не хочется танцевать. Мне грустно, хочется выть от тоски. Но какого она рода? Светлая?
— Малая, я тебе запрещаю киснуть на моей свадьбе!
Мой дорогой друг, который вот-вот должен стать лучшим. Ты одет в жемчужно-серый костюм. На лацкане пиджака приколота бутоньерка из маленьких роз. Руки почему-то засунуты в карманы брюк.
— Сейчас приду! — я с трудом натягиваю улыбку, пытаясь отогнать хандру. — Это, наверное, из-за шампанского.
Ты вдруг сам перестаешь улыбаться. Теперь ты тоже грустный.
— Мне тоже что-то хреново, Рири, — признаешься ты, — Смотрю на эту красотень и думаю…
Ты замолкаешь. Твои губы сжимаются в жесткую бледную линию.
— О чем? — легонько касаюсь твоего плеча.
Ты медлишь, прежде чем ответить, вытащив руки из карманов:
— Как жаль, что у меня ничего это не будет.
Твои руки чернее угля. Даже кости сгорели. Лицо тоже медленно покрывается огромными волдырями.
Сон превращается в кошмар.
Я хватаю тебя за плечи и зову на помощь. Никто меня не слышит. Никто мне не верит. А ты лишь медленно оседаешь на мраморный пол, хрипя:
— Надо было что-то делать раньше, Рири! Надо было кричать, когда твоя сумасшедшая подружка еще меня не убила! А теперь слишком поздно!
Ты тянешь меня за собой в холодную и черную пустоту. Я не могу освободиться из твоих мертвых цепких объятий.
Кричат три разных Рири
Это я, осознавшая, что никогда не попаду на твою свадьбу.
Это я, проснувшаяся прошлой ночью в поту и истошно вопившая от нахлынувшего приступа паники.
Это я, пытавшаяся ломать прутья камеры и бежавшая к тебе на помощь, крича…
* * *
— … АДА-А-АМ!
Прутья были слишком толстые, чтобы расплавить их руками так быстро. Я сжимала их так сильно, словно верила, что смогу переломить их, если чуть-чуть постараюсь.
Он лежал прямо напротив нашей камеры. Дым от удара даже не успел рассеяться. Пахло пережаренным мясом и расплавленным пластиком.
А само тело… Я не буду описывать. Не хочу. Только лишь скажу, что оно сгорело почти полностью.
Но во мне еще теплилась надежда, что все не так ужасно. Что, если успеть вызвать целителей, то те спасут его. А я помогу! Ведь получилось у меня тогда залечить царапину!
Мой разум просто отказывался верить в то, что ты мертв.
— Его нет, — моих плеч коснулись огромные холодные ладони.
Алан в мгновение ока обрел трезвость ума и перестал биться в истерике. Дело же не касалось его драгоценной жопы.
— Не трогай меня! — вопила я. — Мы можем вызвать целителей!
— Мы ничего не можем поделать! — он развернул меня к себе лицом и хорошенько встряхнул. — Маргарита, он получил сильнейшие удары током! Ты чувствуешь запах?
— Ожоги бывают разные! — вопила я. — Вдруг это третья или…
— Эти самые худшие, — голос Придурока звучал глуше удара камня о землю. — Адам мертв.
Я сползла на пол и завыла, обняв себя руками. Алан тоже устало опустился на скамью, мрачно уставился на труп и прошептал:
— Хотя бы не мучился…
Когда голос пропал окончательно, и сил плакать не осталось, я просто застыла словно глыба из горя и скорби. Хотелось проснуться и понять, что это был лишь кошмар. Что я у себя в комнате, придавлена к кровати тяжелым одеялом и не хочу вставать на занятия.
Хотелось вернуться в Форестсайд к маме и папе. Жить у них под крылышком, быть маленькой.
— Рита? — вдруг коснулась моей макушки рука Придурока. — Тебя можно звать Рита?
— Что надо? — прохрипела я.
— У тебя есть шпилька? Или заколка?
— Зачем тебе? Хочешь новую прическу? — хихикнула я.
— Остроумно, но нет, — в его голосе снова появилось раздражение, — Я хочу сделать отмычку.
— Зачем тебе отмычка? — мой разум не мог работать на полную.
Я медленно открыла глаза. Нилионский сидел передо мной на корточках. На его исцарапанном и испачканном в крови лице еще не высохли следы слез от нервного срыва на полу камеры. Но глаза, темно-синие глаза больше не были безумными, как у загнанного зверя.
Они были живые. И во взгляде чистым потоком билась мысль.
— Мне нужна отмычка, — он сделал глубокий вдох, — чтобы мы смогли выбраться из камеры и свалить, пока твоя дражайшая подружка не заявилась по нашу душу!
Одно только упоминание о Долорес заставило меня задрожать от ужаса и паники.
Темно-вишневые глаза Ремарковского героя. Холодная спокойная уверенность. Тонкая улыбка.
Все ложь.
— Рита, — я снова ощутила его руки на своих плечах, — прошу тебя, соберись. От этого зависит твоя жизнь. Понимаешь? Давай еще раз: у тебя есть шпилька или заколка?
— Нет, — покачала я головой, — у меня же хвост. Есть только резинка.
Целая резинка. Оберег. Значит, моя магия сильнее.
Разум вернулся ко мне так же быстро, как и оставил. Запястья под наручниками медленно начали нагреваться. Этого было мало.
Но достаточно, чтобы ослабить замок на двери камеры. И выдавить его.
Вот только не обосрался бы от этого мой дорогой ведуньефоб.
— А зачем нам рация? — решила я его отвлечь глупыми расспросами.
— Затем, что надо связаться с гвардией, — Алан искал под скамьей любой тонкий прут металла. — Панели нет. Ее же превратили в кусок пластика. Вот только убей не помню, кто это был?
Я сделала вид, что прислонилась от усталости к решетке, но на деле незаметно принялась прощупывать замок, пытаясь понять, как его вскрыть.
— Почему никто не идет за нами? — Придурок ничего не нашел и со злости пнул ножку скамьи. — Разве никто ничего не слышал?
Сопротивление замка оказалось не таким большим, как я рассчитывала. Нужно было лишь просто надавить, но делать это потихоньку, пока Придурок не заметил.
— Такое нельзя было не слышать, — покачала я головой, — Может быть, стены слишком толстые?
— Тут точно должно было быть минимум трое охранников, — рассуждал вслух он. — И хоть один точно не спал.
— И хоть один должен был прибежать на крики, — вторила я. — Но никого нет…
Мы в ужасе переглянулись. Казалось, наши суждения развивались синхронно, словно мы были двумя половинками одного разума.
— Нам не поможет рация, — глухо произнес Алан.
Вам ничего не поможет, глупенькие.
Рация, лежавшая рядом с рукой Адама, затрещала и сгорела.
Так лучше. Никто не сможет нам помешать.
Я слишком хорошо знала этот голос, чтобы не догадаться, кто это был. Только лишь не могла понять, откуда он шел.
— Как ты меня нашла? — закричал Алан, пытаясь слиться по цвету лица с серой стеной.
Я почуяла запах лжи и предательства, сразу же взяла след. И не смотри так, я шла по пути Механики. Могу говорить с вами через все оповещатели этой школы.
Часы
