— Двойню нести не веточку разломить. — пожурила я дядьку, встав на защиту родительницы.
— А я че? — тут же миролюбиво вскинул ладонь перед собой волкодав. — Я и не против, да только Буран точно облысеет, пока она разродиться.
Спрятав улыбку, я отошла немного назад, пытаясь запомнить каждую черточку лица родного дядьки. Кто знает, когда еще свидимся?
Будто прочетав мои тяжелые думы, мужчина широко растянул губы в ухмылке, потрепав меня своей лапищей по макушке.
— Свидимся еще, милая. И не раз. Ласкана, женушка моя, меня придушит, аль я вас не познакомлю. Да и братец у тебя двоюродный есть. Сынок мой Воята. И другого дядьку своего познать должна — Благояра. Батьку опять-таки. Большая у нас семейка.
— Сын-то твой должен быть старше меня, — пошутила я. — Не женат еще?
— Успеется. — фыркнул Мороз, довольно сощурившись. — Только десять весен. Подрастет и женится. Был бы Урсан жив… — Отблеск боли отразился в мужских глазах, бесконечная грусть заблестела на их дне. — Первенец наш с Ласканой, он с тобой одного возраста был бы. За девками уже бегал бы. Ну ладно, будет нам разговоривать. Вертаться мне надобно, милая.
Сбросив липкую грусть, дядька сново шагнул ко мне и крепко сжал в объятьях, оставив отеческий поцелуй на макушке.
— Ты главное не забывай, что бы ни случилось. К нам вертайся. Есть у тебя дом и семья. Примем и защитим. И тебя и ребенка. Усекла?
— Усекла.
* * *
— Не надобно Горану знать о том, что случилось. Разозлится, дров наломает, покалечит, а то гляди и кого порешает.
Как бы между прочим заметил Вацлав, пока провожал меня в мой терем. Что-то в этом духе я от него и ожидала. Чем-то он напоминал мне паука, плетет свои нити, паутину. Кидается с деревца на деревце, ловит и медленно отравляет свою добычу. Только сдается мне, что запутался Вацлав в собственной паутине.
— Я молчать буду, ты остальным рты закроешь, — рассуждала я вслух, не сбавляя медленного шага. — А там гляди они снова что-нибудь да учудят.
— Ничего не учудят. — Дерганно повел он плечом, поморщившись от моих слов. Не по нраву ему моя правда.
— А может оттого и учудили, что ты до сих пор их всех прикрывал, да Горану правду недосказывал.
Как бы невзначай выговорила, буду рассуждать вслух.
Вацлав дрогнул, будто его молнией поразило от услышанного. Резко дернув плечами, он полоснул по мне темным взглядом.
— Я всё держу в узде.
— Тебе так кажется.
Я не желала его ранить словами. Но раскрыть глаза Вацлаву стоило. Русала была в чем-то права, больно он от спеси зависим, умным себя возомнил. И не чует, как ему узду нацепили да в нужные дали стегают.
— Слухай, Снеж. — Он неожиданно остановился и повернулся ко мне лицом, невольно вдавив меня в стену. Да вплотную подошел, раздраженно зашипев: — Ты, видно, забыла, каким Горан в гневе бывает. Раны зажили, и всё, ты осмелела? А я не первую весну подле него сижу и всех тут знаю.
Больно он меня словом ударил, уж лучше бы пощечину влепил.
— Я, кажись, сегодня говорила, на память не жалуюсь. — Процедила грубо, толкнув его в грудь от себя. И волкодав подался, послушно отступив: — Плащ гордыни с плеч скинь, умник. Не ты управляешь, а тобой управляют. А что насчет того, что всех знаешь… Мне тоже казалось, что я тебя как доброго, бравого волкодава знала, товарища мужа. Видать, ошиблась, раз ты мне лишний раз раны вспариваешь, да пальцами в них ковыряешь.
И ушла.
— Снежа, постой.
Крикнул он мне в спину. Но я не замедлила шаг. Легкая тоска охватила сердце. Невольно вспомнилась та ночь и вся моя боль.
Зачем же ты так со мной, Вацлав?
Я опасалась Горана, признаю. Иной раз и ненавидела люто, как кровного врага. В последнее время придерживалась подальше от него. И только стоило ему покинуть стаю на пару дней, как я воистину почувствовала его отсутствие. Это было ужасно.
Тоскливо ложиться в одинокую постель и безумно холодно даже под тремя одеялами. Не хватало его горячей груди и широкой ладони на моем животе.
Заботливого взгляда, молчаливой поддержки и защиты.
Прознав о моем положении, все бабы в этом доме с ума посходили, честное слово! Во главе с Аглаей! В тереме меня заперли! Чуть к кровати не приковали. Столько еды притащили наутро, что от одного вида полного стола меня так начало рвать, едва ли до таза добежала. Еще и охрана прибавилась на мою голову. Вацлав подослал двух своих волков, и те теперь от меня ровно на два шага отставали.
Вот сейчас я чуяла себя пленницей. Да и такое мерзкое ощущение на душе появилось. Без дитя я пустым местом для них была, а сейчас все спохватились. Вспомнилась Млада и то, как ее детишек отобрать хотели. Так невольно в голове подкралась мысль. А не отберут и у меня сына?
Дурно становилось сразу, я сильнее раздражалась и готова была рвать и метать.
Кое-как, хотя кого я обманываю, почти что с боем вырвавшись после трех дней заточения с селения к источникам, я наконец немного отдохнула от этой суматохи вокруг себя. Ярополк относился куда проще к этому. Да и забот у него прибавилось. Для дочек люльки мастерит.
Он оказался чудным мастером в данной отрасли. Прям дивные работы творит. Да и Милава душой припала к малюткам, там глядишь и Млада растает под его крылом и влюбится в мужчину. Заслужили они оба счастья. Так пущай боги благословят этот брак.
Проверив девочек, я спокойно выдохнула, оставив Яринку и Марфу спать под любовным щебетанием Стешки и Деяна. Кажется, подруженька моя сдает позиций слишком быстро.
А вот между Русалой и Микитой искры летят, не иначе. Я и не думала, что друг моего детства настолько задира. Словно дикую кошку ее за хвост тянет, горячим словцом. А она как опалит его зелеными глазищами! Зыркнет! Даже закричит. А Микитка, паршивец такой, улыбочку прячет и снова за свое.
Микита и Русала были противоположностью друг друга. Тем не менее нужно было быть слепым, дабы не заметить их притяжение.
А я… скучала по Горану. Рядом с ним было спокойно, рядом с ним я опасалась лишь его, а без него всех вокруг.
Помышляю, что старые волки просто так не остановятся, они собираются пошатнуть авторитет Горана. Сам того не понимая, Вацлав им в этом помогал. Еще покоя мне не давала Янина.
Самая старая из всех. Хитрая, знающая правду прошедших веков. В начале она была лояльна ко мне, но со временем ополчилась против меня не на шутку. Пока Горан рушил увереность старейшин, я ломала ее авторитет в стае.
Я не была дурой и чуяла, что от нее несет травами да отварами. Выходит, в селении все-таки была травница. Но почему никто не прибежал к ней, когда Милаве дурно стало? Да и ее методы лечения и слова не по нраву мне были.
Сразу было видно — злая она, гнилая. Угнетала тех, кого могла, в чем-то напоминая мне старика Прошу. Он тоже раскидывался словами направо и налево.
Взять ту же Милаву, да бедра у нее узкие, только мала она еще. Возможно, в будущем формами боги наградят, а если нет, то во время беременности надо следить, да бы она сильно не наедалась. И разродиться не хуже других.
Янина же сразу поставила на нее крест. Да и не только на нее. Сдается, о матушке Русалы тоже она волкам напоминает, да бы те не забывали. А я появилась и кости ей спутала. Лечебницу Горан открыл, Марфу и Яринку пустил в лес за травами. Недавно перед всем советом, потвердила, что бабы от плода избавлялись путем трав.
Местные тоже не глупые, сразу поняли, за кем всё это стоит.
В то же время Янина — уважаемая самка в клане. Старость волкодаки уважали, а она еще что-то вроде шаманки.
Ее даже после нападения на меня заперли не в подземелье, а в ее же доме. С удобствами.
Ой, нехорошее у меня предчувствие, нехорошее. Плохое.
Надобно мне с кем-то посоветоваться. Поговорить.
Урсан.
Да только как с ним разговор наладить? Вредить себя, нося сына под сердцем, я не стану. А по-другому как?
— Чего хмуришься, госпожа? Случилось что?
Яраполк.
Давно я его не видала. Он нынче весь в делах. Счастье ему на голову привалило. Да он вроде и не в обиде! Щурится довольно, как кошак, девчонок своих с рук не отпускает. Конечно, злые языки за спиной не устают чесать: «Своих деток так и не наплодил, чужих растет!». А он и бровью не ведет. Я ведь не сразу смекнула, с чего он так шустро вызвался жениться на Младе.
