Я глянула на Адама.
— Я думала, ты не богат.
— Я не хочу ни копейки его денег.
Да уж, понимаю.
— Могу понять, почему прокляли Анри, — сказала я. — Но почему страдает весь род?
— В этом смысле проклятия непредсказуемы, — ответил Адам. — Они распространяются не на одно поколение.
— И ты уверен, что убийство Анри переведет проклятье на тебя?
— Я не могу его убить, чтобы узнать наверняка! — Адам провел рукой по волосам. — Я разговаривал со знатоками вуду — все твердят одно и то же. Пока такое проклятие не снято, оно наложено на каждого Рюэлля. А вот как его снять, я не знаю. И никто не знает.
— Так что это проклятие из себя представляет?
— Оно превратило Анри в злого и бездушного монстра, эгоистичного болвана, которого волнует только он сам.
— Он же таким и раньше был, правда?
— Я не знал прежнего Анри, но скорее всего да, — пожал Адам плечами.
— Эй, я все еще тут, — пробормотал Анри.
— Под ущербной луной он бегает в волчьей шкуре, — продолжил Адам, будто Анри ничего не говорил. — Убивает невинных и создает новых оборотней.
— Вроде Чарли.
— Да.
— Он мне сказал, что вынужден меняться под ущербной луной.
— Верно. В два раза больше ночей в обличье чудовища, чем у обычных оборотней.
— Это благословение, а не проклятие, если вам интересно мое мнение, — заметил Анри. — Мне нравится убивать.
— Вас не спрашивают, — отрезала я.
Боже, он меня раздражал.
И тут мне кое-что пришло в голову.
— Я видела Чарли под ущербной луной.
— Чарли просто оборотень, а дед — лу-гару.
— У меня уже голова идет кругом.
Адам сжал губы.
— Деда не укусили, а прокляли. А те, кого кусает он, в течение суток превращаются в оборотней — без разницы, день это или ночь. После этого обязательное обращение происходит только в полнолуние. Обращение в другие фазы луны — это их личный выбор.
Такое же понятное объяснение, как и все здесь происходящее.
— А он? — Я указала на клетку. — Когда луна не ущербная?
— Он человек — по крайней мере, насколько это возможно.
— Кажется, тут проклятие полегче.
— Чем дольше он пребывает в образе человека, тем более жестоким становится, превращаясь в волка.
Я сердито глянула на Анри, который пожал плечами и начал рассматривать свои ногти. Я задумалась о том, что мне было известно, а что — нет.
— Когда ты узнал о проклятии? — спросила я.
— Когда Люку исполнился год. — Его лицо смягчилось. — Семейная традиция. К тому времени ты уже настолько любишь ребенка, что сделаешь все возможное, лишь бы его защитить.
— Я не нашла никаких сведений о его рождении, — заметила я.
Адам подозрительно глянул на Анри, но тот лишь пожал плечами:
— Чем меньше люди о нас знают, тем лучше.
— Значит, рассказав тебе правду, твой отец покончил с собой? — продолжила я.
На лице Адама мелькнуло грустное выражение, и он кивнул.
— На тот момент я был достаточно взрослым, чтобы приглядывать за дедом, да и подготовку в спецназе уже прошел. Не знал, что она понадобится мне для присмотра за членом семьи.
— Значит, отец бросил тебя в одиночку воспитывать сына, защищать это существо и искать средство для исцеления? Он разве не мог тебе помочь?
— Его постоянно преследовали мысли о неизбежном будущем, которые в итоге свели его с ума.
У меня возникло чувство, что Адам говорил не только об отце, но и о себе.
— Когда я был маленьким, в определенные ночи отец исчезал и возвращался домой совершенно избитый. Будучи интеллигентным ученым, он не знал, как драться, и понятия не имел, как противостоять злу и насилию.
Анри фыркнул, но для разнообразия воздержался от комментариев.
— А твоя мать?
— Она ушла от нас, как только узнала правду.
Я склонила голову набок, и Адам отвел взгляд, отказываясь смотреть мне в глаза. Неудивительно, что он переживал, что я брошу их с Люком — все женщины в его жизни поступали именно таким образом.
— Отец попросил, чтобы я пошел служить, — продолжил Адам. — Меня всегда интересовали оружие и военная история — я думал, он желал мне счастья. Только позже до меня дошло: отец хотел, чтобы к выполнению грязной семейной работы меня подготовили лучше, чем его.
— Ты собираешься пойти по пути наименьшего сопротивления, когда Люк станет достаточно взрослым, чтобы защищать этого монстра?
— Я бы не позволил ему страдать, а принял бы проклятие на себя.
— Тебе понравится, — прошептал Анри. — Вот увидишь. Власть пьянит. Одним броском ты или убиваешь, или даруешь вечную жизнь.
— Если у жертвы нет серебряной пули, — отрезал Адам.
— Это бывает так редко.
— Подожди-ка, — вклинилась я. — Разве не все жертвы Анри становятся оборотнями?
— Слава богу, нет, а то их было бы слишком много. Если он убивает, но не пьет кровь и не ест плоть убитых, они превращаются в оборотней. Если же их отведали, они просто умирают.
— Мне так нравится, когда они умоляют о помиловании, — пробормотал Анри. — И обычно я оставляю их в живых.
— Старик, заткнись, — посоветовал Адам.
То, что Адам назвал «стариком» того, кто выглядел лет на тридцать, заставило меня хихикнуть — до истерики было явно рукой подать.
Я проглотила неуместный смех и попыталась сосредоточиться.
— Почему в роду Рюэллей нет девочек?
— Что? — Адам моргнул при внезапной смене темы.
— За последние сто лет не было ни одной девочки, я проверила.
— Это все проклятие. Королева вуду хотела, чтобы страдали только мужчины. Не думаю, что она очень их жаловала.
— И правда, с чего бы.
Анри схватился за прутья клетки и начал ее трясти.
— Выпустите меня!
— Не спеши, — ответил Адам. — Ты оставишь ее в покое.
Анри бросил на меня пристальный взгляд.
— А если она попытается меня убить? Сынок, ты меня защитишь? Доверишь ей свою душу? А душу мальчика?
— Дед, если бы она хотела тебя убить, я был бы уже мертв. Она думала, что я — это ты.
Анри нахмурился. Вряд ли он отличался выдающимся умом.
— Ты прав, — согласился он. — Она сунула бы тебе серебряный нож меж ребер, пока ты на ней потел. Лучше момента не придумаешь.
— Кажется, вы оба меня с кем-то путаете, — пробормотала я. — Наверное, с серийным убийцей-психопатом?
— Но если она не хочет меня убить, тогда…
— Поначалу не хотела, но теперь, после нашего знакомства, передумала.
— Диана… — начал было Адам, но Анри его перебил:
— Чего ты хочешь?
— Доказать существование оборотня и показать его миру.
— Этого не будет. — Анри глянул на Адама. — Правда?
