выудить в памяти хотя бы одного предполагаемого кандидата в отцы Милии, но не смогла. Не пониманию, как так возможно. Да и говорить об этом неприятно, однако же я должна оставаться искренней. Он заслужил это.
– Перестань мучить себя, – сипло прохрипел Даррен.
От удивления повернула голову и увидела, что разговор даётся ему не менее мучительно, чем мне. И было что-то в Даррене эдакое, что заставило насторожиться.
– Ты что-то знаешь?! – Он молчал, но я почувствовала, что догадка верна. Чтобы помочь ему решиться на откровенность, взяла его за руку и легонько потрясла. – Даррен, скажи! Не мучай меня!
– Каррина, давай забудем прошлое. Я постараюсь забыть его. Постараюсь относиться к Милии достойно, заботиться о ней как о близком человеке.
Я опешила, от изумления разинув рот. Так долго ждала этих слов. И вот они произнесены, но чтобы так?
Неужели Драгопатерос шантажом приказал Даррену примириться и сохранить наш брак? Или Даррен пытается изображать великодушие ради выгоды?
Я не понимала, что с ним происходит, как понимать его слова, насколько можно им верить?
Разум и опыт кричали: «Здесь что-то не чисто!». Сердце же и душа хотели верить, потому что отчаянная безнадёжность, горечь, досада, исходившие от Даррена, я ощущала телом. Его боль отдавалась в моей грудине почти физической болью.
Ошарашенная словами, я даже забыла отпустить руку Даррена. Спохватившись, разжала пальцы, но он накрыл мою руку своей ладонью и не дал её убрать.
– Чтобы забыть прошлое, надо знать его. Прошу, Даррен, пожалуйста, объясни, расскажи, что знаешь, чтобы я могла сделать выбор! Без сомнений! Чтобы не жалеть!
На переносице угрюмого Даррена сошлись брови, появились морщинки, а губы сомкнулись в тонкую нить. Да что с ним такое?
– Ты мне не изменяла, – припечатал он неожиданным признанием.
– Что? – Мне показалось? Послышалось? До побеления пальцев сжала его ладонь. – Я, правда, Даррен, не помню, чтобы в здравом уме изменяла тебе. Не хотела этого! И… Не могла. До брака я была всегда под присмотром. Даже на праздничную ярмарку меня всегда сопровождали. – Растерянно развела руками. – Если только это случилось в порыве приступа, когда не контролировала себя, или в беспамятстве…
Подняла глаза и едва не поперхнулась словами, настолько пугающим выглядел Даррен. Он побагровел. Дышал часто, прерывисто, будто задыхался.
– Наверно, нам лучше отложить разговор. – Осторожно высвободив руку, я повернулась, чтобы уйти.
– Эдит опаивала тебя! – С жаром выпалил Даррен, заставив меня остановиться. – Она же провернула дело с отправкой в монастырь. Она же наняла мерзавцев, чтобы они опорочили тебя…
Мои ноги приросли к месту. Да, я догадывалась, и всё же неожиданно услышать подтверждения.
– Я подозревала, что она причастна к подлостям. Допускала, что те двое могли совершить насилие, пока я была одурманена. Однако они не были рыжими.
Я могла схитрить, свалить вину на мерзавцев, сопровождавших меня по дороге в монастырь, однако хитрить не стала, рассудив, что нам с Дарреном сто́ит быть честными друг перед другом.
Даррен вглядывался в меня, как будто пытался прочитать мысли. Он был возбуждён и подавлен, а на лице его читалась му́ка. Что разговор давался тяжело, доказывали бисеринки пота, выступившего на его лбу, хотя на смотровой площадке гулял ветер, и было холодно.
– Ты потеряла сознание в замке, когда приехала навестить брата.
Я напрягла память… И возразила ему:
– У нас в замке не было рыжих даже среди слуг.
– Потому что ты не знала, что Эванс после твоего отъезда взял себе помощника. И когда мерзавец увидел тебя беспамятной…
Ноги подкосились. Даррен подхватил меня, что не дать упасть.
– Это… Он?! На Совете был он? – Перед глазами встал образ ничтожного клеветника с жидкими, омерзительными волосёнками. От гадливости скрутило нутро, и, чтобы не стошнило, я зажала себе рот ладонью.
Молчанием Даррен подтвердил страшную догадку.
– Как ты узнал? – Мой голос прозвучал безжизненно.
Узнавать правду мучительно. Но лучше сейчас докопаться до истины, чем изводиться догадками и корить себя.
– Эванс случайно обронил, что из рыжих в замке разве что новый библиотекарь. Я стал расспрашивать о нём, и всё сошлось.
– Но я его не помню!
– Ты не знала о его присутствии в замке. И не узнала бы о его жалком существовании, если бы он не нашёл тебя. Бесчувственной.
– Я потеряла сознание в замковой библиотеке… – вспомнила я фрагмент виде́ния.
– Да. Я искал подлого стервятника, но до него быстрее добрался Эрнеле. Точнее, эта тварь сама пришла к псам, чтобы, избавившись от тебя, похоронить тайну и избежать возмездия.
– А про Эдит откуда ты знаешь?
– Гевин допрашивал её. Она призналась. Пожар в конюшне тоже её козни.
– Да уж… – замолчала я, пытаясь собрать осколки себя в единое целое. Да, я допускала, что могло быть насилие, но что отцом Милуши окажется трусливый, омерзительный слизняк-предатель?
– Ты не сможешь простить меня, – сглотнул Даррен, осторожно поддерживая меня и не осмеливаясь прижать к своей груди. – Не захочешь. Потому что я ревновал, не доверял, а оказалось, всему виной моя глупость и безмерная слепота. Но, Каррина, если есть хотя бы небольшой шанс, давай забудем что было и попробуем начать с чистого листа. Я… – Он заглянул мне в глаза. – Я буду стараться. Изо всех сил. Да, мне горько осознавать, каким глупцом я был. Стоит только взглянуть на Милию, перед глазами… – Даррен шумно выдохнул.
Я ответила не сразу. Сомнения оставались, однако между нами больше не стояло стеной недоверие. Появился шанс. Правда, какой?
– Не обещаю, но попытаюсь, – ответила я и оказалась в крепких объятиях Даррена.
День рождения младшего мы праздновали с размахом.
Милан расстарался и устроил чудесный магический фейерверк. Старшие дети смотрели его с замиранием, а именинник, увидев, как в темнеющее летнее небо со свистом взлетели яркие, разноцветные шары и рассыпались мерцающими искорками, испугался и уткнулся носиком в мою шею.
– Мама, папа! Какая прелесть! – захлопала в ладоши Милия.
– Ларик, посмотри, как красиво! Не бойся! – подёргал старший Торел младшего братишку за рукав курточки.
Радостные крики старших убедили малыша, что ничего ужасного не происходит. Он поднял голову, и в его зелёных глазёнках отразилось небо, озарённое сочными красками.
От восторга Ларик замер на моих руках и боялся шевельнуться, чтобы чудесный
