэтому то, что они оказались на противоположном конце острова, у пристани, стало для неё неожиданностью.
Возле сбившихся в кучу домиков суетились люди. Их было много. Да и лица в основном попадались незнакомые.
Ормонд уверенно захромал к одному из строений, и Диана поспешила за ним. Этому человеку она доверяла. Если он ведёт её куда-то, значит, так нужно.
Внутри висел тяжелый запах лекарств и гниющей плоти. А все помещение занимали койки, стоящие почти вплотную друг другу. На них лежали мужчины. Худые, обросшие, окровавленные, стонущие от боли. Над больными суетился Док и ещё несколько матросов, которых Диана смутно помнила по “Бурерождённому”.
– Салар! – позвал ле Блесс, не переступая порог, и Док
