своего пива и слегка поморщившись.
— Скоро? — спросил он. — Через сколько дней?
Мужчина покачал головой.
— Он не поедет через Сайгон…
— Я и не хочу, чтобы он ехал через Сайгон, — прорычал Ревик, уставившись на него. — Через сколько дней мы сможем вмешаться?
— Насколько близко тебе надо подобраться?
— У меня нет лимита, — сказал Ревик. — Мне просто нужно предупреждение заранее, чтобы я смог организовать транспорт. Насколько близко они будут?
Голубые глаза мужчины расслабились.
Он один раз кивнул.
— Он просил передать тебе, что он будет на воздушной базе Фанранг. Через неделю. Тебе надо вмешаться до этого… иначе американцы их заберут, — он фыркнул, слезая со стула и глянув на Ревика. — Он говорит, чтобы ты привёз деньги. Ты не будешь разочарован. Он говорит, что там много хорошеньких маленьких девочек.
Ревик почувствовал, как его челюсти напряглись.
Он посмотрел на человека и подавил желание скормить этому мужику пулю из его же пистолета. Заглушив этот порыв, он лишь отвернулся и отказался комментировать, пока мужчина тупо улыбался ему.
— Мы больше не будем встречаться вот так, — сказал Ревик, бросив на человека мрачный взгляд. — Дай точные координаты места консьержу в отеле «Цветок Лотоса»… а также точное время встречи.
Человек выглядел озадаченным, но лишь кивнул.
Хмуро глядя в спину русского, пока тот направлялся к двери странными, излишне широкими шагами, свойственными многим человеческим мужчинам, Ревик гадал, может, стоит всё равно его убить. Если поблизости находились видящие, то этот парень служил ходячим билбордом с рекламой того, что Ревик делал, и это добром не кончится, если на него наткнутся коленопреклонённые.
Он убьёт его после передачи товара.
А пока он не мог позволить себе запороть сделку.
Когда он подумал об этом, в его сознании раздался голос.
«Не волнуйся, возлюбленный брат, — пробормотал знакомый голос. — Людям недолго осталось контролировать эту торговлю».
Ревик фыркнул.
Подняв стакан, он посмотрел на своё отражение в грязном зеркале за баром и глотнул пива.
«Лучше бы так и было, — послал он мгновение спустя. — Или я серьезно лажаю с работой, для которой ты послал меня сюда».
Галейт улыбнулся в сознании Ревика.
«Я не сомневаюсь, что ты превосходно выполняешь работу во всех её аспектах, брат мой. Я точно это знаю, ибо невольно слышу новости о твоих делах через сеть».
Ревик кивнул, ценя комплимент.
И всё же он не мог не выпустить часть своей злости из-за этой ситуации теперь, когда у него появился сочувствующий слушатель.
«Эти люди — дерьмо собачье, — пробормотал он в сознании своего босса. — Даже по меркам людей. Когда закончим, нам надо выстроить их всех вдоль стены и избавить мир от них. Просто перестрелять всех. Или поджечь, если не хочется тратить пули впустую».
Галейт усмехнулся.
Когда его голос раздался вновь, он прозвучал мягче, чем у Ревика.
«Вот почему я посылаю на эти задачи тебя, брат, — заверил другой мужчина. — Ты способен совершать непростые поступки в нужный момент… и правильные поступки, когда момент миновал».
Ревик снова фыркнул.
И всё же удовлетворение переполнило его свет, пока он смотрел на своё скуластое лицо в зеркале за баром. Он достаточно хорошо знал своего босса, чтобы знать — ему только что дали разрешение.
Конечно, это нельзя сделать прямо сейчас.
Эта сеть нужна им на протяжении ещё восьми-девяти месяцев.
Но в итоге этот потный улыбающийся мудак, который с огромной улыбкой на пьяном лице шутил про изнасилование детей видящих, столкнётся с неким подобием правосудия.
В конце концов, он же призрак.
А что толку от призрака, за которым не стоит хорошей страшной истории?
Возможно, Ревик не сумеет остановить работорговлю юными видящими. Возможно, он не сумеет спасти всех детей, которые уже попались в эти сети. Возможно, он даже не сумеет замедлить темпы этой торговли теперь, когда люди начали понимать коммерческий потенциал видящих, и не только для армейских нужд.
Но он мог спасти хотя бы некоторых из них.
Он мог предложить некоторым свободу, хотя бы вовлекая их под защиту Организации, пока они ещё молоды и не слишком сильно пострадали.
Возможно, он не сумеет наказать всех людей, которые участвовали в этой садистской торговле, и уж тем более всех, кто получил прибыль от плоти и крови его братьев и сестёр… кто безнаказанно насиловал их, шутил об этом, кайфовал и безмятежно спал по ночам, не думая о разрушенных жизнях и разбитых сердцах.
Возможно, он вообще ничего не сможет исправить.
Он определённо не мог заставить их понять, что они натворили. Нельзя обучить животное сопереживанию.
Нельзя даровать душу тому, кто её лишён.
И всё же он мог получить небольшое удовлетворение от того, что хоть некоторые червяки-социопаты погибнут от пули из его пистолета.
Он мог быть их призраком, их ангелом смерти в маленьких уголках света, куда он заглядывал.
Пока что это всё, что у него было.
Пока что придётся довольствоваться этим.
Глава 3. Кали
Она наблюдала за ним, заворожённая тем, как он двигался, заворожённая почти тяжёлой походкой, которая всё равно казалась странно хищной.
Он вот только что вошёл в заднюю часть аудитории, а она уже едва не потеряла его в толпе.
Она могла бы вообще упустить его, если бы её свет не послал сигнал с самого верха — намного выше, чем она ощущала свой aleimi при обычном сканировании.
Но теперь она его заметила.
Теперь она не могла заставить себя отвернуться.
Лёгкий слой пота покрывал его шею и лицо, как и практически у всех в помещении, включая её саму, вопреки тому, как сильно работали вентиляторы, вращавшиеся над их головами.
Кали искала его месяцами… годами.
Странно было наконец-то встретиться с ним.
Странно было видеть его в физической реальности, а не как свет или мираж присутствия в её разуме, в Барьере или во снах.
Это также дезориентировало. Она была одной из немногих живущих, кто знал, кто он на самом деле под этой лишённой выражения маской.
Вопреки тому, что уже случилось в его жизни, он всё равно казался ей молодым.
С точки зрения Кали он и был молодым, хотя она знала, что он мог не чувствовать себя таким и не оценил бы, если бы ему сказали такое в лицо. Как и большинство видящих-мужчин, он наверняка чувствительно относился к своему возрасту.
Похоже, весь противоположный пол был таким.
Мужчины-видящие, похоже, никогда не расхаживали с сексуальной уверенностью, пока не доживали до двухсот-трёхсот лет. Вопреки тому, кем он был, Кали сомневалась, что он как-то отличался.
Ей
