костях.
Чтобы зажал, пусть даже в уголке, пусть даже на столе в своем кабинете, да позволил себе что-нибудь… этакое…
Может, уже самой проявить инициативу?
Да как-то… стыд не позволяет, что ли…
Единственный выход — отвлекать себя появившейся работой да сугубо женскими делами…
И смущаться своих же собственных порывов и страстей, которые терзают не только сердце, но и тело.
Стали даже мысли… всякие… неприятно царапать подкорку.
После стольких дней безудержной страсти… и такое перерыв…
Неспроста это, неспроста.
Неужели Аттавио с любовницей встречается тайком? Удовлетворяет свои неуемные аппетиты с другой? Мимоходом может, быстро… Но с другой?
Как же это… неприятно…
И… больно?
Не только Аттавио может ревность грызть… Да так, что все нутро переворачивается и взвыть хочется…
А по итогу — просто приходится перенаправлять энергию и эмоции в другое русло. В дело вкладываться.
И старательно и упрямо напоминать себя, что надо просто перетерпеть… Момента удобного дождаться.
Поговорить. Расставить все точки и запятые…
* * *
Накануне поездки во дворец, несмотря на желание лечь пораньше и выспаться, Мираэль допоздна засиживается в библиотеке, чтобы разобрать документы от министра Фаоло. От усталости то и дело трет глаза, устало мнет шею, но…
Читает. Перебирает папку за папкой. Делает пометки и составляет черновик сметы.
От щелканья счетов уже болит голова. От пера — пальцы. Да и от сидения в одной позе ноет поясница и спина, как будто ей не 23, а 43.
Еще и потряхивает странно, будто простыла.
Но на самом деле это все от усталости, Мираэль понимает это четко. Поэтому, когда в библиотеку в очередной раз заходит Зола, графиня просит принести ей травяного чая с медом и фиалковую настойку, который сварила пару недель назад. Как чувствовала, право!
После горячего работается куда как проще. И быстрее. Поэтому заканчивается она немного за полночь и, приведя стол в порядок и старательно потушив лампы и раскидав в камине угли, выходит в коридор.
В доме — тишина и темень, рассеиваемая лишь несколькими бра. Их Мира тоже гасит, чтобы не тратить почем зря масло, но, пройдя чуть дальше, обращает внимание на узкую полоску света из-под двери мужнего кабинета.
Замирает. Потом — подходит поближе и тянет руку.
Но потом тут же отдергивает и поджимает губы.
Не стоит, наверное, все же мешать. Не обрадует она Аттавио своим вторжением. Только отвлечет.
Но… не пожалеет ли сама? Не пожалеет, что, получив возможность сделать шаг вперед, в последний момент испугалась и отшатнулась?
Ведь… Нет моченьки больше терпеть. Близости хочется. Тепла…
Поэтому, все-таки набравшись смелости, открывает дверь и решительно шагает в обитель графа, как будто в воду ныряет. Правда, при виде очень уж серьезного и сосредоточенно склонившегося над столом мужа вся это решительность куда-то теряется, и она останавливается, смущенно сцепив в замок пальцы.
Но все же успевает привлечь внимание мужчины, и тот, рассеянно вскинувшись, не сразу, но фокусирует на ней свой взгляд и спрашивает:
— Мираэль? Что случилось?
Слегка мотнув головой, девушка неловко переступает с ноги на ногу.
Вздохнув, Аттавио выпрямляется и откидывается на спинку своего кресла.
— Ну, чего стоишь? Проходи, коль пришла.
И Мариаль послушно шагает в глубину кабинета, с удовольствием оглядываясь. Она редко бывала здесь, но это место ей очень нравилось. Кабинет мужа был просторным и выдержанным в темных цветах, полным шкафов и всевозможных книг, но больше всего ей нравился большой глобус в глубине. Старинный и невозможно роскошный, украшенный червонным золотом и драгоценными камнями.
— Почему опять не спишь? — спрашивает Аттавио, следя за ней взглядом, — Неужели не надоело до сих пор?
— Интересно же. Впрочем, ты сам занят постоянно. Может, кофе принести? Или лучше чаю?
— Да я уже почти закончил… Еще минут пятнадцать…
— Тогда… можно, я тут посижу?
Граф наклоняет набок голову, и взгляд его темнеет и тяжелеет.
А вместе с ним — и низ живота девушки наполняется приятным теплом. Предвкушение наполняет ее, ведь она очень хорошо знает этот взгляд. И не может не подумать: «Вот оно! Неужели? Наконец-то!»
Она даже сама подходит к мужу поближе и кладет ладошку на его плечо. Легонько поглаживает через ткань тонкой батистовой рубашки и с удовольствием ощущает под пальцами узлы мышц.
Аттавио вроде как жест оценил, улыбается довольно и приглашающе хлопает себя по колену, на которое Мира тут же с удовольствием скользит змейкой, обнимая мужа за шею. И даже ластиться, потеревшись щекой о его скулу.
— Какая ласковая, — усмехается мужчина, кладя ладонь на тонкую девичью талию, — Припекло, девочка?
— Как грубо, — морщится девушка, но совершенно почему-то не злится. Все-таки он старше… Опытнее… Сам прекрасно понимает, что к чему, возможно, даже лучше, чем она сама.
— Зато правда… Послушай, Мираэль… Мне правда надо кое-что доделать. Посиди тихонько. И будет тебе счастье.
И ведь правда, посадив девушку поудобнее, мужчина возвращается к документам. Гладит рассеянно по спинке и бедру, а сам одной рукой и листы переворачивает, и папки перекладывает, и заметки необходимые делает.
И, видимо, усталость все-таки делает свое дело, потому что, прикорнув на плече у мужа, Мираэль неожиданно для себя погружается в легкую дрему. И по понятным причинам не сразу понимает, что происходит, когда, закончив, Аттавио поднимает ее на руки и несет в спальню. Золу не тревожит — сам раздевает жену, не лишая себя удовольствия провести ладонями по точеным линиям ног и бедер, сам укладывает в постель и накрывает одеялом. На пару минут присаживается рядом, чтобы погладить девушку по волосам. И рассеянно улыбается.
И соблазнительно, как соблазнительно позволить себе больше, понимая, что не откажет ему девочка. Ведь пришла к нему, сама пришла, потянувшись недвусмысленно, но ничего лишнего себе не позволяя, скромница.
Но у самого глаза закрываются на ходу… Сам не продержится долго… Хотя хочется, очень хочется, ведь воздержание — дело такое. Раздражает и утомляет, особенно когда под боком такая соблазнительная красавица ходит…
Поэтому все, что себе решает позволить Аттавио, это раздеться самому и лечь рядом. Притянуть к себе девушку поближе и прижать спиной к груди.
Хотя бы так. Кожей к коже. Разделяя на двоих воздух. Делясь теплом друг с другом.
Возможно, даже видя один на двоих сон.
Но это так, не более, чем фантазия. Сентиментальная. Трогательная. Романтизированная.
Но фантазия.
* * *
Фантазия, которая каким-то непостижимым образом легко превращается в реальность.
Просто, незамысловато, совершенно незатейливо. Как щелчок пальцами. Так трепет ресниц по пробуждению.
Как вдох, который наполняет прохладным с утра воздухом легкие.
Аттавио привык спать чутко и просыпаться
