— Ого, а страсти и впрямь хоть отбавляй, я и половины из этого не слышал. Успокойтесь, иначе перебудите всех внизу, — встряхнул он меня. — Что вы скажите, если вас здесь застанут?
— Мне плевать!!
Силы были уже на исходе, а я не сумела отнять даже одну руку и теперь отбивалась с остервенением загнанной в угол.
— Как же Тесий! — в отчаянии вскричала я. — Вы сами говорили, что желаете нашей свадьбы. Он ведь не возьмет меня после… после… бесчестную!
— Возьмет. Если я хоть немного знаю своего секретаря, то после такого он тем более сочтет своим долгом на вас жениться, решив, что не уберег, и ни единым словом не попрекнет до конца жизни. Прекратите, Лора, — устало добавил Бодуэн, — если я скажу, что не собираюсь вас насиловать, вы успокоитесь?
Он разжал пальцы, и я отшатнулась, затравленно глядя на него исподлобья и бурно дыша. Снова попыталась оттолкнуть от двери и, когда не получилось, всхлипнула, опустила голову и прошептала, вытирая нос и смаргивая слезы:
— Выпустите, пожалуйста…
Прозвучало жалким умоляющим писком, подбородок дрожал, пол расплывался перед глазами. Я закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь не разреветься. Только бы не расплакаться, только не перед ним! Я не переживу такого позора. Внезапно вокруг плеч обвилась рука, притянув к груди, тяжелая ладонь успокаивающе легла на затылок. Первым порывом было оттолкнуть, но сил сопротивляться не осталось, и я ткнулась носом в его тунику, судорожно шмыгая и прячась за волосами. Нет ничего хуже, чем когда утешает человек, которому ты желаешь всех смертей мира. Но в этот момент я ничего ему не желала. Внутри образовалась гулкая тянущая пустота, а моя истерзанная выпотрошенная воля впитывала ласку, не рассуждая, от кого она исходит.
От мягких поглаживаний по телу расходилось тепло, расслабляя и прогоняя окоченение, не имеющее никакого отношения к окружающему холоду. Нестерпимо захотелось обнять в ответ — я так давно никого не обнимала, кроме Людо, — но сознание понемногу прояснялось, а вместе с ним приходили отрезвление и досада на себя. Почувствовав перемену, Бодуэн чуть отстранился, приподнял мой подбородок и отвел кончиками пальцев волосы с лица.
— Скажете вы наконец, зачем я понадобился вам в роли любовника?
В свете свечи он казался не менее измученным, чем я. На лбу и возле рта обозначились морщины, которых прежде не было заметно. Я сделала шаг назад, разорвав кольцо объятий и лихорадочно соображая.
— Мне… мой брат, ваше высочество, — нашлась я, промакивая глаза уцелевшим рукавом. — Он оруженосец, хотела попросить для него рыцарство и повышение жалованья. И… и баронский титул.
Выражение его лица неуловимо изменилось, вернув прежнего Бодуэна — даже морщины разгладились. На губах заиграла знакомая легкомысленная улыбка, за которой не угадаешь мысли.
— Ну, за баронство вы одной ночью не отделались бы. Вам бы следовало прежде расценки узнать.
— Перестаньте издеваться, — покраснела я, радуясь спасительной полутьме.
— Я вполне серьезно, — заметил он, проходя на середину комнаты. — И совет на будущее: лучше до последнего держитесь версии страстной любви, это тешит мужское тщеславие. — Он наклонился и поднял мой рукав.
— Когда мы выезжаем обратно, ваше высочество? — спросила я, лишь бы переменить тему, и наблюдая, как Бодуэн его отряхивает.
— Сразу после завтрака, здесь нам больше нечего делать.
— Тогда, с вашего позволения, я пойду к себе. Спасибо. — Хотела забрать протянутый рукав, но Бодуэн внезапно придержал другой конец. Удивленно вскинув глаза, я наткнулась на изучающий, без тени улыбки, взгляд, в глубине которого плескался странный огонек.
— Ещё раз предложите, Лора, я возьму.
Наши пальцы отделяла лишь узкая полоска ткани, и я вдруг остро ощутила эту близость и беззащитную наготу руки. Дождавшись короткого кивка, он наконец отпустил рукав, и я поспешила вон из комнаты.
На полдороге вспомнила про свечу, но возвращаться не стала.
Раэли уже обернулась со свидания. Окно снова затягивала холстина, будто никуда и не девалась, но комнату пропитывал стойкий запах сырости, а валик вокруг её волос потемнел от влаги. Когда я вошла, девушка открыла глаза, не изменив положения и продолжая обнимать младших детей. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на дружку, и этот затянувшийся взгляд сблизил нас больше, чем вся история её жизни, поведанная накануне, ибо превратил в невольных сообщниц. Теперь каждая знала, что другая отлучалась, равно как куда и зачем. В лице её мне почудилась легкая обида, но потом Раэли хитро подмигнула и снова смежила веки. Я, не раздеваясь, забралась под одеяло и свернулась калачиком, хотя не ощущала холода, напротив, под кожей гулял неприятный лихорадочный жар. Не захворать бы…
Как нередко случается после нервных потрясений, забыться удалось с трудом, и снилась всякая ерунда. Сперва будто Людо душит меня той изумрудной лентой, приговаривая, что знает, как для меня лучше, и что без воздуха мне будет лучше. А потом я занималась любовью с безликим темноволосым Виллемом, который вдруг превратился в Тесия, а под конец в Бодуэна. Не знаю, так ли все происходит на самом деле, но было похоже на перекидывание: я словно бы стала двумя людьми одновременно, спаянными единой судорогой, и мои стоны перемежались ударами грома.
Проснулась оттого, что кто-то тихонько тронул за плечо. Подняла ресницы и инстинктивно вжалась в кровать, отползая и прикрываясь одеялом.
— Хотите увидеть Камень? — шепнул Бодуэн.
Он был полностью одет.
— Что? — Я потерла глаза, ещё не вполне понимая, что из мешанины в моей голове произошло на самом деле.
Соседи по кровати по-прежнему сладко спали, сгрудившись вчетвером на второй половине, грохот за окном стих. Дырки на холстине оставались темными, значит ещё не рассвело.
— Если хотите сходить к Камню, собирайтесь, жду вас внизу, — тихо повторил Бодуэн и вышел за дверь.
26
Собралась я так быстро, как только могла, пока он не передумал, и бесшумно выскользнула на крыльцо, минуя сонное царство первого этажа. Солнце ещё дремало за горизонтом, но ночь уже растаяла до зыбкой сиреневой дымки, в низинах белели молочные озерца тумана. Свежий, будто отскобленный дочиста, воздух снял с губ пар. Прибитые грозой растения робко, листик за листиком, расправлялись, чтобы к полудню, просушившись до последней жилки, окончательно скинуть гнет вчерашней непогоды. Виновные в ней облака не спешили покидать небо, застилая его пушистым свинцом и оттягивая приход нового дня. Но и они выглядели уже не так грозно.
Бодуэн ополаскивался дождевой водой из чана на углу дома. Я обняла себя за плечи и поджала пальцы в башмаках, наблюдая за ним. Он опрокидывал на шею пригоршню за пригоршней, растирая, потом быстро макнул лицо, откинул голову и помотал ею из стороны в сторону, разметая брызги с волос.
«Как собака», — мелькнула мысль. Тут он повернулся ко мне и попятился от бака, жестом приглашая последовать примеру. Влажные пряди обклеили контур лица мелкими темно-рыжими спиралями, слипшиеся ресницы отливали каштановым, и только глаза холодно светлели свежевыпавшим снегом в отражении стали. Я приблизилась и погрузила в бак пригоршню. В теле ощущалась вялость и скованность от долгого лежания в скрюченной позе с поджатыми коленками. Хотелось зевнуть и хорошенько потянуться, сладко хрустнув всеми косточками, но рядом с Бодуэном я всегда подбиралась, экономя движения и эмоции. Прохладная вода немного взбодрила и рассеяла остатки сна.
Когда с омовением было покончено, он просто отвернулся и зашагал вчерашней тропой. Я поспешила следом, зябко ежась и растирая плохо гнущиеся покрасневшие от студеной воды пальцы. В вышине, расправив крылья, распластался Кирк. Вскоре к нам присоединился и Хруст. Было обидно видеть, как охотно он вьется возле Бодуэна, перебегая от него ко мне и обратно, тогда как с Людо они сразу стали врагами. Вульпис принюхивался к земле острой мордочкой и мелко перебирал лапками, выписывая косички невесомых следов. У меня же под ногами прихваченная утренним холодом почва расступалась при малейшем нажатии, утяжеляя шаг, подол быстро оброс глиняными фестонами.
