приходилось напоминать, что реальность бытия живым животным в этом мире изменит многие его световые аспекты, которые она видела в Барьере. Все существа менялись в процессе жизни. Существа вечности наверху, мудрости и перспективы… их реальность на земле всегда была более сложной, беспорядочной, противоречивой, сбитой с толку.
По той же причине она не могла предполагать, что она знала его внизу просто потому, что она знала его вверху.
Она использовала своё зрение, чтобы запомнить каждую его черту, каждый привкус его присутствия, каждую структуру в его свете, которую она могла узнать и потрогать. Ей нужно как можно больше деталей о нём, которые можно объективно получить… во всяком случае, так, чтобы он не заметил её взгляд.
Как минимум, это нужно ей, чтобы отследить его, если он снова бросится бежать до того, как она наберётся смелости подойти к нему.
Она знала, что Шулеры тщательно оберегали его.
Галейт, их лидер, держал его поближе к себе.
Она знала, что молодой разведчик вполне комфортно совершает насилие — куда более комфортно, чем большинство видящих, даже разведчиков. Её дополнительно предупреждали, что он параноик.
Судя по своему сканированию, она также подозревала, что он наркоман.
Ему было около восьмидесяти лет, и он почти достиг своего полного взрослого роста, но не полностью. Но он уже был высоким, как его отец. Он был высоким даже по меркам видящих.
Она бы предположила, что в нём 195–198 см роста, если использовать человеческие мерки.
Она бы предположила, что его полный взрослый рост составит 200, а то и 205 см.
Вопреки её восприятию его света, он выглядел взрослым для своего возраста — в смысле, физически. Возможно, дело в содержании этих восьмидесяти с хвостиком лет, но его лицо выглядело более суровым, чем у большинства видящих его возраста или даже тех, кто прожил вдвое больше.
В глазах людей он выглядел, вероятно, на тридцать.
Не старше тридцати пяти.
Не моложе двадцати семи или двадцати восьми.
Его прямые чёрные волосы вороного оттенка свисали неровной линией, сейчас частично прикрывая глаза.
Те же глаза сверкали в тусклом потолочном освещении, пока он продолжал осматривать комнату. Его радужки были неразличимо бледными, почти полностью лишёнными света. Длинные волосы соответствовали нынешней человеческой моде, но он был относительно чисто выбрит в сравнении с многими человеческими мужчинами его возраста и носил лишь небольшую щетину в сравнении с полноценными бородами многих его современников.
Однако поскольку он сливался с толпой и притворялся человеком, её не удивило, что он позволил волосам отрасти.
И всё же она невольно заметила, что длинные волосы придавали ему скорее воинственный облик, нежели небрежный мягкий образ человеческого хиппи. Отчасти дело могло быть в нехватке волос на лице и в резких жёстких чертах лица, которые ничем не смягчались, но Кали подозревала, что дело не только в этом.
В той же манере длинные волосы делали его больше похожим на видящего.
Он не был красивым мужчиной, серьёзно.
Его черты лица сочетались меж собой слишком дисгармонично.
Его огромные глаза смотрели пристально и напоминали лампы на фоне загорелой кожи, высоких скул и немаленького носа. Его тонкие губы образовывали твёрдую линию над жёстким выдающимся подбородком, и в глазах тоже жила резкость, делавшая его скорее запугивающим, нежели красивым.
Он определённо не был хорошеньким, как многие её братья, ведь мужчины-видящие относительно славились симметричными чертами и красивыми лицами.
Но он был по-своему привлекательным.
Он также обладал яркой внешностью… даже сложно было отвести взгляд.
Кали видела, что странные серебристые света скрывают и затмевают его aleimi, и для неё это гасило ту привлекательность, но она знала, что те же света несомненно произведут противоположный эффект на других.
Даже сейчас она видела взгляды человеческих женщин, заметивших его.
Европейская репортёрша окинула повторным взглядом его лицо, затем худое тело с широкими плечами, смерив его откровенно оценивающим взглядом. Как будто сама того не замечая, она облизнула губы и продолжала смотреть на него. Её зрачки расширились, пока она пялилась на него в поношенных джинсах с кожаным ремнём. Тонкая тёмно-зелёная футболка, которую он носил, льнула к поджарым мышцам груди от пота, оставляя тёмное пятно от его шеи до грудной клетки.
Несмотря на удушающую жару, он также носил куртку — тонкую, кожаную и облегающую. Это говорило Кали, что к его боку пристёгнут как минимум один пистолет, а то и больше.
Что касается его, то он практически не обратил внимания на репортёршу.
Кали видела, как он бегло среагировал на взгляд женщины, мельком глянув на её обнажённые ноги, заметив отсутствие лифчика и продолжив осматривать комнату. Когда его разум вернулся к работе, он снова надел пустую рабочую маску тренированного разведчика.
Кали заметила, что у него эта маска была особенно неподвижной, особенно по меркам его возраста.
Если бы не характерные маркеры в его свете, она посчитала бы, что он намного старше. Неудивительно, что Галейт обращался с ним в такой же манере, давая обязательства, значительно превосходившие его годы.
Дигойз Ревик скрылся за этой маской и снова растворился в толпе, ускользнув из её поля зрения и продолжая как призрак обходить периметр.
Это нервировало её, даже если не знать, зачем именно он здесь.
На дворе был 1974 год.
Никсон только что ушёл в отставку с поста президента Соединённых Штатов после одного из худших политических скандалов ХХ века, который хотя бы не привёл к настоящей войне. Приютившая Кали страна, Соединённые Штаты, пребывала в хаосе.
Тем временем война в Юго-Восточной Азии продолжалась как будто без конца, хоть Соединённые Штаты и наконец-то уменьшили своё присутствие на континенте, предпочитая вместо этого подкидывать деньги армии Южного Вьетнама.
Стоя на пресс-конференции в центре Сайгона, в подвальном зале для совещаний через дорогу от известного отеля «Каравелла», Кали внезапно почувствовала себя странно, как не чувствовала себя уже очень давно.
Она его наконец-то нашла.
Мужчину, который будет супругом её нерождённой дочери.
И даже со всем остальным, что она знала, эта мысль показалась Кали жутковатой.
Теперь он представлялся именем Ревик.
Дигойз Ревик — это означало, что он происходил из одного из старых гималайских кланов с хорошими связями. Те кланы, первыми иммигрировавшие в Китай и Индию из пещер Памира, обычно держались так, будто имели «высшую кровь» в сравнении с теми, кто пришел позже.
По типичному традиционному протоколу имён видящих Старого Мира его имя, Ревик, шло после его фамилии Дигойз.
Кали знала, что Ревик испытывал лишь презрение к этим
