Поздно. Конечно, было поздно.
То, что Ара пропала, заметила мама. Она вернулась чуть за полночь, довольная и пропахшая настойкой так, что не нужно было быть двоедушником, чтобы это чуять. Я держалась, как гордый партизан на вражеском допросе, и говорила какую-то чушь, которая тогда казалась мне остроумной и очень хитрой. В итоге мама решила, что у молодых горячая кровь и всё такое, прочитала мне нотацию о неподобающем поведении и ушла спать. Тревогу забили только на рассвете, и лишь в обед обратились к шерифу, а тот вызвал лис, — когда стало ясно, что Вердал тоже исчез.
Нашли Ару уже следующим утром, а потом понадобилось время, чтобы извлечь тело. Те сутки, что её искали, смазались в моей памяти, спрессовались в разношёрстный набор бессвязных кадров и звуков: вот мама стоит у окна и, сама того не замечая, рвёт на ленты занавеску; вот толпа людей, собирается у нас во дворе, шериф что-то говорит, раздаёт какие-то указания и курит на летней кухне, пока группы добровольцев возвращаюся и отчитываются; вот папа ревёт и ломает голыми руками боярышниковые кусты; вот платяной шкаф и корзина белья, которые разоряют чужие руки. И со всех сторон, отовсюду: нет… нет… нет… к сожалению, ничего… нет…
На мосту нашли следы в снегу и запах. Мама упала там на колени и выла, выла, как раненый зверь, оглушительно и без слов. Ей дали каких-то трав, и они легла там же, в снегу, бормотала что-то, а потом снова начинала глухо, отчаянно рыдать.
«Я буду искать со всеми», говорила тогда я. Но меня не пустили. Тётя Рун держала меня и брата, обоих, за руки, и не отпускала ни на секунду. Велела молчать и не отвлекать взрослых.
Я не умела слышать запахи, но я знаю: Ара пахла теплом и травами. Ара пахла защитными чарами, тонкой шерстяной пряжей, красителем из пижмы и медного купороса, жжёными атласными лентами и мылом на травах. Ара была прекрасна; Ару нельзя было не любить.
— Ещё её видел Глен Барила, енот, вот здесь, у своего дома. И Дерда Люша, рядом с колодцем. А также Пишель Таа, примерно здесь, у самого хутора. И, конечно, пара лебедей, на дороге, уже в новой части города.
Арден назвал ещё несколько имён и с гордостью оглядел россыпь точек на карте. Я посмотрела тоже, но никакой картинки из них не складывалось: просто хаос из случайных мест.
— Тебе это о чём-то говорит?
— Нет, — я пожала плечами. — Наверное, она… переживала, и ходила просто так, без особой цели.
— Лебеди встретили её на дороге, ближе к одиннадцати вечера. Они шли от родителей девушки, они живут на второй линии коттеджей, к гостинице. Встретились вот здесь и утверждали, что Ара шла им навстречу. Это, получается, от моста к дому.
Я медленно кивнула.
— Она могла вернуться потом. Я не думаю… я сомневаюсь, что она могла в этот момент что-то планировать и в целом… ну… как-то внятно думать.
— Возможно. А скажи мне, Кесса, — Арден прищурился, — были ли у Ары часы?
Я на миг замешкалась, но всё же сказала:
— Да. Наручные. Она всегда их носила, и… нашли её тоже в них, но они разбились, не было стрелок…
— …и поэтому, а также из-за профнепригодности, их не внесли в опись.
— Допустим, — я нахмурилась. — Но при чём здесь?
Арден накрутил косу на пальцы, довольно прищурился.
— Ты, наверное, знаешь. Мы, лисы, и некоторые из волков, ощущаем запахи не так, как остальные. Мы их, как бы сказать… почти видим. Я могу сесть на перроне, зажмуриться и «посмотреть», как бродили пассажиры, что делали, сколько и где стояли, насколько были здоровы, что чувствовали, а иногда даже — что держали в руках. Благодаря нам в Кланах высочайшая раскрываемость преступлений! Если о происшествии стало известно в первые хотя бы три дня, все причастные будут обнаружены. Понимаешь?
Я кивнула, хотя сквозящая в голосе Ардена гордость была мне почему-то неприятна. Лисы берут след даже не три, а пять дней, им для этого даже не обязательно обращаться, это все знали; некоторые особи с «феноменальным нюхом», вроде Ардена, могли что-то учуять и через неделю. В детстве это приводило меня в ужас: как они живут, бедные, в такой какафонии информации!.. Потом, после побега, ужас стал ещё плотнее и гуще, но уже по другим причинам.
Поэтому они и заволновались так из-за Вердала. Если бы он пах, ему бы просто выписали какой-нибудь штраф, да и всё. А так — столько шума, запросы на острова и в горы, международная операция; всё из-за криво сделанной штуки, которая, по уверению ворона, вообще не должна работать.
— Конечно же, лисы ищут людей. Мы лучшие в этом деле, отправляют даже стажёров, я и сам пару раз выслеживал младенчика в капустном поле и вытаскивал перепившую жабу из колодца. Так вот, полицейские в Амрау может и не особо что-то, но в Сыск они обратились быстро, и две лисы примчались в город уже через несколько часов. Они прошли по следу, вот он, синяя линяя.
В целом, я и раньше её видела и догадывалась, что она такое. По всем точкам со свидетелями линия проходила тоже.
— Она вышла из дома, счастливая и в предвкушении. Её настроение не менялось до самой встречи, хотя вот здесь, на перекрёстке, она ждала довольно долго. От него сразу пахло раздражением и тупой злобой. Вот здесь их запахи смешались. В сквере негатив эскалировал до прямой агрессии, были и чары, и кровь, и разбитые камни. Фонило настолько мощно, что лисам тяжело было выпутать из этого следы. Здесь они разошлись. Ара пошла… ну, вот по этой загогулине. Она пахла плохо, кровью,
