в глазах. Появилось ощущение, что он уже знает, что это за условия, но всё равно склонил голову, позволяя моему папочке их озвучить.
– Первое, – папа смотрел исключительно на архимага, – моя жена давать показания не будет.
Лорд Армейд не ответил, мама же протянула к любимому руку с отчаянным:
– Эинрай…
– Не будет, – с нажимом повторил папа, выразительно посмотрев на маму.
И говорить что-либо ещё она не стала, медленно, бессильно опустив руку.
Я поняла, что едва не плачу, но тут отец, не дождавшись хоть какой-то реакции от Ренара, озвучил и второе условие:
– Аделия и Ириса не должны присутствовать.
Что-то внутри оборвалось от горечью осевшего на губах понимания: это конец. Просто конец… Эсшеера за попытку солгать или уйти от ответа убивает. Если у папы спросят, готов ли он до конца своих дней верой и правдой служить королю, правильного ответа он дать не сможет. На нём подавляющее волю заклинание высшего уровня, работавшее больше десяти лет, о чём знает папа, знает Ренар и что почувствует Эсшеера.
Если Альвхейда призовёт, папа сопротивляться не сможет.
А, значит, и дать правильный ответ проклятью он не сможет, как не сможет и не присягнуть королю на верность, потому что без клятвы верности преступника его уровня ждёт смерть…
Это ловушка, из которой нет выхода.
Это замкнутый круг, это…
Это конец.
* * *
В чайном доме «Эринсвель» подавали изумительные песочные корзиночки с нежнейшим фруктовым кремом, а к ним – горячий шоколад с воздушной шапкой взбитых сливок, посыпанной тёртым шоколадом и дроблёным орехом.
В опустившемся на столицу холоде это оказалось как нельзя кстати.
С полудня город затянули чёрные тучи, поднялся ледяной ветер, стемнело, как ночью – по этому поводу даже уличное освещение включили. Усиленный магией суровый мужской голос прозвучал на всех улицах разом, сообщив о плановой проверке и порекомендовав всем по возможности скрыться в зданиях. Народ у нас опытный, так что к тому моменту, как с неба упали первые крупные капли чуть мерцающего дождя, все уже сидели по домам, ресторанчикам и чайным, с интересом припав к окнам.
И никто, совершенно никто из них даже не догадывался о военном положении, введённом в стране личным указом Ренара Армейда. Но вот о заклинании шептались даже здесь.
– «Ландро-Декерц», максимальный уровень… они кого-то ищут!
– Кого-то сильного, раз вся стража во главе с архимагами отыскать не сумела…
– А Армейд-то – силён…
– Ох и силён…
– Так стражи же помогли.
– Помогли, но заклинание-то Армейд создал, и по центру в небе именно он был… А как стражи падать начали, так он же их магией подхватывал и на землю бережно опускал.
Благоговейный шепот вообще не стихал, лишь умолкал на короткое время, когда небеса содрогались от очередного раската магического грома, да такого, что стёкла жалобно дребезжали и стены дрожали, а чашки на столиках чуть подпрыгивали.
Рина в очередной раз направила на меня задумчивый взгляд, но говорить ничего не стала, улыбнулась и снова отвернулась к большому окну, рядом с которым мы сидели на двух маленьких беленьких диванчиках напротив друг друга.
Вообще-то, когда Ренар вывел из магически изолированной тюремной камеры в коридор и спросил «К Рине?», кивнувшая дезориентированная случившимся я искренне полагала, что его портал вынесет нас в коридор или сразу в палату городского госпиталя, но… мы оказались на зелёной опушке посреди жаркого летнего дня и перед стеной тёмного, кажущегося непроходимым леса.
Мой изумлённый взгляд, загадочная улыбка любимого, его сжимающая мою ручку ладонь, шаг вперёд и сказанное с почтением:
– Сообщите младшей Царице, что к ней прибыла леди Эвард.
Лес в ответ пошевелился так, словно на него ураган налетел. Но как налетел, так и полетел себе дальше, а суровые тёмные деревья вновь стали безразличными, но откуда-то из кажущейся серой листвы на нас обрушилось громогласное, закладывающее уши невозможно ехидное:
– Как прибыла, так пусть и убывает отсюда. Границы закрыты.
Мне от такого стало жутко и откровенно не по себе, но лорд Армейд спокойно так, доброжелательно, вообще без угрозы спросил:
– Мне оставить вас без границ?
Серо-зелёная листва угрожающе зашумела и рывком раздвинулась, а на нас высунулось… что-то. Что-то явно было духом, потому как громадное лицо его сложилось из веточек, кореньев, листиков и ярких, буквально-таки сверкающих привлекающих внимание кокетливых розовых цветочков, усыпающих всю голову духа. А ещё у него реснички были тоже из этих цветочков, так что жуткие тёмные провалы глаз весьма оригинально подчёркивались ярким розовым контуром. И россыпь тех же цветочек на щеках, имитируя веснушки, и губы выделялись тоже ими же, так что… если вид лесного духа должен был пугать и страшить всех, кто подходил к границе леса, то кто-то явно просчитался.
И не знаю, как Ренар, но лично я стояла искренне шокированная.
Архимаг встретил гнев существа невозмутимо, спокойно, безразлично даже – истинно в духе Ренара Армейда.
– Лешего тебе в прадеды, Армейд! – раздосадованно сплюнул дух на землю.
На месте его плевка из земли мгновенно пробился десяток росточков, те вытянулись, обзавелись сочными листиками и распустились… розовыми цветочками!
Хранитель леса яростно зарычал, с ненавистью взирая на результат собственной несдержанности, после бросил нам мрачное «Ожидайте» и исчез, вернув лесу первоначальный вид.
И вот только когда мы остались одни, я придвинулась ближе к Ренару и изумлённо спросила:
– А что это сейчас было?
Лорд Армейд повернулся ко мне, обнял обеими руками, загадочно улыбнулся и поведал:
– Доай, страж земель Изумрудного дома.
И я вспомнила:
– Это дом Каррин! – обрадованно посмотрела на нежно улыбающегося любимого снизу вверх. – И про стража она мне рассказывала, что он вредный очень и у лесных есть одна большая общая мечта – «гадость эту упокоить»! А ещё, что всех очень печалит факт его бессмертности…
Ренар тихонько рассмеялся, склонился и оставил медленный нежный поцелуй на моих губах. И у адептки Государственной магической академии ноги подкосились и голова поплыла, но в чувство привёл громкий хмурый голос успевшего вернуться, а, может, и не уходящего никуда стража:
– Ничего, теперь все мечтают другую гадость упокоить, и тот, похоже, тоже теперь бессмертный! – на последних словах Доай перешёл на рычание, от которого задрожала земля и я.
Но Ренар даже не заволновался, однако меня обнял крепче, успокаивая. И я действительно успокоилась, вновь перевела взгляд с леса на его лицо, заглянула в глаза и… забыла, как дышать.
Чувство абсолютного счастья накрыло стремительно и основательно, закружило, лишая ощущения собственного тела и унося куда-то далеко-далеко, туда, где были только мы с ним, где…
– Лия! – громкий, искренне радостный
