тяжей, которые долгое время препятствуют разрушению в вакууме. Без воздуха могу обходиться в течение двух часов. Словом, – она невесело усмехнулась, – биоформ.
– А ваша психика?
– В каждого из нас заложен определенный психотип. Что до внутреннего мира, то тут создатели пошли экономическим путем, – она ядовито усмехнулась. – Ну, конечно, кто же будет разрабатывать личностный комплекс для каждого биоформа? Этак он по стоимости приблизится к человеку. Я имею в виду обучение, воспитание, затраты на содержание. Поэтому в нас вкладываются обрывки чужих воспоминаний, которые, конечно, никак не могут восприниматься как свои, поскольку не привязаны к личности и лишены эмоциональной основы. Зато все пережитое нами запоминается на хорошей эмоциональной основе и служит для построения внутреннего мира. Такие способности в нас заложены. На нашу беду, кстати.
– Это отчего же?
– Вы же знаете о том, что такое комплекс неполноценности? Нам это свойственно в очень сильной степени. Наши создатели безжалостны, – в огромных глазах медленно всплыли слезы.
Александр иронически проговорил:
– Ой, ой, какие мы нежные.
Помощница сердито сказала:
– Правильно Кривцов о вас сказал: вы сухарь и формалист.
Уже совершенно серьезно Александр заговорил:
– Ваши создатели, Анна, бесконечно добрые и мудрые люди. Неисчислимо огромные количества отдельных людей, социальных групп и целых народов испытывали и испытывают жесточайшие комплексы. В том числе и тот, о котором вы говорите. Но они преодолимы, понимаете меня? Раз вы их испытываете, значит, можете от них избавиться. Вам дается уникальный шанс совершенствоваться в духовном строительстве. Вы можете обзавестись волей, упорством и прочими, чисто человеческими качествами. Только в отличие от нас, употребить их на благие дела.
Анна пожала худенькими плечами:
– В нас заложена бездна всяких запретов. Мы не можем конкурировать с человеком.
– Запреты для того и существуют, чтобы их нарушать. Если люди решили уподобиться Творцу, пусть разрешают проблемы, связанные с творчеством.
Анна слушала очень внимательно.
– А и в самом деле, кто мне помешает стать человеком?
Командир расхохотался:
– Анна, успокойтесь, не комплексуйте, вы и так человек. Не нужно быть особенным специалистом, чтобы понять это.
Помощница долго и пристально посмотрела на него:
– Не шутите так, командир.
– Без всяких шуток. Это очень серьезно. Вас что, смущает ваше искусственное происхождение? Но многие из моих коллег, побывавших в жутких переделках, на три четверти состоят из органов, подобных вашим. И что, от этого они перестают быть людьми?
Он нервно заходил по рубке. Проклятый вопрос разрешился сам собой. У него, наконец, сложилось свое, отчетливое мнение.
– Если б вы знали, каким противником биоформов в вашем нынешнем виде я был еще сутки назад. Мое мнение изменилось на противоположное. Это произошло подсознательно – засуньте человеческую личность хоть в крокодила, он не перестанет быть человеком. Да, он будет другим, но останется человеком.
Он покрутил носом, посмеялся:
– Хотя вопрос, конечно, очень сложный. Случалось так, что люди, лишенные социума, совершенно дичали. В таких случаях чрезвычайно важны резервы духа.
Повеселевшая Анна ставила на зарядку конденсаторы накопителей.
– Не могу сказать, что вы меня убедили. Но, во всяком случае, поддержали. Спасибо.
Александр поморщился: возись теперь с тонкостями психологии биоформов. Можно было, конечно, оборвать все эти диалоги в приказном порядке, но он всегда предпочитал ладить с экипажем. Подумаешь, биоформ. Он вспомнил, как им с Кривцовым досталась на борт англичанка – совершенно сатанинская баба. Она летела на Даун-Гош с инспекцией тамошних тюрем. Переносить ее нормальному человеку не было никакой возможности, однако, они с Федорычем обработали и ее. А тут какой-то синтетический цыпленок. Он приобнял помощницу за плечи и проникновенно сказал:
– Анечка, я ничего не смыслю в психологии вообще, в психологии биоформов в особенности. Я обычный поисковик, пилот-десантник, костолом. Я весь – один большой рефлекс. В штатной ситуации надлежит делать то-то и то-то, в нештатной – нечто другое, что подробно расписано в инструкциях. Так что не терзайте меня умными разговорами. А вот на Оке я знаю одну чудную бухточку. Если мы останемся оба в живых, тьфу-тьфу, конечно, то махнем туда. Представьте себе – зеленая река в оправе ракит, прозрачная вода, песок и никакой психологии, никаких комплексов.
– Вы собираетесь махнуть на Оку с биоформом?
– А я никому не расскажу, что вы биоформ.
Он подмигнул ей:
– Мы будем купаться при луне нагишом.
Анна сделала чопорное лицо:
– Наглец, как вы смеете делать даме такие неприличные предложения?
Шестифутовый наглец хохотнул:
– Скажите, какая тургеневская барышня! Я всем своим дамам рано или поздно делаю такие неприличные предложения и ничего, никто не обижается.
Анна деловито сказала:
– Если вы ждете, что я от этого откажусь, то напрасно – я не такая уж дура. Принимается.
– Ну, вот и договорились.
Обстановка совершенно разрядилась и вовремя. Зазвучал трехтонный сигнал, компьютерный баритон проворковал:
– Внимание, приступаем к торможению. Первый этап, отрицательная перегрузка 2g.
Александр развернул кресло спинкой к ходу, выдвинул дублирующую приборную консоль. Начинался неприятный этап полета: торможение шло в форсированном режиме, перегрузка на конечном этапе должна была достигнуть четырех «же». Помощница только застегнула фиксирующую систему, разворот кресла проигнорировала:
– Не люблю двигаться вперед спиной. Да и приборы не видно.
Перегрузка надолго уложила их в кресла. Наконец, нудная процедура закончилась – «Зеро» подходил к стартовой позиции. Александр вновь подивился, когда Анна доложила:
– Мы точно в створе реперных маяков! Осевое отклонение – ноль.
Огромная махина корабля вползала в центр квадрата, образованного четырьмя маяками. Надо было подвесить «Зеро» в перекрестии диагоналей, скорректировать положение по матрице-шаблону, устранив разного рода небольшие отклонения.
– Ну, что же, пилот, приступайте к ориентированию судна, – сказал он, быстро отключая все механизмы, без которых можно было обойтись – во избежание гравитационных помех.
– Есть, командир! – Анна выдвинула сенсорную панель, уложила кончики пальцев в лунки. Пилоты почти не пользовались этой штуковиной: нужно было, подобно йогу, избавиться от всех посторонних мыслей – шумы приводили в действие механизмы идеомоторики, и результаты, почти всегда, были плачевными.
Зато помощница управлялась с панелью так, что любо-дорого было посмотреть. Александр с завистью смотрел на синтетического цыпленка: поставила дискретность выхлопа на самый короткий импульс, развернула сопла корректировочных двигателей в разные стороны и заиграла на них, как на органе.
Он внимательно уставился на большой экран УАСа, куда Анна вывела проекцию с компьютера: на плоскость четырех маяков накладывалась условная плоскость корабля. Сверху еще и проекция матричного шаблона. Все три плоскости должны совпасть по нулевым отметкам.
Лицо у помощницы напряженное. Она разворачивала на экране коробку из двух первых квадратов, короткими импульсами устанавливая их строгую параллельность. Квадраты слились в одну плоскость, она стала
