— Ступайте точно за мной, — обернулся Бодуэн, когда я в очередной раз поскользнулась.
Я повиновалась, и продвигаться стало намного легче: он ловко обходил топкие участки, интуитивно вычисляя самые удобные и безопасные. Прогулка получалась странно-молчаливой, но меня это не тяготило. Первым заговорил он.
— Как спалось?
— Превосходно, ваше высочество.
— Вам не холодно?
— Ничуть, ваше высочество.
— Мне идти медленнее?
— В этом нет необходимости, ваше высочество.
— Вы хоть изредка говорите правду?
— А вы, ваше высочество?
Он мельком обернулся и окинул взглядом крутой подъем впереди, примеряясь, куда лучше поставить ногу.
— Хотите, честно отвечу на следующий ваш вопрос.
— Но я ведь не узнаю, правду вы сказали или нет, — заметила я.
— Тогда задайте такой, чтобы у меня не возникло искушения солгать.
Знать бы ещё, что вас искушает…
— Почему вы передумали и решили отвести меня к Камню?
— Вы же хотели на него посмотреть, — бросил он так, будто исполнять мои желания для него нечто само собой разумеющееся, — но брать вас вчера с собой было бы чистым безумием.
Он уцепился рукой за выступающий камень, а вторую, обернувшись, протянул мне. Я покачала головой и, чуть приподняв щепотью подол, нащупала опору для руки и ноги.
— Спасибо, я сама.
Его ответ даже походил на правду. Подъем и в нынешних-то условиях оказался не из легких, а в потемках и под дождем представлялся чем-то граничащим с невыполнимым. Почти отвесный участок снова сменился пологим и опять трудно проходимым. Так продолжалось на всем протяжении пути. Цель нависала над нами, сурово взирая на букашек, осмелившихся дважды за сутки бросить вызов вершинам и вторгнуться в их владения. Ветер крепчал, дробя облака, яростно дергая за волосы и покусывая лицо. В стенаниях гор мне чудились жалобы окаменевших великанов Атах, обреченных до скончания времен нести стражу над продуваемой долиной, и легенда переставала казаться сказочным вымыслом. Что как не кончик хрящеватого носа у меня сейчас под рукой? А вот тот пучок травы совсем как бровь…
Последнее усилие привело нас на плоскую площадку, обнесенную скалистой изгородью, которая снизу напоминала по форме корону. На ней возвышалась фигура в три человеческих роста. Я спрыгнула с валуна на ровный участок и придержала колющий бок, переводя дыхание.
— Это и есть…
— Да, алтарь.
— Он точно не рукотворный?
— Такая же часть этих гор, как все остальное.
Я медленно двинулась кругом, обозревая фигуру. Она походила на статую величественной женщины, воздевшей к небу руки с чашей. Юбка стекала серо-охристыми наслоениями, стройный стан гордо выпрямлен, продолговатое безносое лицо отблескивает слюдяными вкраплениями, вплетающимися также в подобие распущенных волос. У подножия распластался продавленный камень, похожий на плиту. В неглубокой заросшей мхом ямке в центре скопилась вода, а на боках ползали божьи коровки, исследуя трещины, и застыли рыжевато-бурые потеки, словно проливавшаяся здесь в темные времена кровь навсегда въелась в горную породу.
Пролилась ли она здесь вчера из горла какой-нибудь птахи, смытая затем бесследно дождем? Жглись ли травы, удобряя камень пеплом? Просыпались крошки? Чертились незримые символы? Спрашивать Бодуэна напрямик бесполезно и опасно. Я тронула воду, в которой плавало несколько травинок, и провела влажными пальцами по прохладному шершавому камню, изучая каждую впадину, каждую мелочь. Если что-то из вышеперечисленного здесь вчера и происходило, сегодня об этом уже ничто не напоминало. Бодуэн точно так же двинулся в обратном направлении, не отрывая ладони от камня, и мне пришлось, приняв игру, скользнуть у него под рукой, как в ворота.
Сделав полный оборот, я отступила к краю площадки, снова рассматривая алтарь издалека, и указала наверх:
— Похоже на чашу.
— Это она и есть.
По тону непонятно, шутит или говорит серьезно.
— Для чего Праматери чаша?
— Она собирает в неё солнце.
— Зачем?
— Чтобы распылять над долиной.
Я с сомнением оперлась об основание одного из «зубцов». Бодуэн обернулся, чтобы что-то добавить, но внезапно осекся и полыхнул белизной глаз, из которых исчезли радужка и зрачки:
— Замрите и не дышите.
Повиновалась я скорее от неожиданности, нежели выполняя приказ. Причина тоже застыла возле моей шеи, вытянувшись всем своим упругим длиной в две ладони телом и слегка покачиваясь на свернутом хвосте. Ею была черная и блестящая, будто покрытая лаком, змейка с обожженной охристым зигзагом спиной. Плотно пригнанные чешуйки разбивали кожу на ровные шестиугольники, похожие на соты, из разинутого рта между тонкими полупрозрачными клыками вырывались колечки дыма, словно внутри у неё горел маленький костер. Щелевидный, в отличие от круглого, зрачок указывал на принадлежность к ядовитому племени, а нависающие надглазничные щитки придавали змейке сердитый угрожающий вид. Но пошевелиться она не могла, и бессильные змеиные ругательства стекали с клыков смертоносной переливающейся росой.
Хруст бросился было к аспиду, но регент чуть повернул голову, и вульпис наткнулся на невидимую преграду, возведенную его волей.
— Это престер, — сообщил Бодуэн, неторопливо приближаясь. — Усыпляет дымом и кусает, впрыскивая яд. Нападает лишь в превентивно-оборонительных целях.
Он остановился в шаге от меня и помахал ладонью, разгоняя снотворное испарение.
— Просто уберите его, — выдавила я, не сводя глаз с бельм в опушке каштановых ресниц и стараясь отрешиться от шепелявого стрекотания над ухом. Разделенный натрое язык трепетал в угрожающей близи от обнаженной шеи.
Бодуэн склонил голову набок. Аспид захлопнул пасть, переполз на мое плечо, скользнул по ключицам, обернувшись ожерельем, и заструился вниз по груди, талии, бедрам, выписывая спирали и сглаженные зигзаги, подобные тем, что украшали его спину. Регент, как мне показалось, сделал это нарочно, хотя мог внушить твари сразу перебраться на скалу. Я по-прежнему не шевелилась, борясь с омерзением и дожидаясь, когда змея уберется. Последний виток вокруг моей ноги, и черная лента исчезла в раскидистом кусту, предваряемом крепостной стеной из нескольких сложенных друг на друга камней.
Я судорожно вдохнула, наверстывая упущенные глотки, схватила с земли обеими руками крупный камень, занесла над убежищем и возмущенно дернула плечом, когда Бодуэн придержал оружие.
— Вы сказали, что он бросается только в оборонительных целях, но я не нападала! Он может укусить, когда мы будем спускаться. Вы же не всегда успеете вовремя.
Бодуэн молча раздвинул колючие ветви и пригласил посмотреть.
Я заглянула внутрь и медленно опустила камень. Давешняя змейка свернулась кольцами на гнезде из примерно полутора дюжин яиц. Она с шипением выпустила в нашу сторону клуб дыма, стуча кончиком хвоста о крайнее. В мутноватых похожих на порционный холодец вместилищах будущей жизни копошились маленькие тени. Я посмотрела на Бодуэна и, фыркнув, откинула камень. Над людскими бы жизнями он так дрожал.
— И все равно, правильнее было бы уничтожить кладку, — заметила я, отходя и отряхивая ладони. Только что пережитая опасность ещё бурлила в жилах, но я не хотела, чтобы он видел мое волнение.
Бодуэн отпустил куст и обернулся.
— Заведись они под нашим крыльцом — согласен. Но здесь мы в их владениях, а не наоборот.
Вульпис с урчанием потерся о мою ногу. Я нагнулась, подхватила его и, пощекотав под подбородком, шепнула в лохматое ухо:
— Разрешаю тебе цапнуть его за что-нибудь… — окинула взглядом прошествовавшую мимо фигуру, — мягкое.
— Даже не думайте, — раздался голос с другого конца площадки. — Лучше идите сюда, сейчас начнется.
Я вернула Хруста на землю и, разогнувшись, направилась к Бодуэну. Он опирался рукой о подножие «зубца», расположенного прямо напротив алтаря, и смотрел куда-то поверх чаши. Я невольно сделала то же самое.
— Что начнется?
