Дурная жена неверного дракона
Грудь невыносимо жгло. Я готова была есть лед, только бы притупить мучительную боль, но в душной комнате его не было. Как не было воды и кого-либо рядом, кого бы я могла попросить о помощи.
Не знаю, как я попала в помещение с темно-серой каменной кладкой, похожей на стены замка, почему меня окружают незнакомые люди в странной одежде, и что вообще происходит. Но, кажется, я брежу, иначе объяснить происходящее не могу.
Едва я приходила в себя, мне в рот заливали горькое пойло, от которого я впадала в беспамятство.
Когда забытьё отступало, накатывала боль, и меня снова поили подозрительным пойлом.
Я умоляла дать мне обычной воды, вот только меня не слушали.
Наученная горьким опытом, в этот раз, очнувшись, я не стала ничего просить. Просто распахнула глаза и, приложив остатки сил, спустила с постели дрожавшие от слабости ноги.
От озноба трясло, подступала тошнота, комната кружилась перед глазами, как карусель. Но, томимая жаждой, я заставляла себя идти вперед, держась рукой за холодную шершавую стену.
Старинная деревянная дверь, с коваными петлями, оказалась не запертой.
Радуясь, что на скрип никто не обратил внимания, я вышла в коридор с высоким арочным потолком…
Каменные стены украшали гобелены и цветные штандарты. Из-за редких светильников, они казались в сумраке грязно-серыми, но в конце коридора яркой полоской падал свет.
Я брела к нему, как мотылек на свет в ночи, ступая босыми ногами по ледяному полу и молилась, чтобы меня не заметили.
С приближением отчетливее ощущался запах еды, от которого болезненно заныл живот.
Подойдя к приоткрытой двери, я прислушалась. Убедилась, что внутри никого нет, и легонько толкнула ее.
Бесшумно открывшись, она впустила меня в просторную жилую комнату с большим камином и резной мебелью.
Книжные шкафы, столик, диван и кресла были выполнены из дорогой древесины, украшены позолотой. Великолепная люстра стоила тоже баснословных денег. Но больше меня поразило большое распахнутое окно, через которое помещение наполнял свежий воздух.
Я жадно задышала. Настолько, что закружилась голова, и я покачнулась.
Однако взгляд зацепился за хрустальную посуду и графин, с играющими бликами света на гранях.
Подобно зомби, жаждущему утолить нестерпимую жажду, я двинулась к столу.
Руки не слушались. От слабости графин с водой показался неподъемно тяжелым.
Пока пыталась поднести его к губам, стол качнулся – и один из фужеров упал…
Раздались торопливые шаги. Откуда-то из тени вышел босой полуобнаженный мужчина. Высокий, темноволосый, красивый, с рельефным телом и широкими плечами.
Увидев меня, его благородное лицо скривилось, как будто он смотрел на жабу…
Стало страшно. А когда он, сведя брови, грозно двинулся на меня, сердце ухнуло в пятки.
– Дерри!
За спиной пугающего незнакомца появилась женская фигура, облаченная лишь в одну простыню. Заметив меня, девица вскинула подбородок, тряхнула светлой гривой распущенных волос и, изображая ужас, пропищала противным голосом:
– Она что, хочет отравить нас?! Дерри, сделай, что-нибудь! Я ее боюсь!
Я не успела сделать и глотка, как этот Дерри больно сжал моё запястье.
Графин выскользнул, с грохотом упал и разбился.
Незнакомец продолжал выкручивать мою руку, вынуждая отступить от стола.
Подчиняясь грубой силе, я сделала шаг и наступила на осколок. Ногу пронзила острая боль…
Я вскрикнула, но каменное сердце Дерри осталось глухим.
— Латер! – рявкнул он властно, громко. В книжных шкафах задрожали стекла.
Дверь комнаты распахнулась, вошло несколько мужчин, и теперь меня скрутили так, что я закричала от боли.
Не церемонясь, они вернули меня в душную темную комнату. Бросили на несвежую постель. Грубо разжав зубы, влили дурманящее пойло и держали меня до тех пор, пока горечь не стекла в желудок.
Действовать зелье начинало постепенно, но неумолимо.
Я перестала ощущать тело, однако еще продолжала слышать происходящее вокруг.
Латер отчитал дородную служанку за то, что оставила меня без присмотра. Сам он шумно дышал, сильно нервничая. А потом хлопнула дверь, и я услышала голос того самого Дерри:
— Баста! Я больше не намерен терпеть её в своём замке. Завтра же. Нет, уже сегодня на рассвете ты, Латер, соберешь людей и отправишь её в монастырь. У Тихих Затворниц ей самое место.
— Но как же ваша светлость? – вкрадчиво уточнил Латер. – Что скажут люди?
– Не важно! Я сделал все, что в моих силах. Не моя вина, что она безумна. И если я не робкого десятка, то Эдит боится её. Всё понял? Сегодня же!
— Да, Ваша Светлость.
Сон уже одолевал меня, и все же, прежде чем отключиться, я ощутила, как надо мной склонился Латер и хрипло прошептал:
— Простите, госпожа Каррина. Такова ваша судьба. А я лишь выполняю приказ вашего мужа…
***
Меня тошнило от тряски и слабости, однако действие ядовитого пойла ослабло. Я стала приходить в себя.
Так обнаружила, что лежу в душной повозке, с выцветшими от времени и истертыми до проплешин синими бархатными стенами. Два крохотных окна занавешивали плотные шторки. При езде ткань колыхалась и пропускала косые лучи солнца, в которых плавали пушинки пыли… С улицы доносились монотонные мужские голоса, заглушаемые зудением жирной, наглой мухи…
Повозка жутко скрипела, подскакивала на кочках, от чего в тело болезненно впивалось что-то твердое.
Если бы я не была голодна, меня бы вывернуло. Однако слуги, «заботливо» подобранные «дражайшим супругом», решили, что, если я сплю, то есть мне ни к чему, и не обращали на меня внимания. Или, возможно, они исполняли негласный приказ: сжить меня со свету, уморив голодом и ядом.
Почему «муженек» просто не отдал приказ убить? Неужели намеренно растягивал мою мучительную агонию? Я не знала, но была точно уверена в одном: никакого мужа у меня никогда не было. Никогда! Это какой-то самозванец.
Чтобы понять, что происходит, заставила себя прислушаться к мужским голосам, доносившимся снаружи. Надо было бы еще сесть и оглядеться, где я нахожусь, но сил хватило разве что сдуть назойливую муху с лица.
– …Урожай уродился на славу. На зиму хватит, и продать будет чего. А там, даст Светлая, тоже всё ладно сложится…
– Ягод в этом году тоже изобилие…
– Да… – болтали у повозки двое мужчин.
Стоило подумать о еде, нутро скрутило до рези в глазах.
Я часто задышала, чтобы справиться с приступом, не закричать и не выдать себя. Досчитала до семи, и накатившая обжигающая боль стала медленно отступать.
