class="p1">– Никто не умирал, – наконец ответил я. – Там умер наш предок. – Я встал, чтобы мы оказались на одном уровне. – Мы не знаем наверняка, но это место мы почитаем на протяжении многих поколений. Мы, Белленджеры, чтим традиции.
Каемус склонил голову. Его подбородок опустился в знак признания.
– У нас тоже есть традиции.
Я посмотрел на связку костей на его поясе.
– Это одна из них?
Он кивнул.
– Если у тебя найдется минутка, я расскажу.
Я сел на берег и потянул Мэйсона, чтобы тот сел рядом со мной.
– Минутка точно найдется.
Глава тридцать вторая. Кази
Повар разлил по мискам сытное рагу, положил сверху большой кусок черного ржаного хлеба. Джейс привез повара из лесозаготовительных лагерей Белленджеров. Если считать Рен, Синове и меня, то венданцев и Белленджеров оказалось поровну. Тридцать с каждой стороны. Получая ужин, мы присоединялись к своей группе.
Белленджеры сидели по одну сторону дуба, а венданцы – по другую, что исключало возможность разговоров, но, возможно, этого все и хотели. Вечер предстоял долгий и тоскливый, а может, и шумный, если кто-то примет резкое слово близко к сердцу. В центре полыхал костер, который с наступлением сумерек начал бороться с темнотой. Среди вещей венданцев нашлось несколько скамеек и стульев, но на всех не хватило, поэтому люди расположились на пустых повозках или на строительных досках.
Джейс пришел к повозке последним. Когда он принялся за еду, Титус подозвал его, предложив сесть на ящик рядом с ним – на их стороне. Он даже не смотрел в мою сторону. Не стала ли моя встреча с собаками в туннеле причиной того, что напряжение между нами возросло?
Я отметила, что венданцы по-прежнему внимательно следили за Джейсом. Когда мы разгружали повозки, я ощущала их настроения – от неверия до настороженности, но знала, что они испытывали и благодарность. По большей части они недоумевали, не веря в происходящее. У многих на глазах блестели слезы, когда они выгружали вещи в специально отведенном для этого месте под натянутым полотном. Не возникало даже сомнений, что эта долина была более плодородным местом, чем предыдущая. Одна женщина открыто плакала, но сейчас, когда мы сидели за едой, все молчали и сдерживали эмоции, как научились делать в присутствии посторонних.
Однако я заметила и любопытство – с обеих сторон. Я видела взгляды. Даже повар лагеря смотрел на венданцев с чувством, напоминающим беспокойство и сострадание. Он дал им щедрые порции.
– Вы только посмотрите, – выпалила Синове, глядя на Ганнера. – Этот мерзкий тип все время смотрит на Юргу!
Это она сегодня плакала.
– С чего ты взяла? – удивилась я. Рядом с ней сгрудились несколько венданцев.
– Потому что она тоже на него смотрит.
Я пригляделась. Юрга была осторожна и смотрела на него сквозь опущенные ресницы и только тогда, когда он отводил взгляд.
Возможно, разделение было не таким сильным, как я думала. Если бы только этот мерзкий тип смог поймать взгляд мягкосердечной Юрги, возможно, пропасть между двумя лагерями немного уменьшилась.
– Я сейчас вернусь, – сказала я.
Я шла по открытому пространству, и несколько пар глаз следили за мной, словно я была плугом, оставляющим борозду на своем пути. Я не нравилась Ганнеру, и он ясно дал это понять. Однако наша неприязнь оставалась взаимной, поэтому я не держала на него зла. После того как я поставила подпись в письме королеве, всякий интерес Ганнера ко мне улетучился. Когда я остановилась перед ним, он посмотрел на меня так, словно я была роем мух, загораживающим обзор.
– Она не кусается. Можешь подойти и поздороваться.
– Я ужинаю. Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Твоя миска пуста, Ганнер. Ты уже все съел. Почему ты не хочешь познакомиться с человеком, для кого ты строишь жилище?
Я потянулась, взяла миску с его колен и отставила ее в сторону. Потом взяла его за руку и подняла на ноги.
– Ее зовут Юрга. Ты видел, как она плакала? Это была благодарность за то, что вы, Белленджеры, сделали.
Он выдернул руку.
– Я же сказал, что не понимаю, о чем ты! Дай мне спокойно поесть!
Мы оба посмотрели на его пустую миску.
– Привет.
Юрга подошла к нам сзади.
Возможно, увидев, как я разговаривала с Ганнером, она набралась смелости и сделала первый шаг. Ганнер успокоился, начал переминаться с ноги на ногу, а я отошла в сторону, оставив их знакомиться.
Теперь я обратила внимание на другого Белленджера.
Я подошла к одному из старших венданских мальчиков, играющему ноты на флейте, и спросила, знал ли он «Волчью луну», песню фенов, которую иногда напевала Синове. Он знал, и когда начал играть первые неуверенные ноты, я направилась к Джейсу, занятому разговором с Мэйсоном и Титусом. Сделав реверанс, я привлекла их внимание.
– Мы так и не потанцевали вчера вечером, патри. Может, сейчас самое время?
Джейс бросил на меня неуверенный взгляд.
– Как лодыжка?
– Я несколько часов ехала верхом, копала пастернак и картофель, помогла разгрузить две повозки, а теперь ты беспокоишься о моей лодыжке? Может, это твои нежные ноги слишком устали? Ты пытаешься увильнуть от танца, патри? Просто скажи, и я найду кого-нибудь другого…
Джейс уже стоял на ногах. Его рука, скользнув вокруг моей талии, увлекла меня к центру поляны между Белленджерами и венданцами. Моя лодыжка все еще болела, но Джейс почувствовал это, невзирая на мои протесты, и ограничил наш танец легким покачиванием.
– Это самое малое, что мы можем сделать, чтобы согреть атмосферу между двумя лагерями, – заметила я.
– Так, значит, это игра?
– А ты как думаешь?
– Мне все равно, пока ты в моих объятиях.
Звучала медленная, мечтательная мелодия, ноты скользили по воздуху, как птицы, направляющиеся домой по сумрачному небу на ночлег. Джейс притянул меня ближе, его губы прижались к моему виску.
– Все смотрят, – прошептал он.
– В этом и смысл.
– Не совсем. – Его рот приблизился к моим губам.
Вопрос об игре был отброшен и забыт. Возможно, между нами и существовали секреты, но во многом мы были совершенно честны друг перед другом: я хотела остаться в его объятиях, а он – в моих.
Может, этого достаточно.
Возможно, такие моменты, как этот, были всей правдой, которую мы могли ожидать от мира. И я держалась за нее, будто так и было.
– В последний раз, когда мы танцевали, мы стояли по колено в траве, – вспомнила я.
– А теперь между нами нет даже цепи, – прошептал Джейс.
– Может, она нам больше не нужна.
Мы снова оказались среди природы и теперь могли снова проскользнуть
