просчитывает очередную шахматную партию, которая позволит ему с достоинством выйти из хитросплетений интриг и склоков.
Вот только что же делать ей? Пойти сейчас к нему, пойти наперекор и все же вывести на разговор? Или же послушно отправиться в свои комнаты и лечь спать?
Но вряд ли она уснет быстро… Вряд ли сможет отвлечься от неприятных мыслей и того тягучего и колкого чувства внутри себя, которое заставляет ее нервно шевелить пальцами и дергать подбородком.
Странно… Но ни разу за все то время, что она провела подле Аттавио после возобновления их «контакта», девушка не чувствовала себя настолько неуверенно и растерянно.
Поэтому, чтобы успокоить нервы, девушка просит свою горничную о травяном настое. Пока ждет ее в спальне, распутывает прическу и снимает драгоценности. Пытается раздеться, но это не просто — слишком много завязок, шнурков и булавок. Воротившая Зола, разумеется, помогает, но тактично молчит и ни о чем не расспрашивает. Может, чувствует напряжение графини, а может, читает на ее лице нерасположенность в разговору. Хотя, конечно, девушке любопытно — а как прошло? А видели ли короля? А понравилось ли платье другим дамам?
— Я могу еще чем-нибудь помочь, миледи? — ласково спрашивает горничная после того, как, переодевшись в ночную сорочку и домашний халат, Мира устраивается за незамысловато накрытым столиком.
— Спасибо, Зола, все в порядке. Я скоро лягу спать.
— Тогда спокойной ночи, госпожа.
— Спокойной ночи, Зола.
Поклонившись, девушка покидает графскую спальню. Но, заворачивая за угол коридора, едва не вскрикивает, испуганно дернувшись назад.
— Простите, мессир, — лопочет она, хлопая глазами на неожиданно появившегося графа, — Я вас не заметила…
— Ничего страшного, — рассеяно бурчит граф, как будто почти и не заметив девушку, — Графиня у себя?
— Да, господин.
— Можешь идти.
— Тогда… Спокойной ночи?
Мужчина кивает и продолжает идти вперед. А ведь и он тоже до странного напряжен, — ловит себя на мысли горничная, непроизвольно закусывая губу. И куда как больше, чем ее госпожа. Что же все-таки произошло? Супруги поссорились? Или что-то посерьезней?
Вот бы пошушукаться с кем-то об этом… Но нельзя. Внутреннее чутье подсказывает — не стоит.
…Но уже следующий день приносит с собой то, что заставляет графскую чету и их немногочисленных друзей активизировать все возможные резервы для решения принесших той самой бурей вопросы и задачи.
* * *
Проснувшись, Мира сладко потягивается и зевает, прикрыв ладошкой рот. От ее копошения рука мужа, практически всю ночь обвивающая ее за талию, напрягается. И властно, хоть и безотчетно подтягивает к своему голому торсу и прижимает к груди.
И этот немного грубоватый жест нисколько не пугает девушку — наоборот, заставляет вспомнить, как накануне, несмотря на все ее опасения, муж пришел в ее спальню. И хотя они толком так и не поговорили, супруги потянулись друг к другу, как противоположно заряженные магниты. Аттавио — в порыве показать свою власть и право полного обладания, Мира — в безотчетной нежности и отчаянии. И потому гостеприимно распахнула ему свои объятия, принимая жадность супруга как нечто само собой разумеющееся.
Жадным он кажется и сейчас. Даже спящий, граф стремится к тесной близости, не взирая на некоторое неудобство. Дышит глубоко и шумно, опаляя дыханием кожу ее головы, а пальцами непроизвольно сжимая чувствительное полушарие и нежный кружочек соска.
Но Мира не жалуется. Ее устраивает собственнический нрав супруга. И никакой ущемленности по этому поводу она не чувствует.
Однако девушка хочет встать, чтобы посетить уборную. И поэтому аккуратно накрывает своей ладонью пальцы мужа, чтобы снять их с себя.
Но безрезультатно. Прерывисто выдохнув, Аттавио что-то бормочет через сон и только сильнее сжимает ее. А еще зарывается носом в волосы.
— Аттавио… — тихонько шепчет девушка, — Отпусти, пожалуйста.
— Нет, — неожиданно четко отвечает мужчина. И опускает руку ниже, чтобы, раздвинув ее бедра, скользнуть пальцами к промежности.
Мира снова ерзает, но позволяет эту откровенную ласку. После ночного напора Аттавио мышцы ее тела немного ноют, а внутренние стеночки болезненно сокращаются, но мужские пальцы погружаются в теплую влагу и безошибочно растирают чувствительные местечки, вызывая хорошо знакомое томление и пульсацию.
— Аттавио, — всхлипывает Мира безотчетно, откидывая назад голову и чувствуя рассеянный поцелуй в изгиб шеи. — Не стоит… Пора вставать.
Но, подготовив ее для своего вторжения, муж уже прижимается к ней своим членом и медленно входит.
— Ты все еще злишься? — все-таки сонно спрашивает Аттавио.
Девушка недоуменно выдыхает.
— Я не злюсь. И не злилась. С чего ты взял?
Один аккуратный толчок — неглубокий и чувственный. И очередное сладкое прикосновение к упругому бугорку. И Мира выгибается и тоненько скулит в ответ.
— Вчера я был груб, — сознается Аттавио. И снова толкается.
Девушке трудно с этим не согласиться. Но опять же — не видит в этом проблемы. Привыкла.
— Все хорошо, — шепчет она и содрогается от того особого импульса внутри себя, от которого даже голове становится тяжело и сладко. А соски пронзает тягучий спазм.
— Ты так добра…
Увеличивая глубину и скорость проникновения, Аттавио переносит вес своей ладони на округлое женское бедро и крепко сжимает пальцами. Всего минута непрерывных движений — и с тихим рыком он кончает, снимая свое утреннее напряжение. Но саму девушку оставляя неудовлетворенной.
— Аттавио… — раздосадованно бормочет Мира, инстинктивно вскидывая к лицу ладонь и убирая с щеки волосы.
Обхватив ее подбородок пальцами, мужчина поворачивает к себе ее голову и мягко целует в губы. Ласково поглаживает, по-прежнему оставаясь внутри и продолжая легонько толкаться.
— Мираэль? — в ответ шепчет Аттавио.
— Теперь-то мы может встать?
— А зачем?
— Граф! Имейте совесть! День на дворе!
И это было правдой! Из-за неплотно задернутых штор вовсю светит солнце, а напольные часы, башенкой стоящие у стены, показывает десятый час пополудни.
— Мы имеет полное право на выходной.
— Ой ли? Неожиданно, мессир граф…
Видимо, окончательно проснувшись, мужчина рычит и резко переворачивается на спину, увлекая за собой и Миру. При этом она по-прежнему прижимается спиной к его груди, голова откинута на плечо, а ноги широко распахнуты.
А между ними — снова мужская ладонь. И пальцы, которые заменяют внутри нее член.
— Прекрати! — требует девушка смущенно и пытается сомкнуть колени. Она совершенно обнажена и даже одеяло откинуто мужем в сторону, чтобы не стесняло движений.
— Расслабься, — тихо приказывает Аттавио, легонько прикусывая мочку ее уха.
— Пожалуйста, не надо… — просит жалобно девушка, — Не сейчас… Мы и так… каждый день…
— А разве ты сама не говорила, что соскучилась? У нас был довольно продолжительный перерыв…
— Не говорила я ничего подобного!
— Ну, значит, думала…
Вместо того, чтобы ответить на это самоуверенное замечание, Мира громко
