— Чудо.
— Какое чудо? — Я была вконец сбита с толку.
Он слегка пожал плечами.
— Новый день.
Небо над нами заметно посветлело. В прогалинах между измельчавшими грязно-лиловыми облаками проглядывала яркая розовая подкладка. Щели ширились, словно под напором поднимающегося солнца, неумолимо скукоживая эти жалкие ошметки вчерашних туч. Горизонт раскалился докрасна, сдерживая из последних сил рвущееся наверх светило.
— Вот отсюда самый лучший обзор, — похлопал Бодуэн по выступу зубца на уровне своей груди, потом смерил меня быстрым взглядом и заключил. — Но и здесь хорошо видно.
Этот взгляд, как поднесенный к лучине факел, вмиг разжег во мне то безрассудное чувство, что заставляло видеть в едва ли не каждом его слове и жесте вызов и бросать в ответ свой. Именно оно толкнуло меня подманить в саду вульписа, взгромоздиться на сиденье позади Альбрехта, раз за разом отвергать помощь, а прямо сейчас — уцепиться обеими руками за выступ и упрямо заявить:
— Тогда я хочу наилучший обзор!
Видимо, весь вид мой кричал о том, что я это сделаю, причем без посторонней помощи, потому что Бодуэн не произнес ни слова, лишь следил за взбиранием, которое я по возможности постаралась осуществить с достоинством. Самым сложным оказалось заставить себя выпрямиться… Зная, что позади обрыв, отгороженный лишь каменной спинкой в половину моего роста, как палец ногтем, а впереди — мой неудавшийся убийца. Внезапно в душу закрался холодок. А вдруг это ловушка? Что если он нарочно спровоцировал меня и заманил на этот уступ, чтобы столкнуть вниз? Я взглянула в серые непроницаемые глаза. Правая рука Бодуэна лежала на камне, почти касаясь моих стоп, и задравшийся рукав обнажал сильные жилы. Рой мурашек пронесся по хребту, во рту пересохло. С другой стороны, зачем тогда было спасать меня от змеи? Дал бы ужалить, и дело с концом. Я подняла руку и отерла выступившую над губой испарину. Фрейлина, я всего лишь обычная фрейлина… Пальцы нашарили невысокую каменную опору и намертво в неё вцепились.
Бодуэн, казалось, тоже что-то про себя обдумывал и взвешивал и, придя к решению, потянулся ко мне. Я невольно отшатнулась к обрыву. Выскользнувшие из-под ладони камешки с гулким шорохом осыпались вниз.
— Теперь протестуйте, сколько угодно, — заявил он, будто ничего не заметил, и крепко прижал мои стопы. — Зато не сдунет. Я встречал птиц покрупнее вас.
Даже сквозь башмаки я чувствовала жар ладоней. Разлепила губы, чтобы запротестовать, но вместо этого сглотнула, очень-очень медленно и осторожно распрямилась, опираясь на природный бортик позади, и с усилием перевела взгляд на восток. Бодуэн тоже обернулся, продолжая удерживать меня.
В этот момент первый луч вспорол облако, одно из моря таких же, подкрашенных снизу в цвета запекшейся крови. Следующая золотая стрела пронзила его соседа, а потом случилось то самое обещанное чудо. Над протянутой к небу чашей, край которой совпал с горизонтом, возникло сияние. Оно нарастало, пока из недр сосуда не вынырнул краешек раскаленного диска, послав во все стороны целый веер лучей. При содействии ветра они принялись активно счищать с неба шелуху вчерашних облаков, как отмершие ткани с раны, чтобы дать место перламутрово-розовой кожице нового дня. Солнце величественно выплывало прямо из чаши, заполняя собой долину и весь мир.
Тени пришли в движение и начали отползать, обнажая изумрудные склоны. Молодая трава заискрилась россыпями алмазов, далекое стадо овец рассыпалось среди зелени белоснежными кусочками шерсти, птицы со звонкими криками выстроились в вышине косяком. Домики нашей горной деревушки казались отсюда несерьезными коробочками, которые не то что вчерашней грозой — простым дуновением смести можно. А вот замок, пусть и миниатюрный, темнел крепким пеньком в огромной луже озера.
Глаза слезились от ветра и попытки объять взором как можно больше — целый мир, если получится, чтобы унести его в своей памяти и после вновь и вновь переживать восторг новорожденного. Природа дышала свежестью и счастьем нового дня, и что-то внутри меня срезонировало, задетая струна сладко затрепетала в согласии с этим гимном жизни. Я чувствовала такую наполненность и вместе с тем легкость, что, не держи меня Бодуэн, верно, и правда улетела бы — только не вниз, а наверх. Волосы беспорядочно развевались, подол то надувался колоколом, то звучно хлопал по икрам, хотелось раскинуть руки и кричать от беспричинной радости. Мир звал и качался навстречу, горы дышали под ногами, и поток бытия проходил сквозь меня золотыми лучами.
Бодуэн стоял, запрокинув голову и зажмурив правый глаз.
— У вас сейчас такое лицо… скажите, о чем думаете?
— О том, что жива, ваше высочество! — совершенно искренне ответила я, не успев сдержаться.
— Тогда вам идет быть живой.
Я посмотрела на мужчину у своих ног и снова перевела взгляд вперед.
— Это всем идет, ваше высочество.
Вульпис, уставший ждать, пока мне надоест торчать на скале и таращиться наверх, описал пару кругов по площадке, вернулся к Камню и, принюхавшись, принялся там возиться. Наконец, нижний краешек солнца оторвался от ободка чаши, и светило отправилось в самостоятельное плавание по небу. Ночь растворилась без остатка, вчера ушло со всеми своими радостями и горестями, чтобы никогда не повториться, а от облаков остались лишь легкие дымчатые воспоминания. День обещал быть ветреным, но ясным.
Я вдохнула полной грудью и посмотрела вниз. Теперь предстояло спуститься обратно на площадку. Пятиться вслепую, спрыгнуть, рискуя повредить колени, или съехать на попе — выбор невелик. Будь я одна, предпочла бы последнее, но я не одна. Бодуэн угадал причину колебаний и протянул руки, остановив их в паре дюймов от моего согласия.
— Я…
— Да, можете сделать это сами. Вы все можете. Но достаточно разумны, чтобы оценить мой вариант, как более быстрый и безопасный. Помните, впереди нас ждет возвращение в деревню, а это тоже неблизкий свет.
Я ещё раз оценила крутизну спуска и, чуть кивнув, подалась навстречу. Руки обхватили меня за талию и сняли с уступа, лишив на время твердой опоры. Пришлось опереться о его плечи. Наверное, я все-таки вдохнула немного ядовитых паров престера, потому что голова закружилась, а легкие парализовало, как во время одной из драк, когда предназначавшийся Людо кулак угодил по случайности мне в живот. Хочешь вдохнуть и не можешь. Тело ощущало теплое давление ладоней и непривычную невесомость, а сердце галопом неслось в пропасть без дна… Все резко закончилось, когда туфли коснулись площадки. Я покачнулась, но устояла. Ладони ещё немного задержались на моей талии и неохотно отпустили, скользнув по бедрам. В тот же миг что-то со звоном упало к нашим ногам. Бодуэн оказался проворнее и первым поднял нож Людо. Оценивающе покрутил, провел пальцем по рукояти и протянул мне, слегка приподняв брови:
— Вы всегда вооружены?
— Только когда гуляю с вами, ваше высочество, — ответила я, забирая нож и стараясь не коснуться при этом руки.
Наметившаяся меж бровями складка подсказала, что на сей раз уже Бодуэн затрудняется определить, была ли эта шутка.
— Теперь в обратный путь, ваше высочество?
— Да, только, кажется, вашего друга крепко приворожили. — Он насмешливо кивнул на крутящегося возле Камня вульписа.
Я обошла его и направилась к Хрусту.
— Слышал, малыш? Завтрак уже истекает кровью, — произнесла я преувеличенно бодро, присела рядом и потрепала его по тощему загривку. — Что там у тебя?
Вульпис оторвал мордочку от трещины, которую обнюхивал, и на влажном носу блеснула тончайшая светлая нить.
— Кажется, кое-кому не мешает подстричься, — рассмеялась я, снимая волос, и подставила его ветру.
И в тот миг, когда поток воздуха подхватил его и, кружа, понес ввысь, до меня дошло, что оный никак не мог принадлежать вульпису. Равно как мне или Бодуэну. Кажется, он принадлежал белокурому мужчине или женщине. Но откуда им здесь взяться? Судя по рассказам, здесь редко кто бывает, а вчера прошел дождь. Я проводила взглядом утонувшую в небе ниточку и заметила в трещине плиты необычный блеск. Нагнулась ниже, пытаясь рассмотреть, была ли это игра света или что-то другое. Нет, там определенно что-то застряло, но слишком далеко, чтобы дотянуться пальцами.